– Пожалуйста, не хмурься, – сказала герцогиня. – Это совсем тебе не идет и оставляет морщины. А теперь иди и приготовься. Я дала указания, как тебя одеть.

Когда Виктория ушла, герцогиня послала за фрейлейн Лезен.

– Это визит в Ройял-Лодж, – сказала она. – Конечно, она должна ехать, но это несколько необычный дом.

Фрейлейн Лезен воздела руки вверх. Подобно герцогине, она очень удивлялась тому, как англичане вели свои дела. Иногда она думала, что у них полностью отсутствует дисциплина. Вот почему она страстно желала, чтобы Виктория была воспитана в тевтонском духе. На большинство вопросов герцогиня и фрейлейн Лезен смотрели совершенно одинаково; они были двумя немками в чужой стране.

– Эта женщина живет в доме короля, хотя люди говорят, что она предпочла бы оставить его.

– Особенно шокирует тот факт, Ваше Высочество, что ее семья тоже там.

– Позор! Леди Конингхэм, ее муж и дети – все живут под одной крышей с королем! Я считаю это совершенно недопустимым. Если бы он жил открыто при дворе, было бы другое дело. Но король уединяется и живет то в грязи загородного дома, где проводит большую часть времени в постели, то в восточной роскоши «Павильона» или Карлтон-хауса, как… какой-то султан.

Фрейлейн Лезен опустила глаза. Нельзя присоединяться к критике королевской семьи, даже если критика исходит от члена королевской же семьи, когда тебя специально не просят об этом.

– И вот в такую… семью… едет Виктория.

– Я надеюсь, Ваше Высочество, что леди Конингхэм там не будет.

– Это принесло бы большое облегчение.

– Вы хотите, чтобы я предупредила Викторию?

– Я обдумывала это вопрос. Пожалуй, при здравом размышлении, разумней ничего не говорить. Я сделаю все, что в моей власти, чтобы защитить ее. И поэтому договариваюсь о том, чтобы ее сестра сопровождала нас.

– Она, несомненно, поймет ситуацию, – начала фрейлейн Лезен.

– Феодоре восемнадцать; она достаточно разбирается в житейских делах и понимает, что происходит, и она предана Виктории. Но я буду там, чтобы следить за ребенком. Пошли ее ко мне, хочу посмотреть, так ли она одета, как должна быть, и сделать несколько последних предостережений.

* * *

Виктории нравилось ехать в карете с мамой и Феодорой. От волнения, вызванного тем, что видела через окна, она почти забыла о том, что впереди ее ожидает великое приключение: встреча с дядей королем.

Нужно помнить, что его надо называть Ваше Величество или сир, а не дядя король. Она должна говорить только тогда, когда заговорят с ней; должна обращать внимание на то, как делает реверансы; это должны быть совершенно особые реверансы, и она тренировалась, пока не устала от них, но мама все равно сказала, что они несовершенны.

Визит в Виндзор-Лодж! Сколько надежд! Она будет спать в другой комнате, а всем куклам пришлось остаться дома, в Кенсингтонском дворце. Бедные куклы! Мама может говорить, что глупо в ее возрасте и при ее обязанностях играть в куклы и делать вид, что это люди, но не стоит обращать на это внимания. Она собиралась и дальше любить своих кукол. Какое непослушание! Девочка посмеялась про себя. Затем вспомнила, что находится на пути к дяде королю, и сделала серьезное лицо, так как мама наблюдала за ней.

Феодора поймала ее взгляд и улыбнулась. Как хороша Феодора! Она больше походила на одну из ее кукол. Дорогая Сисси! Виктория слышала, что Сисси, возможно, вернется в Германию, чтобы выйти замуж. Она надеялась, что этого не случится. Как было бы здорово, если бы какой-нибудь английский принц женился на Феодоре, именно английский, чтобы Феодоре не пришлось уезжать. Возможно, что дорогая Лезен придумает рассказ об этом, и они вместе сделают так, что он будет продолжаться и продолжаться, пока Феодора и ее принц не пройдут через множество приключений и не будут жить счастливо до конца своих дней. Но, конечно, у рассказов Лезен – помимо исторических – может быть счастливый конец только в том случае, если их героями являются хорошие люди. Вознаграждается только добро. У этих рассказов обязательно должна быть мораль, так как они призваны совершенствовать сознание человека.

Они прибыли в Виндзор-Лодж, и великий момент наступил.

