Патриция Грассо - Во власти соблазна

Фэнси предательски покраснела, ее бросило в жар от смущения. Он говорил чистую правду, но она никогда в этом не признается!

Фэнси повернулась к нему спиной, губы ее дрожали, она изо всех сил пыталась взять себя в руки. Ей не победить Степана. Так зачем портить нервы, пытаясь это сделать?

– Фэнси, пожалуйста…

– Не утруждай себя и не забирай меня, – отрезала она, не желая его слушать. – Даже собака может сама найти дорогу домой.

– Тогда я весь вечер проведу с братьями.

– А мне наплевать.

Наступила полная тишина. Интересно, что он делает? Дверь хлопнула даже громче, чем выстрелила бы пушка.

Больше всего Фэнси хотелось упасть на кровать и рыдать до тех пор, пока не уснет, но она подавила это желание – вдруг муж вернется и увидит ее в момент слабости?

Сделав несколько глубоких вдохов и успокоившись, Фэнси решила, что будет делать то, что хочет. И к черту этого самовлюбленного индюка с его коварством!

«Уайтс», клуб для джентльменов на Сент-Джеймс-стрит, был бастионом лондонской элиты. Огромные диваны и кресла подсовывали свои подушки под состоятельные зады, даруя покой и предлагая убежище от общества взбалмошных дам.

Степан, ссутулившись в кожаном кресле, пил виски и краем уха прислушивался к разговору братьев. Мысли его весь день были о жене и мешали играть в гольф. Как это унизительно – выиграть чемпионат в один год и оказаться на самом последнем месте на следующий.

– Предлагаю чаще тренироваться, – уколол его Михаил.

– Не всем же побеждать. Кто-то же должен быть и последним, – пожал плечами Виктор.

– А ты знаешь, что лорд-мэр требует расследования, чтобы понять, как тебе удалось победить в прошлом году? – спросил Михаил.

Виктор глянул на Михаила, и оба расхохотались.

– Не расстраивайся, – «утешил» его Рудольф. – Я объяснил лорд-мэру, что твои мускулы ослабли, потому что ты всю прошлую неделю обхаживал свою ненаглядную.

Теперь хохотали уже трое братьев Казановых.

– У меня уже мозги кипят от вашей бестолковой болтовни, – проворчал Степан, вызвав очередной взрыв смеха.

– А почему ты сидишь здесь, если твоя супруга… – Тут Рудольф так захохотал, что на него обернулись все, кто был в комнате. – Ты что, уже успел поссориться с женой?

Виктор обернулся к Михаилу:

– Ну-ка проверь книгу пари.

Михаил встал, подошел к книге, нашел запись и добавил туда что-то такое, что теперь смеялись все вокруг.

Хотя Степан и казался спокойным, каждый его нерв и каждый мускул были готовы дать бой. Утреннее раздражение переросло в полуденное негодование, а затем и в дневной гнев. Насмешки братьев довели этот гнев до точки кипения.

– Ты выиграл, – сказал Михаил Рудольфу. – Заплачу завтра.

Виктор кинул на Степана в высшей степени разочарованный взгляд и тоже повернулся к Рудольфу:

– Я тоже.

Степан вскочил с кресла.

– Вы держали пари на то, когда мы с женой поссоримся? – Он по очереди посмотрел на братьев. – Меня от вас тошнит.

Не сказав больше ни слова, Степан направился к выходу и уже почти дошел до двери, когда брат его догнал.

– Да ладно, братишка. – Рудольф схватил его за правую руку. – Мы не собирались тебя обижать.

Степан резко повернулся, сжав левую руку в кулак, и ударил брата в лицо. Рудольф полетел на пол.

Все разговоры прекратились, все головы повернулись к этой необычной, интригующей сцене.

– Держу пари на сто фунтов, что у Казанова будет подбит глаз, – в мрачной тишине произнес чей-то голос.

– Готов поспорить, что младший – уже труп, – сказал еще кто-то.

– Казанов не убьет своего брата, – отозвался третий.

– Бьемся об заклад на пятьдесят фунтов? – уточнил второй.

Степан посмотрел на лежавшего на полу брата:

– Держись от меня подальше.

Потирая пострадавшую челюсть, Рудольф растерянно посмотрел на него:

– Разве ты левша?

– У меня обе руки рабочие.

Степан отослал карету и пошел на Гросвенор-сквер пешком. Ему нужно было остыть, прежде чем он увидит жену. Невозможно мириться, если ты пылаешь гневом.

Боунс открыл дверь.

– Добро пожаловать, ваша светлость.

Степан что-то буркнул и направился к лестнице.

