— Зимой?

Майлз казался до смешного огорченным, что ждать придется так долго.

Люк подумал, что Элизабет сказала это нарочно, потому что она сразу же спрятала свое лицо за бокалом вина.

— Чтобы все предусмотреть, понадобится никак не меньше времени, — услышал Люк заявление своей матушки, которая поднесла ко рту вилку, да так и застыла, прищурив глаза. — Нельзя, чтобы свадьба была поспешной и не по правилам, и к тому же Элизабет — моя единственная дочь.

Проблема состояла лишь в том, что Люк вовсе не был уверен — после того как оказался свидетелем столь пылкого поцелуя, — что эта парочка станет ждать полгода и не совершит за это время чего-то опрометчивого, что там ни говорила бы Элизабет.

— Осенью тоже неплохо, — сказал он с приятностью. — Ждать придется всего пару месяцев, и погода для свадебного путешествия гораздо более подходящая.

Майлз взглянул на него с благодарностью, мать — с возмущением, а Элизабет, помолчав, улыбнулась, бросив через освещенный свечами стол озорной быстрый взгляд.

— Я думаю, нужно подумать о гостях.

— Пожалуй, — сухо сказал Люк.

— Пара месяцев? — Мать бросила на него недоверчивый взгляд. — Очевидно, вы понятия не имеете о том, что значит устраивать свадьбу.

Конечно, она права. Он мало что знал об этом, но о том, что чувствует нетерпеливый жених, он кое-что знал. Люк положил вилку, изо всех сил стараясь не вспылить.

— Я понятия не имею, — согласился он. — Но это дело Элизабет и Майлза.

Появление десерта остановило спор, и когда они с Майлзом ушли в кабинет к портвейну, его приемный кузен сел с грустной улыбкой.

— Я ценю ваши старания ради меня.

— Вам придется держаться, если вы не хотите, чтобы ваша свадьба оказалась самым большим скандалом в истории английского общества, — иронично сообщил Люк, погружаясь в удобное кресло позади письменного стола. — Но я полагаю, что вам это уже известно, поскольку вы хорошо знаете мою матушку.

— Так оно и есть. — Майлз с мрачным видом уставился на свою рюмку. — Но я могу ждать, — если этого хочет Элизабет.

— Хм. — Люк вовсе не был в этом уверен. — Я думаю, полгода — немного оптимистично.

— Я тоже, — бодро согласился Майлз, вытягивая ноги.

Скоропалительная свадьба явно соответствует этой наглой улыбке, решил Люк. Но не Майлз, честно говоря, вызывает у него беспокойство. А вот Элизабет всегда может подбить Майлза на самые необдуманные поступки.

— Вам придется быстро положить конец намерениям устроить грандиозную свадьбу.

— Тетя Сьюзетт не устоит перед упорством Элизабет.

— Она еще никогда не устраивала свадьбу дочери. Будьте осторожны.

— Или сына.

Майлз шутливо выгнул бровь.

— Я был женат.

Как только эти слова сорвались с его губ, Люк пожалел, что произнес их. Быть может, сказалось отсутствие в городе Мэдлин, из-за чего он ощущал себя нервным и заброшенным. Быть может, сказывалось буквально осязаемое счастье его сестры в блеске первой любви, которое придавало его самоанализу новый смысл.

Возможно, просто настало время услышать эти слова, сказанные вслух.

Не было сомнений, что Майлз был поражен и утратил дар речи. Он глотнул портвейна, поперхнулся и закашлялся. Потом выпрямился в кресле.

— Что?!

— В Испании.

У Майлза хотя бы хватило здравого смысла держаться спокойно. Люк не знал, почему заговорил об этом таким небрежным тоном. Он никому не рассказывал о своем браке, даже Алексу и Майклу. Они знали, точнее, он был уверен, что Майкл немного знает об этом, но оба были в достаточной степени сдержанны и никогда не задавали вопросов.

— Моя жена была, — он улыбнулся своим горько-сладким воспоминаниям, — испанкой, сеньоритой, настоящей леди. Красивая, храбрая… Она была дочерью дона и принимала активное участие в борьбе испанцев с французами. Мы были союзниками.

— Понятно.

На самом деле Майлзу вовсе не было понятно, и Люк это заметил. Это никому не было понятно.

— Я женился на ней. Ее убили французы, убив при этом и ребенка, которого она носила.

Конец истории.

Нет, не совсем.

