– Я хочу, чтобы ты был ближе, – почти простонала она, убирая ткань с его горла, на котором было заметно стремительное биение пульса. Малик внезапно сел и снял рубашку, бросив ее на землю. Снова лег, удерживаясь на руках. Эми пальцем рисовала дорожку на его груди, а потом повторила тот же путь, но уже языком, схватив Малика за плечи – так, чтобы удержаться с ним рядом.

Мужчина застонал и крепко прижал ее к себе, а Эми обняла его за шею и прижалась к нему всем телом, вздохнув от блаженного ощущения абсолютной близости обнаженных тел. Ногами она обвила его ноги, платье поднялось, не скрывая больше стройной линии бедер. Это доверчивое забвение лишило мужчину последних остатков самоконтроля. Он прижался к девушке изо всех сил, давая волю уже не подчиняющейся сознанию плоти. Эми тут же ответила по-своему: страстными поцелуями везде, куда могли дотянуться ее губы – в плечи, в грудь, в шею. Страсть смела все девичьи страхи и опасения. Всепоглощающая необходимость соединения, ощущения его в себе самой оказалась новой для ее опыта, но не для воображения. Это был именно тот любовник, о котором она так мечтала еще в Бостоне, равнодушная и разочарованная неумелыми ухаживаниями незрелых повес. Вот наконец тот мужчина, которого она так ждала и хотела, – сильный, решительный! Его страсть сможет и объединить, и увлечь обоих.

Его руки, грубые от работы, от войны, от жизни под открытым небом, ласкали ее кожу, словно драгоценный тончайший шелк. Он поднял выше подол ее платья и провел ладонью по бедру, глядя при этом прямо в глаза девушки: ему важна была ее непосредственная реакция. Она последовала: Эми негромко застонала и закрыла глаза, пряча лицо на его плече и прижавшись к нему всем телом.

– Мне будет больно? – прошептала она едва слышно, уткнувшись лбом ему в грудь.

Объятия внезапно ослабли, и, к удивлению Эми, Малик отпустил ее, отодвинувшись в сторону, а потом сел к ней спиной.

– Малик, – позвала девушка, тоже садясь и смутившись своей наготы. Пытаясь хоть как-то прикрыться, она скрестила на груди руки. – В чем дело?

Малик не ответил: в его душе шла мучительная борьба. Несколько мгновений он сидел, наклонив голову, сложив руки на коленях, стараясь выровнять дыхание. Потом встал и, не глядя на Эми, поднял с земли ее шаль и подал ей.

– Набрось на себя, – почти приказал он, стараясь сохранять спокойствие, но голос выдал его. Он казался чересчур низким и хриплым, а руки заметно тряслись.

Малик вовсе не был так выдержан, как хотел показать.

– Малик! – еще раз позвала Эми, уже со слезами в голосе. – Что случилось? Что я сделала не так? – она завернулась в шаль и закинула ее концы себе за плечи, совсем забыв о том, что корсаж на платье расстегнут.

– Ты ни в чем не виновата. Возвращайся обратно в лагерь!

– Возвращайся в лагерь! Так ты не хочешь меня? – почти закричала девушка, не в силах поверить в резкую перемену в настроении Малика.

Малик прикрыл глаза; на виске его заметно пульсировала голубая жилка.

– Разумеется, я хочу тебя, – сквозь зубы процедил он, – но не возьму.

– Но я хочу этого! – совсем по-детски запротестовала Эми: сейчас желание заглушило в ее душе все помыслы.

Малик взглянул на нее со странным, искаженным выражением лица, словно желая поверить и не имея на это сил.

– Ты не можешь знать, чего хочешь, – проговорил он, – ты еще ребенок.

Казалось, он хотел убедить в этом не только Эми, но и себя самого.

– Я – женщина, – ответила она, теперь уже открыто плача и тем самым противореча своим словам. – Ты что, только что занимался любовью с ребенком? Ты же лжешь нам обоим, Малик!

– Возвращайся в лагерь, – повторил он.

– Прекрати отдавать мне приказы, словно я – твоя служанка! – закричала Эми и закрыла лицо руками. Волосы ее рассыпались по плечам, вздрагивающим от волнения и обиды. Казалось, прошла вечность, прежде чем она снова взглянула на своего обидчика; на сей раз лицо ее уже казалось спокойным и уверенным, даже слегка высокомерным.

– Это что, способ отомстить мне за доставленные хлопоты? – спросила она. – Тебе это приносит удовлетворение – вот так унизить меня, довести до состояния полной покорности, а потом внезапно отвернуться?