– Ее светлость еще не вернулась, – сказал Боунс. Степан замер и обернулся.

– Гарри отвез ее к Инверари?

– Думаю, да, ваша светлость.

Степан пошел назад.

– Вели Гарри подать карету.

– Да, ваша светлость.

Через несколько минут Степан сел в карету. Конечно, глупо ехать два квартала до Парк-лейн, но он не хотел, чтобы Фэнси шла домой пешком после дня, проведенного на ногах. Беременность изматывала ее, и он не желал рисковать ее здоровьем и здоровьем будущего ребенка. Надо надеяться, что герцогиня уговорила ее подремать.

Тинкер открыл дверь.

– Добрый вечер, ваша светлость.

Степан кивнул дворецкому.

– Позови мою жену.

– Не думаю, что ее светлость здесь.

Перескакивая через две ступеньки, Степан ворвался в гостиную.

– Где моя жена?

Герцогиня Инверари встревоженно встала.

– Фэнси не пришла к ленчу. Я думала, что ее опять тошнит.

Герцог Инверари подошел к своей супруге.

– Ты предполагаешь нечестную игру?

– Я предполагаю Королевский оперный театр!

Войдя в фойе театра, Степан увидел директора Бишопа. Тот беспомощно пожал плечами. Из зрительного зала послышались аплодисменты и возгласы восторга.

– Она только что вышла на сцену, – сказал Бишоп. Степан поднялся в ложу Казановых и сея в задний ряд, подальше от глаз, наблюдая за каждым движением жены, слушая ее голос.

Фэнси пела как ангел. Мир должен слышать этот голос. Однако она не только обладательница дивного голоса, она еще и женщина, его жена, будущая мать.

Степан понимал, что Фэнси нуждалась в своем театре так же сильно, как он нуждался в ее любви. Но суровая реальность заключалась в том, что она не может быть всем для всех.

Фэнси выбрала судьбу жены и матери, когда в ту ночь пришла к нему в домик на дереве, и она это знает. Как бы она ни пыталась идти наперекор судьбе, это ничего не изменит.

А он не позволит ей забыть свой долг перед ребенком.

Фэнси сидела в гримерке в приподнятом настроении, но совершенно измученная. Пока не вышла на сцену, она и не предполагала, сколько сил отнимает у нее ребенок.

Больше всего ей хотелось прилечь. Хотелось оказаться дома, в постели. Как она жалела, что не послушалась мужа!

Дверь резко распахнулась, испугав ее. Фэнси повернулась и увидела надвигающегося на нее супруга.

– И кто из нас проныра? – спросил Степан.

Фэнси моментально ощетинилась. Не желая признавать его правоту, она тут же приняла вызов.

– Ты беременная женщина, княгиня, и не твое дело скакать по сцене, тебя осудит свет, – едко произнес Степан. Он низко наклонился над ней и, расставив руки, буквально пригвоздил к туалетному столику. Почти прикасаясь носом к носу жены, он спросил: – А если бы эта сука опять опрокинула тебя в оркестровую яму? Ты готова рисковать ребенком?

В висках у Фэнси резко запульсировало, боль тут же охватила голову. Она и так достаточно несчастна, без его вмешательства.

– Уходи.

Степан выпрямился и посмотрел на нее сверху вниз:

– Ты пойдешь со мной?

Больше всего на свете Фэнси хотела уйти вместе с ним. К сожалению, сделать это в середине представления невозможно.

– Я не могу.

– Ну что же. – Степан немного помедлил и, повернувшись к двери, добавил: – Возможно, я никогда тебе этого не прощу.

Фэнси уставилась в пустой дверной проем, потом положила голову на руки и заплакала.

Кто-то тронул ее за плечо. Фэнси оглянулась и увидела Женевьеву Стовер.

– Я слышала князя, – сказала она. – Как ты?

– Выживу. – Фэнси взяла салфетку и промокнула залитое слезами лицо. – Вы с Алексом отвезете меня домой?

– Разумеется…

Фэнси допела оперу, но теперь аплодисменты зрителей казались ей неискренними. Муж был прав. Публика непостоянна. Разве не обожали они когда-то Пэтрис Таннер? Аплодисменты могут на какое-то время согреть сердце, но не согреют ее навсегда, особенно по ночам.

«Слушайся разума, дитя, но следуй за своим сердцем».

Разум утверждал, что уверенность и стабильность заключены в независимости и оперной карьере. Сердце настаивало, что только любовь мужа может дать ей счастье.

Устало передвигая ноги, Фэнси вышла из гримерки. Она смыла грим с лица и переоделась в свое платье, но задержалась на пороге, чтобы в последний раз посмотреть на гримерку.

