Элейн Кроуфорд - Вещие сны

– Северо-западная территория, вдоль русла Миннесоты.

– Это в Миннесоте, не так ли?

– Считайте так, – губы Дорсета задвигались немым движением и растянулись в улыбке, открывая ряды ровных белых зубов. – Иначе дело не сдвинется, – недовольно продолжил Джейк.

– А где вы родились, мисс Чэмберс?

– Иллинойс, Пеория.

– О да, – владелец лавки улыбнулся и кивнул, что-то вспоминая. – Чудный городок. Бывал там однажды.

– Спасибо. Мы гордимся им.

Входная дверь заскрежетала, привлекая всеобщее внимание.

– Сэм, ты как раз вовремя, – начал было мистер Дорсет, обращаясь к плотному мужчине в тяжелом переднике кузнеца.

– Вовремя для чего? – осведомился тот.

Его лицо было постоянно красным от пребывания в жаре кузницы.

– Джейк женится на последней женщине, прибывшей из Сент-Луиса, а ты мне нужен в качестве свидетеля.

– Мои поздравления, – Сэм хлопнул мистера Стоуна по спине своей грязной от сажи рукой. – И получше приглядывай за ней. Вот Хэнк Райнс привел свою серую подковать сегодня утром. Его невеста сбежала.

Мистер Стоун посмотрел на владельца лавки.

– Это правда?

– Да. Она обнаружила его мешок и прихватила с собой.

– Он выбрал ту рыжую, верно?

– Да, ту, с большой грудью, – подтвердил Сэм.

Мистер Стоун прищурился.

– У нее будут проблемы с фигурой, – заметил владелец лавки. – Она не такая высокая, как наша мисс Чэмберс. Мисс Чэмберс вела себя как настоящая леди все две недели, что провела здесь.

– Спасибо, мистер Дорсет. Конечно, я намереваюсь полностью спасти свою честь, – сказала она уверенно, но ее дрожащий голос выдавал оскорбленное самолюбие.

– Итак, давайте начинать, – сказал мистер Дорсет. – Джейк, возьми Рэчел за руку. Берешь ли ты эту женщину…

Огромная рука мужчины овладела ее рукой, приведя в движение механизмы памяти. Воспоминания из детства. Она увидела себя гуляющей по широкой дороге с отцом, ведущим ее за руку. Ее папа был таким добрым, отзывчивым. Он был настоящий джентльмен. Он, бывало, гулял с ней на островах. Но потом уже не стало островов. «Только я и три незнакомых человека, стоящих среди прилавков и мешков в магазине сухофруктов».

– Рэчел, мисс Чэмберс, – привел ее в чувство голос Хомера Дорсета.

– Что? Извините, что вы сказали?

– Обещаешь ли ты любить, быть верной, повиноваться в радости и горе, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, отказывая другим до тех пор, пока смерть не оборвет твой путь?

Помоги ей, Господи! «Да».

– Тогда я объявляю вас мужем и женой. Джейк, теперь ты можешь поцеловать свою невесту.

Джейкоб Стоун повернулся к Рэчел и наклонился со своей большой высоты. Его глаза устремились к ней с удивительно интимным приглашением.

Сердце Рэчел бешено забилось. Горячая волна коснулась ее щек.

– Ну же, – настаивал мистер Дорсет. – Целуй ее.

Великан глянул на лавочника и кузнеца. Его губы дрогнули в кривой усмешке, затем он аккуратно погладил ее губы своими. Его жесткая борода щекотала, но какая-то напряженность и нежность обещала другие, более интересные поцелуи.

Дикий звон в ушах все продолжался.

– Ну, теперь мы спокойны, о ней позаботятся, – с облегчением вздохнул владелец лавки. – Джейк, нам надо уладить с одним счетом.

– Что ты имеешь в виду?

– Так, небольшое дельце: комната миссис Стоун и счет за две последние недели. Около 4 долларов. Потом здесь ее сундуки, целых пять. Гриффин сказал, перевезти их стоит кучу денег. Около 20 долларов.

– Пять сундуков? Сколько же платьев надо женщине?

– Моя одежда только в одном, мистер Стоун, – четко произнесла Рэчел. – Другие полны предметов домашнего обихода. Посуда, белье, одеяла, медикаменты. Я думаю, вы найдете это более дорогим, чем плата за провоз багажа.

– Другое дело, – медленно произнес он.

Его рука отправилась в карман за несколькими монетами, переданными затем лавочнику.

– О, я забыл, – сказал мистер Дорсет, смахивая монеты себе в карман. – Еще 50 центов за мои услуги.

Стоун бросил еще пару монет в толстую ладонь.

– И пока Сэм здесь, я бы на твоем месте попросил его помочь перенести сундуки. Некоторые из них выглядят весьма внушительными.

– Конечно, буду рад, – сказал кузнец.

