— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Мод. — Он ведь был травмирован. Контужен.

— У нас у всех была контузия, в той или иной степени, — Стивен невесело улыбнулся. — Боюсь, лейтенант Томсон был на, своего рода, разведывательном задании. Ему было поручено выяснить, желаешь ли ты снова увидеть меня. Это все, что он должен был сделать. Остальное ему не было известно. И под «остальным» я подразумеваю то, что намерен сам узнать у тебя, почему ты меня разлюбила.

— Но я не разлюбила, — сказала Мод, прежде чем сообразила, что она говорит. А потом прижалась к нему, расплакалась. Стивен обнял ее, стал целовать ее лицо, волосы, губы.

— Милая, родная, — повторял он, тоже плача. Захлебываясь словами, они что-то без умолку говорили, шептали друг другу, смеялись, наверстывая — во всяком случае, пытаясь наверстать, — упущенное за годы разлуки.

— Помнишь, как мы первый раз были здесь, в Лондоне? — спросила Мод чуть позже, когда слезы высохли и они просто сидели, нежно обнявшись. — Война тогда только маячила на горизонте.

— Да, — тихо отозвался Стивен.

— Кажется, так давно это было.

— Да.

— А теперь война почти кончилась.

— Да, надеюсь.

Она спрятала лицо у него на груди и спросила:

— Что с нами будет?

— Ты о чем?

— Разве можно вернуться к той жизни, которая была до войны? Ту жизнь уже никогда не вернуть.

— Пожалуй, — согласился Стивен.

— Так, как прежде, никогда не будет.

— Будет по-другому, — сказал Стивен.

Мод подняла голову и увидела людей, снующих по вокзалу. Влюбленные при встрече целовались, кто-то здоровался, кто-то прощался, — в общем, жизнь продолжалась, била ключом. Стивен прав, подумала она, теперь у них будет что-то другое. Невозможно вернуть то время, которого больше не существует; невозможно вернуть мир, который изменился. Тех двоих, молодого оксфордского наставника и его американской студентки больше нет. Нет тех двоих наивных, которые беззаветно любили друг друга. Вместо них теперь были мужчина и женщина, любившие друг друга не меньше. Усталые, заплаканные, благодарные до глубины души, они сидели на скамье на вокзале Ватерлоо — сидели в зале ожидания, осознала Мод, едва заметно улыбнувшись. Да, именно это они и делали по прошествии стольких лет. Ждали, вместе, наступления следующего жизненного этапа

Глава 10

К тому времени, когда Мод Кендалл закончила свой рассказ, уже близился вечер. Чердак окутывал синеватый тусклый свет. Они с Кэрри поднялись сюда, чтобы очистить помещение от ненужных вещей, а вместо этого увлеклись необычайной историей жизни Мод. Какое-то время женщины сидели молча, потом Кэрри тихо спросила:

— Значит, настоящая любовь — беззаветная любовь, любовь без иронии — это не выдумка?

— Ну что ты, милая, нет, конечно, — ответила Мод. — Откуда у тебя такие мысли?

Кэрри смущенно заерзала на табурете, а потом поведала бабушке про своего приятеля, барабанщика Руфуса Каули, и про свои неглубокие чувства к нему.

— Я уж начала думать, что мне следует просто принять его. Что, наверно, это и есть любовь. В конце концов, он очень милый, интересный, хорошо ко мне относится. И очень сексуальный, бабушка.

— Прямо как Аллен Дрейк, — улыбнулась Мод. — Дело в том, что любовь — стихия, природа которой неизвестна. Никто не знает, почему два человека, встретившись, проникаются друг к другу всепоглощающим чувством, которое затмевает все остальное в их жизни. А. Л. Слейтон и другие поэты-романтики понимали, что такая любовь — загадка и что, если уж она приходит к тебе, ее нужно беречь и почитать. Однако так длинно и витиевато я пытаюсь сказать тебе следующее, — продолжала Мод. — Настоящая любовь существует, и уж кто-кто, а ты, моя родная, ни в коем случае не должна довольствоваться меньшим. Ты чудесная девочка. И молода. И, когда на следующей неделе покинешь родной дом, мир перед тобой откроется, как… как устрица. — Пожилая женщина рассмеялась. — Поэт из меня всегда был никакой. Это удел других.

