Корделия Биддл - Ветер перемен

– …голову даю на отсечение, ей не очень придется по вкусу, если старик узнает об ее распутстве. Даже если Джорджу наплевать… даже если он перестал интересоваться ею… даже если он забыл о супружеском ложе…

– Что за чушь вы городите, Огден! – ответил Браун. Говорить с Бекманом бесполезно, и без того ясно, что грызет его.

– Это я-то говорю чушь?! – пронзительно вскрикнул Бекман. Он поперхнулся, гласные не давали продохнуть. Он сплюнул, прочистил горло и рукавом вытер рот. От всей фальшивой личины респектабельного приближенного великого мира сего ничего не осталось.

– Ты… – выдавил он из себя, – ты…

Бекман понимал, что теряет власть над этим человеком. Его память перескочила к тому дню, когда он нанимал Брауна, давал ему имя, Боже ты мой, давал ему возможность перечеркнуть прошлое…

Перед глазами Бекмана встала Юджиния: Юджиния, приезжающая на причал в Ньюпорте утром в день отплытия, Юджиния, вся в белом с вуалью, развевавшейся за ней по ветру, как перья. Бекман запомнил этот момент очень отчетливо, потому что стоял тогда, замерев у окна каюты на верхней палубе, прижавшись к стеклу рукой, которая от напряжения стала похожа на замерзшую клешню. «Я стоял там и ничего не делал», – сказал он себе. Осознать это было очень горько.

– Ты… ты… – Бекман начал снова. От сознания поражения у него распирало грудь, ни одного нужного слова не приходило на ум. «Я хотел ее для себя, – вопила его душа. – Я хотел ее для себя». И потом его прорвало визгливым криком:

– Ты поставил под угрозу все задуманное дело, затащив в постель эту… эту шлюху и еще смеешь…

– Не смей этого говорить, – в голосе Брауна прозвучала сталь. Ошарашенный Бекман на миг замолчал.

– Так чего я не должен говорить, Джимми?

Бекман выпрямился и расправил плечи, потом подтянул рукава пиджака. У него заходили скулы, язык не находил покоя во рту, пальцы теребили клапаны карманов. Назвав Брауна по имени, он как-то даже приободрился.

– Ах ты, маленький Джимми, тебе же грош цена в базарный день… Так тебе не нравится то, что я говорю? Что ты всего лишь наемник… что тебя наняли выучить нескольких мартышек, как стрелять из винтовки… Ты же просто шут из табакерки: нажми на пружинку – и ты тут как тут.

Бекману стало легче. Он вообразил, будто танцует матросскую джигу, столько в нем вдруг заиграло боевого задора. Он переступил с ноги на ногу и вспомнил, что на нем вечерние лакированные туфли. Туфли придавали ему статус. Он стал почти прежним самим собой.

– Или ты против этого «дела»? Тебя высоко занесло, ты слишком велик для какого-то ничтожного мятежа, ведь теперь ты спишь…

– Не говори этого, Бекман.

– Так вот отчего ты такой чувствительный! Из-за того, как я называю твою любовницу?

Бекман снова возликовал, злость клокотала в нем, как в мальчишке-живодере, сдирающем шкуру с кошки. «Я вышиб Брауна из игры, куда ему тягаться со мной. И Юджиния моя. Неважно, как я заполучу ее, главное, заполучить». – Бекман самодовольно вздохнул.

– Ты не можешь слышать, как Юджинию называют шлюхой?

И в тот же миг, не успели они оба оглянуться, как Браун набросился на Бекмана. Удар по ребрам, второй в живот, третий прямо в челюсть, и Бекман рухнул на пол, не успев поднять руки.

Браун встал. В трюме стоял запах, какой бывает у смерти. Браун наклонился и пощупал пульс на шее. Бекман потерял сознание, но не умер. Не умер пока.

«Тело нужно убирать, – решил Браун. – Придется вытащить его на палубу и столкнуть за борт». Дело принимало опасный оборот. Это было знакомо. Простая задача, решаемая привычно и быстро.

Браун поднял Бекмана за ноги. Тело было тяжелым и неуклюжим и слегка перекатывалось, словно с трудом прилаживаясь к незнакомым обстоятельствам. Браун потащил Бекмана за лодыжки, потом потянул за руки и наконец схватил за воротник пиджака. «Мне повезло, – мельком заметил про себя Браун. – У него был порядочный портной».

В коридоре пришлось поспешить – Браун не мог рисковать. Но счастье ему улыбалось: вокруг ни души, для стычки Бекман выбрал самый глухой час перед рассветом. Скорее выбраться из коридора, на палубе будет легче. А там, на палубе, нетрудно изобразить падение за борт. Будет походить на несчастный случай. К тому времени, когда хватятся Бекмана, от тела не останется и следа. Судно расстанется с ним, как с вчерашними отбросами.