При этих словах Малик едва не бросился к девушке, не в состоянии позволить ей так думать о себе и не в силах видеть на ее лице боль, причиненную им же самим. Но он понимал, что дотронуться до нее сейчас опасно, поэтому он просто произнес:

– Ты ошибаешься.

– Тогда объяснись!

– Ты не сможешь понять меня!

– Почему же? Неужели я так глупа?

– Амелия, я вовсе не собираюсь с тобой спорить. Смирись с этим и иди в лагерь.

Девушка смотрела на него с трясущимися губами, комкая в руке конец шали.

– Ты отвратительное создание, Малик, – наконец произнесла она с дрожью в голосе, – и я никогда не прощу тебе своего унижения.

Подобрав подол платья, Эми побежала прочь. Малик подождал, пока она скрылась, снова сел на ствол упавшего дерева и уронил голову на руки. В такой позе он сидел долго.

* * *

После этого Малик больше не видел Эми. Он не вернулся в свою палатку, а остался ночевать в пещере вместе с остальными мужчинами. Прошло время, Калид-шах прислал письмо, в котором называл день и час возвращения Эми. Анвару же с каждым днем становилось все лучше.

Эми тоже старалась держаться в стороне, помогая женщинам по хозяйству и ожидая, когда же кончится это ужасное испытание. Считала на пальцах дни, прекрасно понимая, что каждый новый рассвет приближает миг, когда она сможет избавиться от равнодушия того, кто так жестоко задел ее сердце. Уже совсем скоро она окажется далеко и сможет забыть свое унижение.

Накануне того дня, когда предстояла встреча с Калид-шахом, девушка рано отправилась спать. В этот день она навалила на себя столько дел, боясь, что не заснет ночью, что уловка оказалась действенной. Когда Малик заглянул в палатку, то увидел, что Эми крепко спит.

Он знал, что счастье отвернулось от него. Несколько часов бродил он по лагерю, не в силах отогнать образ женщины, которую твердо решил бросить. Перед ним стояло ее лицо – такое, каким он увидел его впервые, остановив почтовый дилижанс; светлые волосы отливали серебром в лунном свете; глаза закрывались от удовольствия, когда он ласкал ее.

Воспоминания вовсе не располагали ко сну.

В конце концов Малик отправился на свое привычное место – подумать. Вскоре раздался звук шагов. Во рту у него пересохло от волнения: неужели это Эми? Но встав и посмотрев сквозь деревья, он увидел Анвара – левая рука его все еще была на перевязи.

– Не пора ли тебе спать? – спросил Малик, когда друг его уселся на землю спиной к дереву.

– Я столько проспал с тех пор, как меня подстрелили, что, наверное, отдохнул лет на пять вперед.

– Как твоя рука?

– Пока не работает, но, как видишь, я жив – благодаря этой чужестранке.

Малик промолчал.

– Это из-за нее ты сидишь здесь среди ночи, глядя в темноту? – спросил Анвар.

Малик посмотрел другу в глаза и отвернулся.

– Насколько мне известно, завтра утром ты должен отдать ее шаху, – продолжал Анвар.

– Похоже, мне больше не дозволено иметь никаких секретов, верно? – сухо поинтересовался Малик.

– Хочешь, я пойду с тобой?

Малик покачал головой.

– Думаю, мне лучше отправиться одному.

– А ты уверен, что не будет ловушки?

– Уверен. Шах откровенен со мной. Он просто хочет вернуть Амелию. А ждал так долго для того, чтобы у султана не зародилось подозрений в его причастности к похищению.

Анвар помолчал несколько минут, а потом спросил:

– Что произошло между вами?

– Ничего. Все в порядке.

– Неправда. Ничего не происходит сейчас – это так; но что-то явно разладилось. Ты даже не хочешь видеть ее. С самого праздника ты и словом с ней не обмолвился, разве что лишь сказал, когда приедет шах. Откуда это молчание и в чем его причина?

Малик вздохнул.

– Я просто старался не связываться с ней. Анвар кивнул.

– В тот вечер она пошла за мной и нашла меня здесь. Я чувствовал себя слишком хорошо: может быть, хлебнул немного лишнего на празднике – поэтому, стоило ей лишь прикоснуться ко мне, я… – он выразительно развел руками.

Анвар едва не задохнулся.

– Ты что, переспал с ней? – К счастью, нет, но это едва не произошло. Еще бы минута и… – Малик замолчал, глядя в землю.

– Так что же тебя остановило?