Рэчел пошла вперед, чтобы собрать необходимое. Она сложила вещи в один сундук, затем подошла к другому и достала нежно-голубую шляпку, украшенную розовыми кремовыми розами из сатина, затем пару соответствующих перчаток… и все время чувствовала взгляд мистера Стоуна.

Закрыв последний замок, она отошла в сторону, пропуская мужчин.

Они понесли первый сундук в фургон, и Рэчел шла следом до входной двери, где остановилась, чтобы одеть шляпу и перчатки. Мускулы Джейка Стоуна перекатывались и вздувались, натянув до предела ткань его грубой рубашки, когда они ставили сундук с кухонными принадлежностями на телегу. Глядя на него, она чувствовала волны дрожи, пробегавшие по телу, но, к удивлению, это происходило не столько от страха, сколько от мыслей о его руках, ласкающих ее, о его запахе.

Внезапно очнувшись, Рэчел оглянулась. Как она позволила себе заглядывать так далеко? Но затем вспомнила, как много разговоров слышала она за прошедшие несколько месяцев о щекотливых моментах в жизни порядочных женщин. Она слышала и хриплое хихиканье проституток, их разговоры громким шепотом. Она не смотрела в сторону Стоуна до тех пор, пока не был перенесен последний сундук. Он повернулся к ней с уверенной, обещающей усмешкой, усмешкой, не оставлявшей никаких сомнений относительно его планов на ближайшее будущее.

– Время идет, – сказал Джейк.

Время идет. Она выдавила улыбку и ледяные мурашки страха снова поползли по спине. Она, конечно, знала, что ее везли в Орегон выдать замуж за колониста. Везли по морю в компании с более искушенными женщинами. Почему она не была разумной и не задала им пару вопросов, ответы на которые ей очень бы помогли сейчас? А теперь она здесь, готовится уезжать в глушь с этим великаном. Из всего она знала только одно: он был сдержан так же, как варвар, как пират из ее ночного кошмара.

Время идет. Слова отдавались в мозгу, как эхо, окружая, заманивая ее.

Со всей бравадой, на которую была способна, Рэчел пошла вниз по ступенькам за Джейком Стоуном.

Он по-хозяйски положил руки ей на талию и подсадил на платформу с такой легкостью, с какой средний мужчина подымает мешок пуха. Скамейка прогнулась, когда он сел. Рэчел оказалась отделена от него солидным слоем материи, но сила его тела волновала ее. Она вскочила и пересела подальше, смущенная больше его мужественностью, чем неуклюжестью. Мистер Стоун взглянул на нее и ухмыльнулся. Неужели он тоже это почувствовал?

– Извините, – наконец, спохватилась она.

Он обернулся. «Спасибо, Хомер».

Затем, собрав вожжи, перекинул их через спину лошадей. Фургон дернулся, а потом покатился по пустым улицам по направлению к пристани.

Они проехали двухэтажное белое здание гостиницы, стоявшей напротив маленьких домиков с крутой крышей. Там мистер Стоун обернулся и кивнул кому-то. Он заслонял собой собеседника, и Рэчел не могла видеть, кто привлек его внимание.

– Маклин!

Его приветствие было похоже на вызов. О да, Рэчел помнила того лесоторговца, о котором разговаривали Стоун и мистер Дорсет. Она хотела посмотреть, обнаруживает ли враждебность ее муж. Но он не выказал и намека на эмоции. Они проехали серые конюшни и несколько зданий лесопилки, прежде чем добрались до парома, который должен перевезти их через реку Виламет.

Звуки были слышны только у заводского пруда, где два работника, стоя на плотах, длинными жестами подталкивали бревно к стремнине.

Рэчел оглянулась на Индепенденс, нескладную деревню, расположившуюся вдоль быстрой реки, и кивнула на прощание мистеру Дорсету, единственному человеку, которого она знала в деревушке. Он был единственным, кого она видела в течение долгих двух недель, проведенных в задней комнате лавки. Только он приходил, чтобы дать ей хинин, когда ее трясла лихорадка.

Вновь обернувшись, Рэчел посмотрела через реку, затем на изрезанную дорогу, пропадавшую в густой, темной зелени. Сидя в тени Джейкоба Стоуна, она чувствовала паническое желание вернуться. Она вновь глянула на своего нового мужа. Что ждет ее на другом конце этой дороги?

Джейкоб Стоун осторожно вел повозку через реку, вода которой была такого оттенка, что почти сливалась с зеленью кедров и тауги,[1] растущей по обеим сторонам реки. Темноволосый мальчишка, сопровождавший их на переправе, откровенно пялился на Рэчел с таким загадочным видом, будто у них была какая-то общая тайна. Она старалась не обращать на него внимания, зная, как нужно вести себя в подобных случаях.