Мама была в напряжении. Виктория это чувствовала. Сейчас их пригласят к дяде королю. От возбуждения глаза у Виктории разбегались. Конечно, этого нельзя было показывать. Надо быть скромной и благопристойной – но в то же время вести себя с достоинством, помня о том, что придет день, когда она станет королевой и такой же важной, как король.

У него было громадное тело странной формы, лицо крупное, но со щеками красивого розового цвета, а на голове – копна светло-каштановых волнистых волос.

Она подошла и сделала самый точный реверанс, помня, пожалуй, больше о критическом взгляде мамы, чем о фигуре, сидящей в кресле.

Затем король сказал:

– Дай мне твою лапку.

«Лапку! – подумала она. – Это смешно», – и она засмеялась. Он тоже засмеялся. На этом кончились все церемонии, потому что в нем не было ничего ужасного.

– У тебя очень красивая лапка, – сказал он.

– Лапка, – повторила девочка, – какое смешное название руки.

– Я часто позволяю себе вольности с языком, – ответил дядя король.

Она не совсем поняла, но засмеялась, а он продолжал:

– Хорошо, что ты приехала повидать меня.

– Это все было организовано, – сказала она ему.

– И ты не возражала?

– О нет. Я хотела видеть вас, дядя король.

Ну, вот! Она это произнесла. Мама, наверное, очень разгневана, но дядя ничего не имеет против. Ему даже понравилось. Она знала, что понравилось, потому что он сказал:

– И дядя король тоже хотел видеть свою маленькую племянницу, и теперь, когда увидел, он ею очарован.

О да, подумала девочка, она могла бы любить дядю короля. Он совсем не строгий и не суровый и не высказывает критических замечаний. Только улыбается, и его глаза наполняются слезами. Он сказал, что она напоминает ему о времени, когда он сам был таким же, как она.

– Это, – заметила девочка, – должно быть, было очень давно.

– Увы, – сказал король, – очень давно.

Она не могла оторвать взгляд от бриллиантов у него на пальцах. Они сверкали и сияли ярче, чем все, которые видела раньше. Королевские бриллианты, предположила девочка.

– Тебе нравятся драгоценности? – спросил король.

– Когда они сияют и сверкают, то очень красивы.

– Ты должна позволить мне что-нибудь подарить тебе, чтобы ты носила.

– Носила? – спросила племянница. И она вспомнила о маме, которая с большой тревогой и волнением следила за ней. «О Боже, – подумала Виктория. – Я все делаю не так, как мы планировали. Но ведь и дядя король совсем другой». Она не ожидала, что он будет вести себя как настоящий дядя. Он заставлял забывать о том, что надо вести себя самым лучшим образом, причем в большей мере, чем кто-либо другой… за исключением таких молодых людей, как Феодора. Например, он не такой серьезный, как дядя Леопольд, поэтому трудно помнить о том, что он король.

– Моя дорогая, – сказал король полной и красивой леди, сидевшей рядом с ним, – принесите брошь.

Брошь была сделана в виде миниатюрного портрета короля, окруженного бриллиантами.

– Тебе нравится?

– Она красивая.

– И портрет очень похож.

– О, это вы?

Наступила тишина. Когда приходится все время следить за собой, у человека возникает обостренное ощущение неверного шага. Она допустила грубую ошибку, и все были в шоке, за исключением дяди короля. Но он был слегка обижен, и она почувствовала себя ужасно, потому что он был очень добр к ней.

– Вы здесь намного меньше, – сказала племянница утешающе.

Король наклонился вперед и потрепал ее по плечу, давая тем самым понять, что не надо расстраиваться.

– Прикрепите миниатюру ей на платье, дорогая, – сказал он полной леди. – Я уверен, что ей пойдет.

И леди – как она узнала позже, это была леди Конингхэм, – наклонилась вперед и, улыбаясь, приколола миниатюру к ее платью.

– Ну вот, ты выглядишь прекрасно, – сказала леди, – с портретом Его Величества, украшающим твое плечо.

– Спасибо большое за такой красивый подарок, – сказала Виктория и добавила в порыве чувств: – Всякий раз, когда я увижу портрет, я буду вспоминать вашу доброту ко мне. – По крайней мере она сказала это искренне, потому что была уверена в том, что действительно будет вспоминать этот случай до конца жизни.

– Я получу поцелуй в ответ на подарок?

Девочка положила руку на гигантское бедро и подняла лицо, но он не смог наклониться к ней, а она не смогла достать его, поэтому услужливой леди Конингхэм пришлось поднять ее и посадить ему на колени.