– Она сказала кое-что, что сразу вернуло меня на землю.

– Что именно?

– Спросила, будет ли ей больно.

– И это сразу напомнило тебе о том, что она девушка, так?

– Это напомнило мне о том, что я творю, не только отбирая у нее девственность, но и нарушая доверие.

– Ее? – спросил Анвар.

– И ее, и шаха. Мы с ним договорились, что она вернется в семью в том же качестве, в котором покинула ее.

Анвар внимательно смотрел в лицо друга, сейчас лишь едва различимое в бледном свете луны.

– Ты хочешь, чтобы она осталась с тобой, правда? – тихо заметил Анвар.

– Очень хочу, но не могу ничего для этого сделать.

– Я рад, что ты все понимаешь.

– Больше всего меня мучает то, что она считает, будто я специально втянул ее в это, чтобы унизить и оскорбить.

– Это не так?

– Господи, конечно же нет! Я просто настолько желал ее, что потерял голову.

– Она на самом деле очень хороша.

– Дело даже не в этом. Здесь уже многое сыграло свою роль, – Малик слабо улыбнулся. – Кто может сказать, почему одна женщина оставляет равнодушной, а другая сводит с ума!

– Я понятия не имею, что и почему, знаю лишь, что никогда не видел тебя в таком состоянии.

Поднявшись, Малик принялся ходить из стороны в сторону.

– Я вовсе не хочу, чтобы она уехала отсюда, считая меня подлецом, но иного выхода нет. Если я скажу ей правду – что я обещал шаху вернуть ее нетронутой, это, конечно, успокоит ее душу, но оставит надежду на что-нибудь в будущем, а ведь ничего изменить невозможно. Я не могу втягивать ее в опасности и неопределенность своей жизни. А кроме того, мне нечего предложить женщине, особенно той, которая столько имела раньше.

– Видно, что ты уже много думал обо всем этом, – заметил Анвар.

– С того момента, как султан вывел войска из армянского квартала, у меня было много свободного времени для раздумий. Должен признаться, что легче было бы, не будь его вовсе.

– Каков наш следующий шаг? – поинтересовался Анвар, потирая больное плечо.

– Поход в Антакию, на сирийской границе. Наши люди там голодают.

– Когда это будет?

– Недели через две. Мы нападем, когда султан будет занят увеселением греческих гостей. Говорят, греки приедут для переговоров о союзничестве в конце месяца.

Анвар поморщился.

– Он играет во внешнюю политику в то время, когда его собственная империя разваливается на глазах. Этот человек – законченный идиот.

– Чем больше внимания привлекает к себе наша борьба, тем больше он будет стараться убедить всех вокруг, что он на посту и в действии. Играет нам на руку.

Анвар подошел, встал рядом с другом и положил руку ему на плечо.

– Может быть, сейчас трудно в это поверить, но это действительно благо для девушки – уехать отсюда. Некоторое время она погрустит, но потом успокоится и вернется к своей привычной жизни.

Малик кивнул.

– Но завтра предстоит тяжелый день, – добавил Анвар.

Малик не ответил.

– Ты не хочешь вернуться вместе со мной? – спросил Анвар.

– Нет, наверное, еще посижу здесь.

Анвар скрылся за деревьями, а Малик задумался над его словами.

Если бы только ему удалось оставить в прошлом свое чувство к Амелии, как сказал друг, он смог бы продолжать и свое дело, и свою жизнь.

* * *

Эми проснулась рано – еще даже не рассвело – и надела платье, подаренное Майей. Матка молча стояла рядом и смотрела, как девушка накидывает на плечи шаль и берет свою сумочку – единственное напоминание о западной жизни, которое стоило взять с собой обратно. Она положила руку на плечо старухи и произнесла:

– Прощай, Матка!

Матка старательно повторила в ответ:

– Прощай! – слово позвучало так трогательно, что Эми не смогла сдержать улыбку. Она кивнула и вышла из палатки.

Малик уже ждал ее, держа поводья Мехмета. Риза и Майя стояли с ним рядом. Едва Эми подошла, Риза протянула ей мешочек с долмой – фаршированными виноградными листьями, очевидно, приготовленными ей в дорогу.

– На здоровье, – по-турецки произнесла девочка.

– Спасибо! – поблагодарила Эми, принимая подарок.

Майя же, приложив обе руки ко лбу, с низким поклоном произнесла какую-то длинную фразу, из которой Эми поняла лишь одно слово: Анвар.

– Я так рада, что Анвар выздоровел и снова стал самим собой, – ответила она.