Соня Мармен

Ветер разлуки

© Les éditions JCL inc., 2005

© Shutterstock.com / Oleg Gekman, обложка, 2015

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2015

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2015

Слова признательности

Хочу поблагодарить…

моих родных и друзей – за поддержку и содействие. Мистера Ангуса Маклеода – за помощь в оформлении диалогов на гэльском. Моего издателя Жан-Клода Ларуша и его коллектив – за их прекрасную работу. Беренжер Рудиль – за конструктивные комментарии и старательную корректуру.

…от всей души,

С. М.

Памяти моего предка Сэмюэла Мармена, солдата десятого королевского батальона ветеранов, который ступил на канадскую землю в декабре 1811 года под знаменами короля Георга III. Когда война закончилась, он сочетался браком с Кристин Ганье и обосновался в местечке Кап-Сен-Игнас, в нескольких километрах от города Монманьи. Ему посчастливилось начать все сначала. Иногда мне нравится думать, что описываемые мною события могли случиться и с ним…

Изгнание – это не когда ты оказываешься в чужой стране, это когда ты вдруг понимаешь, что оказался в теле человека, который тебе совершенно незнаком.

Мало кто из них вернется.

Уильям Питт, британский военный министр

Всевышний, открой предо мной врата ночи… дабы я мог в ней скрыться.

Виктор Гюго, Veni, vidi, vixi, «Созерцания», 1856 г.

Историческая справка о Семилетней войне

Мирный договор, заключенный в 1748 году в городе Экс-ла-Шапель, положил конец войне за австрийское наследство. Восемь лет Европа наслаждалась относительным спокойствием, но недовольных распределением сил на политической арене осталось немало. Союз, заключенный Францией и Австрией, двумя извечными врагами, послужил причиной новых столкновений с Великобританией. Изменение внешнеполитической ориентации сильнейших держав Европы, так называемое «переворачивание альянсов», стало отправной точкой Семилетней войны, которая развернулась на нескольких континентах и быстро приобрела масштабы мировой. Великобритания в союзе с Пруссией и Ганновером выступила против коалиции, состоящей из Франции, Австрии, России, Саксонии, Швеции и Испании.

В Северной Америке запахло порохом задолго до официального начала конфликта. Весной 1754 года отряд под командованием двадцатидвухлетнего уроженца Виргинии Джорджа Вашингтона напал на французскую дипломатическую миссию. Осада и взятие британскими войсками французского форта Босежур в июне 1755 года послужили началом наступления английских войск на Северо-Американском континенте. В том же году англичане приступили к принудительному выселению из Акадии французских поселенцев, впоследствии нашедших приют на территории Луизианы. Эти события получили название «Великой депортации».

В феврале 1755 года барон Жан-Арман Дискау с военным конвоем покидает порт Брест: французское правительство направляет на защиту Новой Франции шесть батальонов солдат (порядка 3300 человек). Британия, в свою очередь, отправляет за океан несколько полков, набранных в основном в Ирландии и Шотландии.

Начало войны на Северо-Американском континенте ознаменовалось битвой при Мононгахеле. На первых порах французы активно теснили противника, но скоро перевес оказался на стороне англичан. Закончился конфликт капитуляцией Квебека в 1759 году и Монреаля – в 1760 году.

Десятого февраля 1763 года Парижский мирный договор официально положил конец войне, победителем из которой вышла Великобритания. Отныне в Северной Америке предстояло уживаться двум разным культурам, и их сосуществование нельзя было назвать спокойным и мирным. Однако оно продолжается и по сей день.

В декабре 1763 года шотландский хайлендский полк Фрейзера, принимавший участие в сражении на Полях Авраама, был распущен. Многочисленные Фрейзеры, Россы, Маккензи, Рейды и Блекберны предпочли остаться в Канаде и взять в супруги женщин из семей французских поселенцев. Их потомки до сих пор живут в долине реки Святого Лаврентия и родным языком считают французский.

Глава 1. In memoriam[2]

Гленко, 1745 год


Этот день мог бы быть первым днем Творения, а мог бы – днем Светопреставления. Совершенно обычный день и в то же самое время – единственный в своем роде, какого никогда не было и не будет. Время… Вечное возвращение к истокам, непреклонное движение к концу, ведь у всего есть свой конец. Но я верю, что конец одного явления всегда становится началом другого, потому что во всем сущем дремлет Вечность.