Какое странное лицо – все в морщинах и мешочках, и она была так близко, что рассмотрела краску на его щеках. Какое странное тело, оно такое толстое. Она почувствовала себя так, будто утопала в перине.

Теперь ей оставалось только поцеловать накрашенную щеку. В общем-то, это не составляло особого труда, потому что он добр, хотя и казался таким странным и выглядел таким старым вблизи. Она знала, что если она скажет нечто такое, что не одобрят другие, дядя король поймет. Виктория знала, что он не подвергает ее испытанию, что она действительно заинтересовала его. Она понравилась ему, потому что маленькая, и он ей понравился тоже, потому что хоть и стар, но добр.

Вот в чем дело, подумала она, он добр.

И она обвила его шею руками и поцеловала.

Это было неверно и не то, что от нее ожидали. Нужно было быстро и уважительно чмокнуть его в щеку и сделать это таким образом, чтобы показать, что она ценит честь, оказанную ей тем, что ей разрешили поцеловать короля в щеку. А она поцеловала его так, будто хотела сделать это… и не потому, что король, но потому, что он старый и добрый джентльмен и понравился ей.

Ему доставило радость, как она это сделала. Его рука на мгновение обняла ее, и он сказал слегка растроганным голосом:

– Спасибо тебе, моя дорогая.

После этого ее опустили, и королю представили Феодору.

Это произошло намного официальней, но было совершенно ясно, что Феодора тоже понравилась королю. Принесли для нее кресло, и он усадил ее рядом с собой и заговорил о Германии.

Король смеялся, и беседа с Феодорой, казалось, очень занимала его.

Виктория удивилась. «Я уверена в том, что Феодора нравится ему больше, чем я», – подумала она.

* * *

Когда представление окончилось и герцогиня пришла в комнату, отведенную ей, она чувствовала себя очень неловко. Герцогиня хотела, чтобы ее сопровождал Джон Конрой, с которым могла бы все обсудить.

Почему король вдруг приказал им приехать в Виндзор? Нет ли у него какого-нибудь плана забрать у нее Викторию? Этого она боялась постоянно, того, что Викторию отберут у нее. Если ребенка отберут, у ее матери не останется права голоса в воспитании. Ее превратят в ничто. И чему они научат Викторию? Быть такими же, как они – беспутными любителями наслаждений, неспособными править, – вести безнравственную жизнь, влезать в долги, играть в азартные игры. Герцогиня Кентская содрогнулась.

Король сделал все, чтобы очаровать ребенка, и без труда добился этого, потому что Виктория еще очень юная и легко поддается влиянию. Ребенка винить нельзя, хотя девочка и забыла обо всем, чему ее учили, и пошла ему навстречу, можно сказать, несколько неприличным образом. Он был покорен ее непринужденностью, и это хорошо, потому что королю она, несомненно, понравилась. Однако ситуация сложилась сложная, и герцогиня не могла не испытывать множества опасений.

А что если они собираются похитить ребенка?

Она пошла в комнату Виктории. Ребенок засыпал. Это был день, полный волнений.

– Моя дорогая, – сказала герцогиня, целуя ее в лоб.

– Здравствуй, мама.

– Ты очень хочешь спать, дорогая?

– О да.

– Ты должна быть осторожной. Ты должна помнить о том, что твой дядя Георг – король. Ты должна мне немедленно рассказать, если он что-то тебе предложит и спросит, не хочешь ли ты жить в Виндзоре… или…

Глаза Виктории закрылись. Она спала.

Она выглядит такой юной – почти как маленький ребенок, нежно подумала герцогиня. О, моя драгоценная красивая девочка, да защитит тебя Бог и доведет благополучно до короны.

Она наклонилась и поцеловала гладкий лобик. Виктория открыла глаза и сказала:

– Я… очень люблю Феодору.

И это дало герцогине новый повод для беспокойства.

В ту ночь король не находил себе покоя. Сон покинул его. Ребенок с его юной свежестью очаровал его. Как прекрасна юность! Пока ее не посадили ему на колени и она не приблизила свое лицо для поцелуя, он не мог четко рассмотреть ее. В тот момент он рассмотрел гладкую, безупречную кожу, нежный румянец щек и ясные удивленные глаза. О, как же прекрасна юность, которую можно оценить только в зрелом возрасте! И эта малышка однажды станет королевой – если Аделаида не родит ребенка, что с каждым днем становится все менее и менее вероятным.