Пусть Мод Кендалл и не была поэтом, но о поэзии она знала очень много. После войны она и ее муж Стивен вместе преподавали литературу в Суссекском университете в Англии. В Оксфорде они не могли оставаться, потому что близость Хелены, наконец-то давшей согласие на развод, создавала им неудобства. Поэтому они арендовали небольшой домик в Суссексе, где и жили на протяжении многих лет, пока не уехали в США. Сначала они поселились в Нью-Йорке и стали преподавать поэзию в Колумбийском университете, а потом, когда Стивен достиг пенсионного возраста, переехали в северную часть штата, в городок Лонгвуд-Фоллс, в котором Мод выросла и который наконец-то, по прошествии стольких лет непрошеных треволнений, сумела оценить по достоинству.

В 1974 году Лонгвуд-Фоллс во многом оставался таким, каким Мод его помнила. Конечно, к тому времени ее родители уже умерли, но брат и сестра со своими семьями по-прежнему жили здесь, и она со Стивеном и их дочерью Луизой — матерью Кэрри — стала вести в маленьком городке мирное счастливое существование. С тех пор Лонгвуд-Фоллс они не покидали, так и жили в окружении взрослых детей, взрослеющих внуков и друзей. Их любовь не умирала, даже не увядала. Их привязанность друг к другу была очевидна всякому, кто, проходя мимо их дома летним вечером, видел Мод и Стивена Кендаллов на крыльце. Они сидели на диване-качалке, держась за руки.

Однако, хотя любовь их не угасала, сами они старели и слабели, что конечно же было ожидаемо, и в отношении себя Мод с этим могла смириться, но немощность и болезнь Стивена повергали ее в шок. Порой, в те последние месяцы его жизни, она смотрела на него, когда он спал рядом с ней, и отмечала, как сильно он похудел. Его все еще волнистые волосы теперь поредели и стали совсем седыми. А лицо, очень долю остававшееся красивым и по-мальчишески живым, как-то вдруг резко изменилось: уголки рта опустились под гнетом болезни, морщины на лбу прорезались глубже. Во сне он казался озабоченным, будто решал какую-то особенно трудную математическую задачу. Он был очень стар. Мод не верила, что это может случиться с ним.

Для нее он всегда оставался молодым энергичным оксфордским наставником, пылким молодым мужчиной с сильным стройным телом, которое она обожала ласкать. Они оба были так молоды до того, как война преждевременно всех состарила. Если б только… если б только можно было вернуться в то время, в ту пору невинности. Но назад возврата нет, в прошлое не возвращаются; каждый человек рано или поздно вынужден признать этот поразительный факт. И если кому-то случилось полюбить так, как они со Стивеном любили друг друга почти шестьдесят три года, тогда особенно тяжело навсегда попрощаться с любимым человеком, когда приходит час разлуки.

Стивен умирал. Об этом ей сказал их семейный доктор, который лечил их с тех пор, как они поселились в Лонгвуд-Фоллсе. Но Мод и сама это знала, ведь она много лет работала медсестрой. Определила это по переменам, происходившим в Стивене. Он прожил долгую, полноценную жизнь, теперь ему было девяносто, но ей все равно было тяжело проститься с ним навечно. В ту последнюю неделю перед его кончиной она, не в силах заснуть, каждую ночь в три часа спускалась на кухню, наливала себе стакан воды, садилась за стол и смотрела в окно на звезды, вспоминая, как он однажды оставил ее, а потом вернулся. Но теперь, когда он покинет ее, а это произойдет скоро, он уйдет навсегда. Но не на войну. И уже не будет смысла ждать и надеяться. Стивен исчезнет и больше уже никогда не появится. Эта мысль была так мучительна, что каждую ночь, сидя на кухне, Мод тихо плакала в рукав халата, чтобы не разбудить мужа.

Но однажды, сидя на кухне в три часа ночи, Мод услышала скрип ступенек. Она подняла голову и увидела Стивена Он спускался по лестнице сам, чего не делал уже несколько недель.

— Стивен! — воскликнула Мод. — Что ты такое удумал?

— Я проснулся, а тебя нет рядом, — ответил он. — Я по тебе соскучился.

— Садись, садись скорей. — Она помогла ему устроиться в кресле.

— Спасибо, любовь моя.

Мод тоже налила мужу стакан воды. Они сидели вместе, глядя на темную ночь за окном. Она поглаживала его ладонь.

— О чем ты думаешь? — спросил Стивен.

Мод взглянула на мужа.

— О шарфе, который ты когда-то мне одолжил. Помнишь?

— О да, — кивнул он. — Я дал его тебе, чтобы ты не мерзла. А потом Хелена увидела и у нее зародились подозрения. Я помню.

— А помнишь наш номер в гостинице «Роза и олень»? Узор на покрывале?