То было прекрасное утро, прохладное и солнечное, какие нам часто дарит ранняя осень. Полупрозрачный туман ласково обнимал каменистые вершины гор, окружавших ложе речушки Ко, которая спокойно катила свои воды к озеру Ливен. Слушая хрустальное пение воды, разносившееся по долине, я вспоминала свою жизнь, жизнь моих детей и внуков. В жилах моих потомков текла кровь моего народа – живая вода, передающая историю отцов поколению их сыновей и внуков, неистощимый источник, питающий наши корни, чернила, которыми запечатлен факт нашего пребывания в этом мире. Мои дети – вот залог моего бессмертия. Благодаря им мой народ уцелеет в изгнании…

* * *

Даже солнце уже не могло согреть мои старые кости… Я сидела на лавке под вишней и слушала шепот листьев, которые так чувственно перебирал ветер, любовалась окрестностями, старалась запомнить яркую голубизну бескрайнего неба. Счастливые и горестные картины прошлого сменяли друг друга перед моим мысленным взором, мягко баюкали меня. Летняя жара сделала свое дело – холмы укрылись великолепным, согревающим взгляд осенним ковром оттенка охры. И пускай я не улыбалась, но в душе моей царила безмятежность. «Ждать осталось недолго…» – повторяла я себе снова и снова. Я не испытывала ни страха, ни сожалений. Небо словно бы опускалось над моей долиной, приглашая меня отдохнуть в своих бесконечных просторах. Загробный мир наконец открыл передо мной свои двери. Там я снова увижусь с Лиамом, любовью всей моей жизни… Я была готова к своему последнему пути.

Детский смех отвлек меня от размышлений. Младшие сыновья моего сына Дункана, близнецы Джон и Александер, размахивая деревянными мечами, играли с товарищами. Их худые голые, испачканные в грязи ноги под выцветшими килтами так и мелькали в пожелтевшей траве. Они были похожи на маленьких жеребят, скачущих на своих еще некрепких ножках, и я невольно улыбнулась.

– Какие они славные! – с умилением пробормотала я, не сводя глаз с детей. – А когда вырастут, станут отважными воинами… если будет на то Господня воля.

Дункан, который сидел рядом со мной, промолчал. Взгляд его блуждал по долине. В свои пятьдесят он был по-прежнему здоров и крепок, невзирая на множество ран, которые ему довелось получить. Две недели назад все мужчины, способные держать в руках оружие, покинули Гленко. Марион, жена Дункана, слегла с сильной горячкой, поэтому он отложил отъезд до той поры, пока недуг не отступит. Последние два дня она чувствовала себя лучше, так что пришло время и ему присоединиться к армии якобитов. Вдохновившись недавним прибытием в страну молодого принца Уэльского, сына Старого Претендента, армия двигалась к Эдинбургу, попутно принимая в свои ряды всех, кто желал раз и навсегда посадить Стюартов на трон Шотландии.

Я поплотнее закуталась в плед. Мои скрюченные от тяжелой работы пальцы дрожали, суставы с каждым днем болели все сильней.

– Как себя чувствует Марион?

– Сегодня ей лучше, и если бы не эта сырость, она бы поправилась быстрее.

– Да, это так… А ты, наверное, уже думаешь об отъезде?

– Наши наверняка догнали армию принца… – прошептал Дункан, обводя взглядом раскинувшуюся перед нами долину.

В стране снова вспыхнуло восстание…

Нельзя сказать, что мятеж охватил все земли к северу от реки Твид, как это было перед битвами при Килликранки в 1689 и при Шерифмуре в 1715. И все же он воспламенил сердца якобитов, разбудил в них страстное желание сбросить ненавистный гнет англичан. Этот огонь пылал в крови у Дункана, как в свое время – в жилах моего мужа Лиама, и, я знала это наверняка, уже зажегся в крови моих внуков…

Со времен последнего восстания прошло тридцать лет, поэтому новое поколение клана знало о нем лишь понаслышке. Старики рассказывали о давних событиях с упоением. Казалось, забылись и горечь поражения, и последствия мятежа, которые тяготели над кланом еще много лет. Нельзя сказать, чтобы репрессии со стороны англичан были особенно жестокими, однако они породили желание отомстить. Ну а время сделало остальное.