В дверях стояла Пэтрис Таннер. За спиной примадонны маячил Себастьян Таннер с мисс Гигглз на руках.

– Я все слышала… – Как ни странно, из голоса примадонны исчезла ненависть. – Поверьте, я вам искренне сочувствую.

– Сочувствуете или беспокоитесь, что меня назначат «девушкой из Милана»?

– О чем вы? – Пэтрис собралась уходить.

– Прошу прощения. – Фэнси прикоснулась к руке примадонны. – Я неважно себя чувствую из-за ребенка.

– Ты беременна? – Похоже, примадонну это ошеломило. – Ничего удивительного, что князь рассвирепел. – Она покачала головой и повела вокруг рукой. – Театр – это иллюзия. Иди домой, помирись с мужем и будь счастлива.

– Спасибо за совет.

– Пойдем, Себастьян. – Поколебавшись, Пэтрис спросила: – Тебя подвезти?

– Я уже договорилась.

Фэнси смотрела вслед чете Таннер. Может, Пэтрис не такая уж плохая, как ей думалось. У примадонны нет детей, она похоронила трех мужей. Только опера в ее жизни неизменна.

А что неизменно в ее жизни? Душевная боль? Она на миг остановилась, посмотрела на сцену. Потом прошла по опустевшему проходу зрительного зала и больше ни разу не оглянулась.

Час спустя Фэнси поднималась по ступеням особняка на Гросвенор-сквер. И тут сообразила, что у нее нет ключа.

Как это унизительно – стоять, как гостья, под дверью собственного дома. Да ее ли это дом? Возможно, князь уже вышвырнул ее из своей жизни. Возможно, стоит вернуться на Сохо-сквер, там ее место.

Пока Фэнси стояла и размышляла, куда идти, дверь открылась. Боунс шагнул в сторону, пропуская ее в дом.

– Добро пожаловать, ваша светлость, – поздоровался дворецкий. – Его светлость искал вас.

– Он меня нашел.

– Ваша светлость! – Боунс шел вслед за ней к лестнице.

Фэнси обернулась.

– Да?

– Его светлость оставил для вас сообщение.

– И что за сообщение?

– Не ждать его возвращения.

«Пусть-ка она поволнуется, где я».

Степан выбрался из кареты перед домом Фламбо на Сохо-сквер. В одной руке он держал бутылку виски, в другой – бутылку водки.

– Гарри, вернешься за мной завтра в полдень, – приказал Степан кучеру. – И не смей никому говорить, где я.

– Да, ваша светлость.

Степан поставил бутылки на землю и начал шарить по карманам в поисках ключа. Отперев дверь, он вошел внутрь и захлопнул дверь ногой. В доме было темно, но он сумел добраться до гостиной. Поставив бутылки на стол, князь зажег две свечи и плюхнулся на диван. Без сестер Фламбо дом казался печальным, но при этом оставался на удивление радушным. Он положил голову на спинку дивана и на минутку закрыл глаза.

Хороший дом. В нем никогда не будешь чувствовать себя одиноким.

Степан встал, взял свечу и пошел в кухню. Там он нашел два небольших стакана и вернулся в гостиную.

Открыв обе бутылки, Степан налил в один стакан водки, а в другой – виски. Выпив водку, запил ее виски.

И передернулся от такого коктейля. И снова повторил. И так несколько раз.

Да пошла она к черту! Как можно было предпочесть оперу ему и ребенку? Может, он слишком властно говорил? Привыкнув командовать сестрами, его молодая жена не терпела приказов ни от кого, кроме самой себя. Может, стоило попробовать мягкое убеждение?

Вдруг волосы у него на затылке встали дыбом. Здесь есть кто-то еще. Князь посмотрел на дверь, почти уверенный, что увидит привидение, но там стоял Александр Боулд.

– Как вы сюда попали?

– Могу спросить у вас то же самое. – Александр глянул на бутылки. – Сестры Фламбо на всякий случай оставили мне ключ. Я увидел свет в окне и пришел проверить.

– Я наказываю жену, – буркнул Степан. – Берите пару стаканов и присоединяйтесь.

Александр взял свечу и вышел из гостиной. Через несколько минут он вернулся с двумя стаканами и сел в кресло напротив дивана.

Степан налил во все стаканы водку и виски.

– Выпейте одним глотком водку и запейте виски.

– Шутите?

– Нисколько.

Александр выпил водку, а следом – виски, и передернулся, как промокший пес.

– Ну?

Александр кивнул:

– А ничего…