«Но теперь уже нет дороги назад. Прощай, Юджиния, прощай, домик с живой оградой и коляской, запряженной пони в переулке. Не выйдет обосноваться на одном месте, не будет тихой жизни. Я убираю Бекмана и остаюсь, каков я есть. Убираю Бекмана, и приходит конец мечтам». «Но это и было мечтой, и ничем другим, – возразил другой голос. – Мечта. Тигру не сменить своей полосатой шкуры, тебе тоже».

Браун протащил тело Бекмана через выход на верхнюю палубу и подкатил к перилам у борта. «Все нужно сделать наверняка, – напомнил он себе, – чтобы потом не произошло внезапного воскрешения мистера Огдена Бекмана и не рассказывали сказок о чудесном спасении утопающего проходящим этим же курсом кораблем».

Браун вытащил из потайного кармана в брючном ремне осколок отточенного, как бритва, и заостренного, как кинжал, стекла. Это был старый прием – осколок стекла в сердце, рана незаметна, не больше следа от булавочного укола, а орудие убийства полностью поглощается телом жертвы. «Получай свое, мистер Огден Бекман», – произнес про себя Браун.

Он поднял осколок, блестящий, тонкий, в предрассветном освещении он казался почти изящным, как сосулька. «Смерть может прийти с шумом, с грохотом, как при охоте на дикого кабана, – подумал Браун, – или медленно, как раскатистый свист по пустынным холмам; она может налететь, как ведьма с метлой, или безмолвно сидеть, поджидая своего часа у твоих ног».

Он нажал на стекло, и оно плавно, не встречая никакого сопротивления, вошло в тело Бекмана, как лопата в свежий чернозем или ложка в яблочный мусс. Он очень хотел, чтобы на этот раз не было такой легкости. Он очень хотел, чтобы сделать это оказалось сейчас намного труднее. Но получилось, заученно, рефлекторно, в один момент, без лишних раздумий. Браун надавил на грудь Бекману, чтобы острие вошло поглубже.

Сделав это, он перевалил тело за борт. Звук от удара тела о воду заглушили шум машин и плеск волн. Он получился не громче всплеска воды в деревенском пруду. Браун встал, отряхнул колени и подождал, оглядываясь по сторонам.

Есть вещи, которые никогда не забываются.

Но как мог Огден выпасть за борт? Его должен был кто-нибудь увидеть? Ночной вахтенный или кто-нибудь еще». Юджиния пристально смотрела в воду. Внезапно волны стали злыми, как человеческие лица. Во все стороны, куда бы ни посмотрела, она видела злобную толпу. Казалось, «Альседо» находился во власти стихии и был беззащитен, словно гувернантка с тележкой и перепуганным пони. – С таким же успехом это мог быть кто-нибудь из детей, один из моих детей, – попадает под перила, скользнет в воду, никем не замеченный, и так там и останется».

– Мы не можем повернуть и поискать? Юджиния смотрела по очереди на мужа и на Брауна, не обращая внимания на капитана Косби.

– Разве так обычно не…

Но все трое выступали единым облаченным в синее фронтом. «Зачем Джордж напялил на себя этот дурацкий наряд яхтсмена? – внезапно пришло в голову Юджинии. – И именно сегодня. Совершенно неуместный костюм. Это костюм виноват, для него это самое главное. – Вспомнив это слово, она еще больше рассердилась и отвернулась, чтобы не видеть праведно расправленных перед нею плеч трех мужчин. – Один из моих детей», – повторила она. Эта мысль крепко привязалась к ней.

Джордж ответил жене не сразу. Тут нужно было подумать о многом. Прежде всего, исчезновение Огдена – что это такое? Злоумышленный акт или несчастный случай, и имеет ли это значение? И есть ли до этого дело ему, Джорджу? Затем возникает деликатнейший вопрос о виновности или, по меньшей мере, ответственности. Потом щекотливая проблема Борнео: в какой степени и на чем скажется такой несвоевременный переход Бекмана в мир иной?

Джордж неотрывно смотрел на океан, и по выражению, его лица ничего нельзя было прочитать. «Господи, – думал он, – она слишком много хочет, от цивилизованного человека нельзя требовать, чтобы он так много думал, даже не выпив утреннего кофе».

– Нам его не найти, – проговорил Джордж наконец. Он побоялся взглянуть на жену.

– Если позволите, мэм.