— Гроздья мелких ягод на переплетающихся виноградных лозах, — отвечал Стивен, — снизу доверху. — Он глубоко вздохнул, пристально глядя на Мод, будто старался запомнить ее. «Не запоминай меня, — мысленно просила его она. — Лучше забери с собой». Зачем жить, если рядом нет любимого? Разве сможет Мод Кендалл жить без Стивена, который был ей мужем так много лет? Это все равно что потерять руку или ногу, подумала она и сама же себя поправила: нет, это все равно что остаться без сердца. Вряд ли она это вынесет.

— Ты плачешь, — сказал Стивен, касаясь ее лица.

— Я не знаю, как буду жить без тебя, Стивен, если ты покинешь меня. Однажды я это пережила, но теперь все по-другому.

Он склонился к ней и поцеловал ее лицо. Губы у него были сухие, запекшиеся.

— Дорогая, — медленно, нерешительно произнес он, — я не покину тебя. А если и покину, то буду недалеко. — А потом он вдруг резко ослабел, — возможно, от избытка чувств, — так что не смог больше говорить. Мод помогла ему подняться наверх, уложила в постель и сама легла рядом.

Ей хотелось чувствовать его близость, ведь она знала, что очень, очень скоро он уйдет. Прошлое и настоящее нахлынуло на нее, незабываемые картины замелькали в воображении быстрой чередой: Стивен и Мод в его кабинете в Оксфорде, сидят, склонивши друг к другу головы в угасающем свете дня; а вот они лежат на кровати в гостинице «Роза и олень», его поджарое тело переплетено с ее, от удовольствия он запрокинул голову. Она вспомнила их разлуку в годы войны, когда думала, что он ее больше не любит, что причиняло ей невыносимую боль, казалось, больнее не бывает. А потом вспомнила всю их совместную жизнь — сначала в Суссексе, затем в Соединенных Штатах. Это была счастливая жизнь, в которой было все — друзья, застолья, студенты, дети, хорошая музыка, долгие прогулки и тихие вечера, которые они проводили за чтением вслух поэзии.

И любовь. О да, любовь неизменно сопровождала их все эти годы. Любовь оплетала их жизнь, как виноградные лозы на том ужасном покрывале. Жизнь соткана из мгновений. Это все, что у тебя есть: миллионы снимков, на которых запечатлено то, что было и, секундой позже, чего уже нет и никогда не будет. Но, по крайней мере, эти мгновения она прожила с ним. Жизнь у нее была интересная, вдохновляющая, богатая на события, и каждое она прожила сполна, прожила вместе с ним и запомнила.

Когда в восемнадцать лет Мод покидала этот самый город, она не знала ничего. «Я хочу познать мир», — сказала юная, трепещущая Мод группе оксфордских попечителей и осуществила свою мечту. Она познала мир, его плохие и хорошие стороны, постыдную бесчеловечность, сосуществовавшую с порядочностью. Все это она видела. И Стивен вел ее по жизни. Он наставлял ее, а она в свою очередь учила его. Доказала ему, что счастье возможно. Что возможен счастливый брак, при котором во взаимоотношениях между супругами царят любовь и сердечность, а не холод, разгоняющий их по разным комнатам.

И вот теперь все уроки кончились.

— Я никогда никого не любил так, как тебя, — признался ей Стивен в ту ночь. — Ты все такая же, какой я увидел тебя при первой встрече.

— Ты тоже, — сказала Мод, сознавая, что это святая правда, что даже под маской старости, которую они оба вынуждены носить, будто закат жизни — это некий безжалостный диковинный Марди грае, она видела молодого Стивена Кендалла, ее наставника, возлюбленного, мужа. Это никогда не умрет. Ее слезы капали на его лицо и на одеяло, которое она подоткнула под него, чтобы ему не было холодно, ибо в последнее время он постоянно мерз. — Стивен, родной мой, любимый, — говорила она сквозь слезы, — не оставляй меня. — Она умоляла его, словно у него был выбор, словно он мог что-то изменить. Словно он и в самом деле мог остановить время, потому что он был Стивен Кендалл — самый отважный, самый настоящий мужчина на свете.

— Все будет хорошо, милая, — прошептал он. — Все будет хорошо, обещаю тебе. Я буду рядом. — С этими словами он обнял ее и заснул. Его дыхание было ровным и тихим, и она чуть-чуть расслабилась, успокоилась, но спать в ту ночь не посмела.

Едва небо тронули первые проблески рассвета, Стивен Кендалл скончался в объятиях своей жены Мод.

И теперь, рассказывая все это своей внучке Кэрри, Мод вновь испытывала боль и душевные муки. Будто горе никогда не кончается, думала она. Зачем ей жить без Стивена? Какой в том смысл?