Эмма Уайлдс - Влюбленный виконт

— Большинство опекунов, — сказал он, сознавая, что большинство опекунов невинных юных леди не имеют такой репутации, как у него, — считают своим непременным долгом предохранять своих уязвимых подопечных от попадания в тиски поклонников с дурными намерениями.

— Неужели вы когда-нибудь думали, что у Майлза могут быть дурные намерения? Он говорил с вами об этом? Что вы ему ответили? Как…

Он поднял руку, чтобы остановить поток нетерпеливых вопросов.

— Перестань, Элизабет.

Она замолчала. Она казалась очень юной, когда стояла рядом с его письменным столом, одетая в вечернее платье из какой-то мерцающей серебристой ткани. По мнению Люка это платье просто поставит Майлза на колени. В качестве старшего брата Люк хотел бросить вызов мнению своей матери, которая одобрила этот несколько откровенный туалет. Впрочем, платье было лишь чуточку нескромным, неохотно признался он, но Элизабет — его сестра, и он предпочел бы платье, застегнутое до самого горла, и может быть, даже мантилью, наброшенную на весь ансамбль в целом.

Было что-то новое в том, чтобы находиться на другой стороне уравнения. Он заметил взгляды, которые мать Мэдлин и ее тетка бросили на него, когда он присоединился к ним в ложе в оперном театре в тот роковой вечер.

Придется подумать над своим собственным положением позже. А сейчас Элизабет стоит перед ним и ждет.

Взгляд сестры заставил его вспомнить похожее мучительное выражение на лице Майлза и спросить себя, как могут отношения между мужчиной и женщиной быть такими сложными. К настоящему моменту он сознавал это все более и более. Он заставил себя придать своему голосу мягкие интонации:

— Почему тебе так срочно понадобилось поговорить с Майлзом?

— Регина сказала, что я должна это сделать.

— Вот как, Регина. — Каким это образом их старшая сестрица оказалась втянутой в это дело? Хотя, если подумать, он ведь спрашивал у Регины совета, и она спокойно призналась, что заметила влюбленность Майлза. — Я и не знал, что она приходила.

— Она не приходила. Я ходила повидаться с ней. — Элизабет слегка вздернула подбородок. — Мама не знает, хотя я не понимаю, какая разница, ведь ее довольно часто приглашают к нам.

Он мысленно согласился с этим, но хотя их семья — даже мать — принимала Регину, общество было не в такой степени склонно простить ей ее происхождение и, быть может, еще в меньшей степени было склонно простить ее образ жизни, выходящий за рамки условностей. Кроме того, Элизабет вообще не полагается никуда ходить одной.

— Если тебе хочется бывать у нее, я не возражаю, но в следующий раз позволь мне сопровождать тебя.

Мятежный огонь мелькнул в глазах Элизабет, но через мгновение она кивнула и сказала:

— Нельзя ли вернуться к моей просьбе? Я почти не видела Майлза с тех пор, как… ну, с тех пор, и я согласна с Региной. Я тоже думаю, что нам с ним нужно поговорить.

«С тех пор» означало со времени их нежного поцелуя, который он случайно подсмотрел через открытое окно своего кабинета. Конечно, Элизабет права. Им явно нужно поговорить, но только когда Люк будет знать наверняка, чего хочет Элизабет. Когда она вошла в кабинет, он вежливо встал и указал ей на кресло.

— Сядь, прошу тебя. Я не хочу рассказывать, что именно он сказал мне, но можешь не сомневаться, что я думаю о благополучии вас обоих.

— Вы говорите так официально. — Элизабет вздохнула, но все-таки уселась в кресло и сложила руки на коленях. — Речь идет не о благополучии. Речь идет о… любви.

Ну вот. Она это сказала вслух: о любви.

Вот тут-то ему и следовало спросить у нее напрямик, любит ли она Майлза, но он и без того знал ответ — знал его уже некоторое время. Да, он его знал, и она его знала, но это освещало сложившееся положение с разных сторон.

— Я не хочу распространяться на эту тему. Скажи только, ты любишь Майлза? Или возможно, ты путаешь старую дружбу с новым чувством?

— Вы любите леди Бруэр?

Этот вопрос застал его врасплох.

— Я с таким же успехом могу задать вам этот вопрос, — прошептала она, выпрямившись в кресле с таким видом, будто готовилась к чему-то, и по тому, как она выставила вперед подбородок, он понял, что сражение началось.