Переправа была-таки завершена, и навязчивый мальчишка оставил их, наконец, наедине. Долгий и изматывающий путь, предстоящий им, начался в полном молчании, что смущало обоих. Рэчел казалось, что ее муж должен был бы засыпать ее вопросами или, по крайней мере, хоть немного рассказать о своем поселении и планах на будущее. «Быть может, ему неловко так же, как и ей?» – думала Рэчел. Однако, взглянув на ту, полностью расслабленную манеру, с которой Стоун управлял повозкой, она поняла, что этому человеку чуждо понятие «нервозность». Было похоже, что присутствие рядом женщины, незнакомой ему, но оказавшейся вдруг его женой, нисколько не трогает его и не вызывает желания познакомиться поближе.

«Что ж! – подумала Рэчел. – Мне, тем не менее, интересно, кто же, все-таки, мой муж…»

– Мистер Стоун, – начала было она.

– Зови меня Джейк, – отреагировал он. – Все зовут меня именно так.

– Спасибо, – поблагодарила она его за то, что молчание все же было прервано. – Вы, конечно же, зовите меня Рэчел.

На ее лице появилась вымученная улыбка – жалкая дань любезности, странной среди унылого пейзажа, окружавшего их. Утомленные лошади медленно втаскивали повозку на небольшой холм.

– Мистер Дорсет упоминал, что вы живете на ферме… Далеко ли до нее?

– Около 15 миль, – последовал лаконичный ответ.

«Пятнадцать миль до городка? О, мой Бог! – кричала ее душа. – Вот это путь!»

– Полагаю, у вас много соседей?

– Да нет, не так уж. Вот, разве Дженнингсы. Они живут недалеко, что-то около мили.

– Так далеко? – горестно спросила она.

– Не так уж далеко, чтобы дрова припасти и за скотом присмотреть, когда я в отъезде, – желчно произнес он.

На следующий вопрос она знала ответ – мистер Дорсет рассказал ей, – но нужно было спросить:

– А вы живете там один?

Тяжесть его необъятной руки опустилась на ее ногу, а брови задвигались: «Теперь нет».

Его рука поползла вверх и коснулась ее бедра, что чуть не заставило Рэчел выпрыгнуть из фургона. Она ухватилась за край сиденья.

Пожалуй, ее лицо отразило тот шок, который она испытала. Он усмехнулся, а потом, к ее изумлению, убрал руку, полностью переключившись на дорогу.

Рэчел отвернулась и попыталась справиться с тяжелым, прерывистым дыханием. Она попыталась сконцентрировать внимание на деревьях и разглядывала непроходимую чащу, образованную густым подлеском. Деревья сплетались и вылезали на дорогу – так и ее сердце вырывалось наружу, стуча, словно молоток. Может, 15 миль не так уж и далеко? Как же ей совладать с собой за такое короткое время? Однако прежде, чем они приедут, она должна найти нужные слова и рассказать ему о себе правду.

Хотя, как можно рассказывать незнакомому человеку о таких деликатных вещах? Но она должна. Или уже сегодня ночью ей придется иметь дело с тем грозным разрушителем из ее кошмара.

«О, папа, папа! Как мне это сказать?»

«Просто расскажи ему неприкрытую, чистую правду», – она почти услышала, как это сказал ее отец.

Он говорил вежливо, тихим, приятным голосом. Он был единственным врачом в Пеории, и на его долю часто выпадало говорить страшную правду. Но что, если мистер Стоун не поверит ей? Никто ведь не смог. Почему же он вдруг поверит? В конце концов, как может девственница быть проституткой?

Рэчел быстро взглянула в его сторону. Он сидел неприступный, как скала. С чего же начинать? Пожалуй, с того момента, когда папа решил отвезти маму в Нью-Мексико. Бедный папа! Это был отчаянный поступок. Он не мог поверить, что поздно менять климат, чтобы вылечить маму от чахотки. Так и получилось. Она не выдержала даже поездки на корабле до Сент-Луиба. Бедная мама… И папа. Он не мог пережить, что похоронил ее на одиноком кладбище вдали от дома.

Сент-Луис. Она съежилась при одном воспоминании о городе. Ей не хотелось бы увидеть это место снова. Гостиничная комната; папа, лежащий там целыми днями без еды. Слезы катились и катились по его щекам.

Смерть мамы, глубокое горе отца разрывали ее сердце. Потом он все-таки встал. Он очень аккуратно оделся и пошел искать, на чем можно было бы вернуться в Пеорию, но вернулся только заполночь и такой пьяный, что она не могла разобрать ни слова из того, что он говорил. Следующий день был повторением первого, и следующий, и следующий. Казалось, что папа умер вместе с мамой, а какой-то чужак занял его место. Она умоляла его отвезти ее домой, но он говорил, что дома слишком многое будет напоминать о маме. И причины для возвращения в Санта-Фе исчезли, умерли, были похоронены.