Лаура Дейв - Восемьсот виноградин

Мой путь был куда менее непредсказуемым, и я считала, что это хорошо.

Может, так бывает у всех подростков? Ты спешишь, выбираешь противоположный путь, хочешь, чтобы детство поскорее кончилось. А потом вырастаешь и не можешь понять, куда так торопился – от чего пытался сбежать.

* * *

Дверь домика была незаперта, внутри никого.

– Папа! – позвала я.

Нет ответа.

Я толкнула дверь и вошла. Расположилась в маленькой гостиной. Отец, должно быть, где-то в винограднике. Лучше подождать, пока он закончит с уборкой урожая и передохнет. Виноград собирают с двух ночи до десяти утра, при свете фонарей, когда нежарко. В большинстве виноградников работниками руководит управляющий, однако отец предпочитал всем заниматься лично.

Я решила не разыскивать отца в винограднике или у тиражного стола, где он следит за работой, сортирует виноград, отбирает качественный. Боялась помешать, а может, не особо стремилась к этой встрече.

Если честно, я просто не хотела шпионить за отцом. Лучше посидеть в гостиной с распахнутыми настежь окнами, в которые льется солнечный свет, и как следует насладиться чашкой остывающего кофе и целым банановым кексом.

Я так неосторожно опустила чашку на журнальный столик, что пролила кофе. Прямо на столик. Прямо на огромную стопку папок. Папок с пометкой: «Винодельня «Марри Грант». Продажа виноградника».

Салфеток под рукой не оказалось, поэтому я принялась вытирать мокрые папки о футболку. Впрочем, вряд ли они стоили таких хлопот.

Отец ненавидел винодельню «Марри Грант». И не он один. Большинство мелких виноделов Сономы ее ненавидели. Продукт там выпускали довольно средний, а к виноделию относились как к средству заработка. Конечно, виноделие и есть средство заработка. Но ведь и нечто большее.

Наверное, документы – просто почтовая рассылка. Отец хочет быть в курсе, чем занимается «Марри Грант». Оно и понятно: это одна из крупнейших виноделен долины Напа. Ежегодно она производит пять миллионов ящиков вина. Отец – пять тысяч.

Вытирая вторую папку, я наткнулась на серию длинных, пространных договоров и не поверила своим глазам. Не может быть, что в них на самом деле говорится то, что говорится. Однако я работала юристом по вопросам недвижимости – мне случалось оформлять и более сложные сделки. Сомнений быть не могло.

«Передача прав собственности на виноградник «Последняя капля» винодельне «Марри Грант».

В ушах застучала кровь, мешая сосредоточиться и осмыслить прочитанное.

– Ну и ну!

Я подняла голову и увидела Бобби. Он стоял на пороге в темно-синем костюме – галстук перекинут через плечо, на лице улыбка. Эта улыбка, которую в другой день я назвала бы обворожительной, сегодня показалась мне самодовольной усмешкой.

У Бобби талант появляться в тот самый момент, когда мне срочно нужно выплеснуть на кого-нибудь негодование. Может, именно поэтому мы не ладим?

– Ты почему дома? Кстати, не можешь выйти замуж, скажем, минут через десять? У меня имеется два симпатичных и очень нетерпеливых мальчика, которые жаждут подносить кольца.

Я по-прежнему стояла с папками в руках, так и не поздоровавшись.

– Ты знал?

Я показала брату договоры. Его улыбка тут же исчезла.

– Знал о чем?

Бобби запустил обе руки в свои светлые кудри – такие же, как у мамы. Он считал, что они придают ему ангельский вид. На самом же деле ангельский вид ему придавали обгрызенные ногти. Бобби грыз их с детства, и это нравилось мне в брате больше всего.

– Мама с папой продают виноградник, – объявил он таким тоном, словно это нечто само собой разумеющееся – словно речь о машине.

Я села, раскрыла папки и попыталась разобраться, далеко ли зашли переговоры. Увы – на последней странице уже стояла заверенная подпись отца, а рядом – подпись некого Джейкоба Маккарти, исполнительного директора винодельни «Марри Грант».

– Папа не хотел сообщать тебе до свадьбы.

Бобби стоял слишком близко – подмывало чем-нибудь в него запустить. На глаза попался банановый кекс…

– Что это случилось с бумагами? – поинтересовался брат, нервно покусывая ноготь.

Я слегка отодвинулась.

– Чего ты расстраиваешься? Все отлично. Отцу больше не придется работать. «Марри Грант» сделала ему такое предложение, какое получают только раз в жизни.

– Ты хоть соображаешь, что говоришь?

– По-моему, это ты не соображаешь, что говоришь.