И потом, она права, черт побери.

— Я отвечаю за ваше будущее, — возразил он, с грустью сознавая, как напыщенно это прозвучало. Он не просил об ответственности; ответственность просто упала на него. — Это дает мне право осведомиться о ваших чувствах.

— А я не отвечаю ни за чье будущее, даже за мое собственное?

— Ты не права, Элизабет. Прошу тебя, поверь, что я забочусь не только о твоем благополучии, но и о твоем счастье.

— Я верю. — Она полузакрыла глаза, опустила голову и уставилась на свои стиснутые руки. — И мне кажется, я не знаю в точности, что вам ответить. То есть о Майлзе. Когда человек полюбит, это сопровождается сильным сердцебиением, флиртом и фанфарами. Это так?

— Не знаю.

Это было честно и откровенно. То, что произошло с Марией, было совершенно не похоже на его чувство к Мэдлин. Он уже не пытался отрицать, что оно существует, но все еще старался дать ему определение.

— Я считаю, что каждый жизненный опыт уникален и для мужчины, и для женщины, — тихо сказал он. — И еще я считаю, что пытаться проанализировать чувство — занятие бесплодное. Поэты пытались с незапамятных времен делать это, но я так и не нашел правильного определения. Вопрос, который ты должна задать самой себе, — это как вы уживетесь с Майлзом.

— Устройте так, чтобы я могла поговорить с ним, и тогда, возможно, я смогу ответить на этот вопрос.

— У него очень скромные средства.

Люк счел себя обязанным отметить это.

— И у него нет титула.

По ее несерьезному тону он понял, что ей это все равно.

Но их матери это может быть важно. И как бы ни была уверена Элизабет теперь, быть может, когда-нибудь она решит, что могла бы сделать лучший выбор, хотя Люк не сомневался, что Майлз добьется успеха со своими капиталовложениями.

Он не возражает против того, чтобы видеть Элизабет устроенной, и конечно, она может сделать и худший выбор, чем этот.

— Как ты хочешь, чтобы я устроил встречу?

— Я не знаю, как мне вызвать его хотя бы на короткий разговор: разве что прокрасться в его комнату в полночь. Он нарочно не бывает дома.

Ее сверкающий взгляд сказал Люку, что сестра что-то задумала.

Бедный Майлз. Он не устоит перед такой целенаправленной женской решимостью.

— Прокрасться в его комнату ни свет ни заря — я не считаю уместным такое решение. — Люк откинулся назад и скрестил руки. — Какие еще варианты у тебя есть?

— Довольно трудный барьер, да? Поэтому я здесь, Если он и дальше сможет избегать меня, он это сделает, и я чувствую, что это ваша вина.

— Я никогда не просил его избегать тебя.

— Тогда вы не будете возражать и дадите нам шанс поговорить наедине. Как я уже сказала, нам никто не должен мешать.

Он отметил твердость в ее тоне и подумал о Мэдлин с ее спокойной уверенностью и уступчивой женственностью. Иногда он сомневался, что мужчины действительно правят миром, как они полагают.

— Я подумаю, что тут можно сделать, — согласился он.

— Спасибо.

Элизабет поднялась, взметнув шелковыми юбками. Она постояла в нерешительности, а потом обошла вокруг стола и обняла его. В ее глазах блестели слезы.

— Я ужасно волнуюсь из-за этого. Кто бы мог подумать? В конце-то концов, это ведь всего-навсего Майлз.

Когда она ушла, Люк бросился в кресло, уставившись в камин.

«Вы любите леди Бруэр?»

Этот откровенный вопрос возник ниоткуда или, быть может, и не возник вообще. Естественно, его родные любопытствуют. Его мать не делает из этого секрета. Его сестре девятнадцать лет, и она смотрит на это, конечно, с романтической точки зрения.

Он наивно думал, что все останется между ним и Мэдлин. Ему следовало быть умнее. Леди Бруэр совершенно не похожа на его обычных случайных постельных партнерш.

В том-то и дело. Он сидел и думал, пока не понял: то, что происходит, происходит между ними, но ни он, ни она не существуют в этом мире сами по себе. У нее есть прошлое, сын. У него тоже есть прошлое.

У него есть тайна.

Снова он занимается этим. И снова ему это не очень-то удается, но, насколько он мог судить, никто не обращает внимания ни на него, ни на его тайную слежку.

И уж конечно, Элизабет не заметила, что он тайком наблюдает за ней.