Капитан Косби хотел успокоить Юджинию, хотя сам был очень сильно встревожен. За все годы морской службы он не потерял за бортом ни одного человека. Да еще в самую спокойную погоду, повторял и повторял он про себя. Слыханное ли это дело?

– Если я могу пояснить, то, с точки зрения практики судовождения, ваш муж совершенно прав. Мы никогда не найдем мистера Бекмана. Даже если бы он оставался жив, мы бы не смогли…

– О, какой ужас! – воскликнула Юджиния. – Брошен на произвол судьбы! Это все равно, что мы сами выбросили его за борт! Как можно так? А если бы это был…

Юджиния поняла, что еще немного, и она разрыдается. Этого еще не хватало, плакать по Огдену Бекману. Но Бекман в данном случае был равносилен чему угодно: стулу, корзинке для провизии, пачке писчей бумаги, пакетам для чистого белья. Все имеет душу, и ничего не выбрасывают просто так, от скуки.

Юджиния вдруг качнула головой, Джордж с капитаном Косби расплылись перед ее глазами и стали одним смазанным лицом, а Джеймс сделался бруском дерева.

– Что, если один из…

Джорджу до нельзя хотелось, чтобы жена наконец унялась. Ее ни на чем не основанные страхи совершенно выбивают его из колеи. Это же не был кто-то из ребят, и совершенно ни к чему разыгрывать мелодраму. Она точно так же металась в Африке, и смотрите, что получилось. Поль чувствовал себя отлично, вернулся из сафари подросшим, окрепшим мальчуганом, а мать его тем временем провалялась в постели с сотрясением мозга.

– Благодарю вас, капитан. Это все, – твердо произнес Джордж.

Он уже отряхнулся от прошлого и вернулся к настоящему. Бекмана нет, и никто ничего не может по этому поводу предпринять. Неприятная история, но такова жизнь. Если он сначала не утонул, то акулы довели дело до конца. А если ему удалось не расстаться с жизнью, «Альседо» ни за что не сможет его найти. Это все равно, что искать иголку в стоге сена.

– Что вы пытаетесь скрыть?

Юджиния не могла ничего поделать с собой, слова сорвались с языка прежде, чем она успела их остановить, но никто из мужчин не ответил. Они поджали губы, подобрали большие пальцы в ботинках, смотрели прямо перед собой и молили Бога, чтобы этот вопрос испарился.

– Тут дело совсем не в том, что мы что-то скрываем, Юджиния, – в конце концов ответил Джордж. – Мы просто ищем объяснения, какого-нибудь разумного выхода из создавшегося щекотливого положения.

Лучшего ответа не придумаешь. Джорджу не хотелось давать волю своему настроению, но все это ему чертовски надоело. Сцены, которые устраивает Джини, мягко говоря, сводят его с ума.

– Благодарю вас, Косби, – повторил он. – Вы нам очень помогли.

– Хорошо, сэр, – капитан Косби не уходил. Ему хотелось изложить свою версию, по которой дело выглядело так: Бекман поднялся один на палубу, когда она была очень скользкой. Он был в приличном подпитии, споткнулся, ударился головой. Но понял, что миссис Экстельм не в состоянии продолжать этот разговор.

Смерть – не очень подходящая тема для разговора с женщиной, сказал он себе. Такие дела требуют крепких нервов, решил Косби. Прекрасный пол – хрупкий сосуд.

– Очень хорошо, сэр. Мэм. – Капитан Косби отвесил два неловких поклона и направился к капитанскому мостику. Он выглядел выше ростом и строже, как будто своей смертью Бекман оказал его судну большую честь.

Юджиния даже не посмотрела вслед капитану, для нее он был просто одной из синих фигур, которая отделилась от своих близнецов. «Что они скрывают? – снова подумала она. Потом она вспомнила предыдущий вечер – пустую каюту, корабельный трюм, желтый свет, который очертил границу ее мыслям. – Где я находилась, когда Огден упал за борт? С Джеймсом? Или спокойно свернулась калачиком в своей постели?»

Юджиния не смела взглянуть на издевательски поблескивавшие волны или на палубу, которая была частью того, что не выполнило своего долга. Если на судне ничего не предусмотрено для предотвращения таких случайностей, то о какой безопасности может идти речь.

– Должны же мы что-то предпринять, – не унималась Юджиния. Эти слова она произнесла для себя в той же мере, как и для Джорджа.

Это обвинение было для Джорджа последней каплей. Мало того, что она обвинила его в обмане, хотя откуда у нее появилось такое представление – Джордж не мог сообразить. К тому же она хочет приклеить ярлык неумейки… В общем, это было последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Его свалили в одну кучу с Брауном, наемным работником, которого в любой момент можно выкинуть за дверь. Это же несправедливо.