Было предпринято несколько попыток довершить начатое. Так, в 1719 году в Гленшиле мятежники объединились вокруг когорты испанцев в надежде преуспеть там, где граф Мар потерпел поражение. Два представителя семейства Китов, граф Маршалл с братом и Уильям Мюррей, граф Туллибардин, стали главными организаторами бунта. Но в сражении силы якобитов снова были разбиты, и предводителям кланов пришлось бежать в Европу. На несколько лет идея реставрации Стюартов была предана забвению. Все погрузились в повседневную жизнь с ее трудностями, которые ненадолго отвлекли мятежные умы.

Джордж Кит, граф Маршалл, нашел приют в Швейцарии и некоторое время служил пруссакам в должности губернатора кантона Невшатель. Мой брат, лорд Патрик Данн, с супругой Сарой последовали за ним. Я болезненно переживала это расставание: мы с Патриком всегда были очень близки, а Сару, сестру Лиама, я всегда любила как родную сестру. Пару лет мы регулярно переписывались. И вот в один грустный день 1722 года я получила послание от Сары, в котором она дрожащей рукой уведомляла меня о смерти моего брата. Его сердце перестало биться в начале весны.

Через год моя невестка вернулась в Гленко. К сожалению, смерть Патрика и длительное путешествие на родину, к любимым горам и долинам, подкосили ее здоровье, и зимой 1724 Сара скончалась. Детей у них с Патриком не было.

Мой брат Мэтью до сих пор жив. Он уже десять лет вдовец и живет у дочери Фионы в Стратклайде, на землях своего зятя лорда Сэмюэла Криктона. Расстояние и преклонные лета обоих не оставляли надежды свидеться, и мне было очень грустно думать об этом. Счастье, что мы обменивались письмами не реже двух раз в год.

Шотландия переживала трудные годы. Активное развитие промышленного производства обогатило Англию, но никак не сказалось на благополучии шотландцев. Экономика страны пребывала в стагнации, люди в своем большинстве жили очень скромно, если не сказать бедно. Акт об унии, подписанный в 1707 году, не принес обещанных выгод, и в сердцах шотландцев зрело недовольство. Контрабанда, ставшая едва ли не единственным источником достатка в стране, процветала. Англичане, которые из-за незаконного трафика недосчитывались значительной доли прибыли, вводили все новые налоги на производство и продажу виски и пива. Последствия не заставили себя долго ждать – начались мятежи, забастовки на пивных заводиках. Словом, создавалось впечатление, что наши соседи делают все, дабы разбудить наконец чудовище, дремлющее в сердце каждого якобита…

Нарастающее волнение в стране встревожило британский парламент. Непокорных шотландцев надлежало усмирить и подчинить прежде, чем недовольство выльется в новое восстание. С этой целью правительство разместило на территории Хайленда несколько военных отрядов, которым было вменено в обязанность умерить пыл горцев. По приказу генерала Уэйда, командующего силами королевской армии в Шотландии, особые отряды солдат вгрызались в гранит Хайленда, прокладывая дороги, которые должны были облегчить военным доступ во все уголки страны. Он же инициировал восстановление всех существующих фортов и приказал построить форт Август на северном берегу озера Лох-Несс. В довершение всего в кланах Хайленда, верных ганноверскому дому, Уэйд набрал полк, который получил название «Черная стража».

Большинство горцев враждебно встречало любые перемены. Предводители некоторых кланов пытались усовершенствовать традиционные приемы земледелия, однако население упорно противилось всему «английскому». Наш клан не стал исключением. Контрабанда и кража скотины у соседей оставались главными источниками наших доходов. Благодаря им мы выживали, от них шли и наши самые большие беды.

С годами Лиам расширил свою сеть незаконной торговли спиртным и табаком. Одним из его постоянных пособников стал житель Глазго по имени Нейл Кэддел – человек, не обремененный высокими моральными устоями. У Кэддела было несколько факторий в американских колониях, он сам устанавливал цены и не платил англичанам пошлин, которые считал мошенническими. «Эти их законы обогащают правительство деспотов!» – часто повторял он.