— Господи, Люк, какая жалость, — голос у Майлза был напряженный.

— Да, жалость.

Люк снова налил портвейна, напустив на себя беспечный вид, вовсе не соответствующий его истинным чувствам.

— Элизабет об этом не знает.

— Не знает.

Майлз кивнул нерешительно.

— Конечно, нет. Она рассказала бы мне.

Такая уверенность вызвала у Люка легкую зависть. Именно вера друг в друга делала Элизабет и Майлза парой. Они были друзьями.

А Мэдлин друг ему?

Может быть, и так, подумал Люк. Страстная любовница — да. Дружба — это нечто иное. Она предполагает еще большую близость. Почувствовав, что ступил на опасную территорию, он налил еще вина.

Он никогда не рассказывал Мэдлин то, что рассказал сейчас Майлзу.

А нужно бы.

Наверное.

— С какой стати я стал бы рассказывать об этом сестре? — спросил Люк голосом, совершенно лишенным каких-либо эмоций — к его собственному удивлению, потому что горло у него сжалось. — К тому времени, когда я вернулся в Англию, все было кончено и похоронено.

— А почему вы рассказали мне об этом теперь?

— Понятия не имею.

— Вот как? — Майлз был молод, но в лице у него появилась какая-то древняя мудрость. — Не связано ли это каким-то образом с разговорами о свадьбе и красивой леди Бруэр?

Глава 25

Во время поездки Тревор уснул, и хотя обычно утверждал, что стал слишком взрослым для того, чтобы открыто проявлять свои чувства к матери, но так устал, что свернулся калачиком у нее на руках, и всю дорогу Мэдлин наслаждалась простой радостью — держать его в своих объятиях.

«Тревору нужны братья и сестры».

Мэдлин откинула волосы со лба сына и легко обвела пальцем его гладкую щечку. Какая драгоценность, Колин в миниатюре, но и на нее он тоже похож, с этими темными глазами и пытливым умом. Она была счастлива, и Марта угадала: она хочет иметь еще детей. Ей нравится быть матерью, ощущать как дар улыбку сына, звук его смеха, радоваться, наблюдая, как он подрастает.

«Если у нас с Люком будет ребенок, — подумала она, откинув голову на спинку сиденья и позволив своему воображению создать образ улыбающегося младенца, — будет он или она белокурым, и, может быть, у него будут необычные серые глаза Люка?»

Нет. Резко оборвав эти мечтания, Мэдлин открыла глаза.

Погода стала мрачной, по всему небу ползли низкие зловещие тучи в темно-серых закраинах, и в воздухе запахло дождем. В начале поездки она велела поднять шторы, потому что было жарко и душно, и теперь смотрела, как мимо пробегают сельские пейзажи, и как движение на дорогах становится все более оживленным, по мере того как они приближались к Лондону.

И к Люку.

Не основала ли она ложную надежду на иллюзии? Ночью после оперы она поймала отражение его лица в оконном стекле, когда он вошел в ее комнату.

Не на иллюзии, решила она через мгновение, потому что увидела в его глазах обычно скрываемую ранимость, какое-то застывшее выражение, которое обычно ему удавалось прятать почти без всяких усилий. И теперь ей нужно было решить — позволить ли ему самому прийти к выводу, что свела их не просто страсть, или ему нужна ее помощь?

Последнее, твердо решила она. Карета уже громыхала по мостовой, и начал накрапывать дождь. Несмотря на ужасную погоду, губы ее изогнулись в улыбке.

У Майкла был список, имена прислуги и примерное расписание их рабочего дня.

С этого можно начинать.

— Мотивация, — сказал он прозаичным тоном, — все еще неясна. Мне бы хотелось поговорить с леди Бруэр, если это возможно. Или наверное, будет лучше, если ты сам поговоришь с этой красивой дамой. Если кто-нибудь из членов клуба был как-то особенно связан с ее мужем, это безмерно помогло бы мне.

Люк направил свою лошадь в объезд свисающей ветки дерева, усыпанной каплями после недавнего дождя.

— Но естественно, она ничего не должна знать о том, почему я расспрашиваю о знакомствах ее покойного мужа?

— Естественно. — Согласие Майкла прозвучало спокойно и ровно, копыта его кобылы опускались на размокшую дорожку с глухим вялым стуком. — Или ты хочешь сообщить ей, что родственник ее мужа может оказаться бесчестным предателем, который будет повешен, как только мы сумеем доказать его преступления против короны?