Майлз незаметно вышел на террасу через французскую дверь, притворяясь, что его чрезвычайно интересует стол с напитками, хотя за всю эту неделю не выпил ни капли, и незаметно бросил взгляд на танцующих. Элизабет изящно кружилась, окруженная серебристым шелком, который в точности повторял цвет ее глаз, и он просто не мог отвести от нее взгляд.

Пусть она и была в объятиях другого. Глупо, наверное, что он пришел на этот бал.

— Виски?

Майлз резко поднял глаза, застигнутый на месте преступления. Перед ним стоял Люк с вкрадчивой улыбкой на губах.

— Нет, спасибо, — пробормотал он.

— А я бы выпил немного, — сказал его кузен сухим тоном.

— Вот как.

Майлз посмотрел вниз, увидел бокал, взял одну из бутылок и налил виски.

— В последнее время я вас почти не видел. — Люк взял у него бокал, но пить не стал. — Ваш камердинер сказал, что вы оделись к вечеру. Я решил, что увижу вас здесь. В последнее время ваше отсутствие стало весьма заметно.

Действительно, они жили в одном доме, но пути их теперь не пересекались. У обоих совершенно изменился распорядок дня, хотя, как ни смешно, причина этих изменений была одна и та же.

Женщина. Люк проводит ночи где-то вне дома, а Майлз взял за правило приходить очень поздно и снова уходить рано утром, чтобы избежать встречи с Элизабет.

— Я держусь на расстоянии. — Майлз старался говорить обычным тоном, чтобы в голосе его не звучали попытки оправдаться. — И не только ради нее. Вы знаете мои чувства. Вы можете в чем-либо упрекнуть меня?

— Нет, не могу, но что же вам делать дальше? Не можете же вы избегать ее вечно.

Это так, подумал Майлз, но он пытается. Звучала музыка, кружились танцующие пары, и Майлз больше, чем когда бы то ни было, жалел, что сезон в полном разгаре и что погода стоит жаркая, потому что он вспотел в своем фраке.

— Как она хороша.

— Она хочет поговорить с вами.

Майлз оторвал взгляд от изящной фигурки Элизабет и посмотрел на Люка.

— О чем?

— О чем? Черт побери, Майлз, вы же ее знаете. Естественно, ей хочется обсудить тот поцелуй у фонтана, свидетелем которого я был на днях, и, насколько я могу судить, ей хочется еще много чего. Элизабет стала взрослой, но она не до конца сбросила личину того товарища по детскими играм, которого вы помните. Я думаю, вам хорошо известно, что она идет к решению проблемы самым прямым путем, когда ей что-то надоедает.

Слова «проблема» и «надоедает» не были особо лестными. Майлз сглотнул и промямлил:

— Я не уверен, что мне хотелось бы вести такой разговор.

— А я совершенно уверен, что выбора у вас почти нет. Она пригрозила, что загонит вас в угол в вашей спальне; такую тактику я не мог одобрить, так почему бы не избавить нас обоих от излишнего беспокойства и просто не поговорить с ней? Это, — бесстрастно добавил Люк, — даст вам возможность сделать ваше дело.

Майлз почувствовал, как в нем что-то расслабилось. Это не было настоящее облегчение, потому что ему еще предстояло узнать, что хочет сказать Элизабет, но он освободился от необходимости держаться на расстоянии от нее, к чему он сам себя приговорил. Он мог вынести многое, но не эту жизнь вдали от нее. Когда она ушла после потрясшего его душу поцелуя, он страдал из-за того, что могло произойти дальше, и — да, он все время сознавал, что просто откладывает окончательное выяснение отношений с Элизабет.

— Она иногда бывает очень упряма.

— Вы говорите это ее опекуну, а он может и оскорбиться, — сухо сказал Люк. — Быть может, вы могли бы избавить ее теперешнего партнера от его обязанностей и увести ее в сад подышать свежим воздухом. Я думаю, что могу доверять вам и что вы не предадитесь страсти на клумбе с розами леди Ротеджер.

Майлз не был уверен, что ей когда-либо захочется предаться страсти с ним, и от этого его душа рвалась на маленькие ленточки.

Но может быть, поскольку она попросила своего брата сообщить Майлзу, что…

Нет, надеяться — это неблагоразумно.

— Подумайте о возможных царапинах, — согласился он с деланым спокойствием. — Положитесь на нас. Я верю, что мы просто все обсудим, как два взрослых человека.