— Не хочу, — согласился Люк, стряхивая с волос дождевые капли. — Но вряд ли она знает что-нибудь такое, что могло бы тебе помочь. Мэдлин не из тех женщин, которые станут защищать предателя.

— Мы часто можем вспомнить мелкие, незначительные факты, которые оказываются очень важными.

— Ты хочешь сказать, важности которых не сознаем мы, простые смертные. — Они поехали дальше, разбрызгивая грязь, и Люк порадовался, что, несмотря на дождь, он не сидит в четырех стенах, потому что физическая активность была противоядием от снедавшего его беспокойства. — Никто из нас не обладает твоей проницательностью.

— Она и не нужна всем нам.

— Верно, — согласился Люк, вспомнив, как французы схватили Майкла.

Было чудом то, что его друг остался жив, но и Алекс Сент-Джеймс, бывший тогда полковником, командовавшим полком, и он, Люк, помощник Веллингтона, перевернули небо и землю, чтобы сначала найти Майкла, а потом освободить его.

— У тебя свои цели, — протянул Люк, оглядываясь вокруг.

Парк был пустынен по причине непогоды. Они были совершенно одни, большая часть светских людей предпочла в такой дождливый вечер сидеть в сухости дома.

— И что, ты это прочел?

Майкл не стал притворяться, что не понял вопроса. Он мог, если хотел, переориентироваться и ускользнуть, но притворялся он редко.

— Да.

Значит, Майкл прочел дневник лорда Бруэра.

— Понятно. — Люк искоса посмотрел на него. — И что?

— И… ничего. Я хотел найти шифр или что-то в этом роде, а не заглядывать в частную жизнь твоей дамы.

— Но ты в нее заглянул, — напрямик сказал Люк.

Майкл подвел свою лошадь к небольшой рощице мокрых деревьев и остановился.

— Именно это ты и сделал, но я тебя не упрекаю. Скажи мне только, написал ли Бруэр что-нибудь такое, что могло бы унизить Мэдлин, если бы Фитч решил рискнуть своей жизнью и заговорить?

Судя по виду Майкла, сначала он испугался, потом удивился.

— Довольно сильно сказано.

— А я действительно испытываю довольно сильные чувства по этому поводу. И Фитч это знает. Я все четко объяснил ему во время нашей короткой встречи в Бате.

— К несчастью, все-таки очень может быть, что это он послал ей чулки и подвязки.

— Откуда, Бога ради, ты узнал об этой неприличной…

— Я заинтересован, — прервал Майкл его восклицание. — Когда я заинтересован, я знаю…

— Все, — мрачно закончил Люк. — Насколько я понял, у тебя есть шпион в доме?

— В некотором роде.

— Зачем?

Люк невольно крепче сжал поводья.

— Подожди.

Майкл, как всегда, говорил спокойно до нелепости. Можно не сомневаться, что он говорил точно также, когда его извлекли полумертвым из грязного подвала в разрушенной крепости, после того как французы сделали все возможное, чтобы вытянуть из него те сведения, которые им были нужны.

Люк ясно вспомнил рассказы о том, что спасенный Майкл оказался пепельно-серым под слоем крови и грязи, и Алекс, чей полк, по сути, взял эту крепость, доложил, что Майкл был заперт в таком маленьком подвале, что не мог стоять выпрямившись. Его состояние было ужасно. Люк увидел его только через несколько дней, когда прибыл в лагерь. Майкл почти не приходил в себя, но его хотя бы вымыли и перевязали, и все равно он был очень плох.

Хотя говорят, что на третий день допросов и пыток любой человек открывает свои тайны, Майкл не последовал этому правилу. Однако у него было сломано множество костей, и военный врач ожидал, что он на всю жизнь останется калекой. Но сейчас, при виде этого хорошо одетого человека с изысканными манерами, с такой легкостью сидящего в седле, это никому не пришло бы в голову.

Незачем и говорить, что лорд Веллингтон был необычайно доволен тем, что его самый ценный агент спасен. Тогда Люк решил, что вся эта интрига осталась позади.

Кажется, это не так.

Высокая фигура, которая материализовалась из дымки вечернего дождя, оказалась молодым человеком в одежде простого торговца, его легкая сутулость могла быть искусственной. Он прикоснулся к полям своей шляпы с подчеркнутой угодливостью.

— Милорд.

— Не нужно так лебезить, Лоренс, — ответил Майкл вместо приветствия.