Если бы взгляд мог убить, я бы его убила. Прямо на месте. В этом весь Бобби. Холоден и логичен, как робот. Иногда он упражняется в проявлении чувств, – может, например, уронить на свадьбе одну скупую слезу, – но никогда не отдается им с головой. Именно поэтому Бобби достиг такого успеха в бизнесе. Именно поэтому не умеет проявлять интерес к чему-либо еще.

– С каких это пор родители думают о прибыли? – набросилась я на брата.

– Да все о ней думают! И вообще, на меня-то зачем кричать?

– Я не кричу!

– Нет, кричишь!

– Вы оба кричите.

Мы обернулись: на пороге стоял отец, одетый в джинсы с футболкой. Он выглядел моложе своих лет – загорелый, с густой копной темных волос, липнущих к потному лбу. В руках у него были термос и банка с виноградом.

Я уронила папки на стол – прямо на мокрую кучу бумаг.

Отец тут же почувствовал мое напряжение. Он не стал спрашивать, когда я приехала и что мне известно о них с мамой. Он сразу все понял и уже пытался придумать, как бы меня утешить.

– Папочка! – Я не называла его так с самого детства. – Пожалуйста, скажи, что это неправда!

Отец стиснул плечо Бобби вместо приветствия, сел рядом со мной и поставил банку с виноградом на стол. Потом обнял меня и поцеловал в макушку.

Выждав с минуту для убедительности, он произнес:

– Это неправда.

– Именно этого хотим мы с мамой, – сказал отец. – Честное слово.

Мы находились на северо-западе виноградника. Участок в двадцать акров, расположенный дальше всего от дома, отец купил в последнюю очередь. Купил втридорога в надежде, что прекрасная плодородная почва будет давать виноград с более легким фруктовым вкусом, чем тот, который он выращивал при западном освещении.

В восьмом блоке мы опустились на колени и принялись срезать спелые грозди. Здесь рос виноград, из которого производили «Си-бемоль» – наше с Бобби любимое вино. Из ягод с тех же склонов делали «Опус 129» – одно из наиболее востребованных вин отца, которое мне казалось резким и слишком жестким. Как один и тот же виноград может давать два таких разных вина – загадка, понятная только отцу. Он считал, что ничего удивительного здесь нет: виноград ведет себя по-разному в зависимости от того, как подвергнуть его брожению – вернее, как позволить ему бродить.

Обычно днем виноград не собирают: есть опасность, что на солнце сок из раздавленных ягод начнет бродить. Однако отец измерил в плодах содержание сахара и решил не ждать до вечера.

Именно этим отец и занимался – измерял содержание сахара, – когда я узнала, что он намерен отказаться от всей своей привычной жизни.

– Винодельня «Марри Грант» сделала мне отличное предложение, – снова заговорил отец.

– Ты же ее ненавидишь!

– Я не хочу никого ненавидеть, – ответил он и улыбнулся своей обычной теплой улыбкой.

Отец сделал мне знак не отвлекаться. Его руки проворно ходили туда-сюда, щелкая секатором и бросая грозди в ведро. Я работала вполсилы, а он хотел поскорее снять виноград с лозы и отправить в более прохладное место.

– За работу. Поговорим потом.

– Но я хочу поговорить сейчас!

– Тогда не отставай.

Я начала работать быстрее, осторожно срезая грозди, стараясь не дотрагиваться до горячих ягод, чтобы от моих рук они не нагрелись еще сильнее. На самом деле помощь отцу не требовалась: в винограднике и так трудилось пятеро работников. Ему просто надо было чем-то себя занять. Отец изображал бурную деятельность, чтобы я не заметила, как он расстроен.

Но я все равно заметила. Всю жизнь отец работал на свежем воздухе – занимался любимым делом. Загорелый, крепкий, с ясным взглядом и сияющей улыбкой, он казался вечно молодым – скорее старшим братом Финна, чем отцом. Поэтому перемена сразу бросалась в глаза: взгляд потух, лицо осунулось. Я видела, каких усилий ему стоит просто улыбнуться.

– Все сошлось один к одному, – продолжил отец. – Сам я ни о чем таком не думал. Но мама давно хотела что-нибудь поменять в нашей жизни, чтобы не сидеть в Северной Калифорнии, как на привязи. А тут ко мне обратился Джейкоб…

– Кто он такой?

– Сын Марри и Сильви, – подал голос Бобби.

– Я спрашивала папу, а не тебя.

– Что, уже и ответить нельзя?

Бобби озадаченно покосился на меня, не понимая, чего я так на него взъелась. Он недоумевал, почему я веду себя, как Финн, ведь я давно уже остепенилась и стала больше похожа на него самого: окончила юридический факультет, работала юристом, собиралась выйти замуж за солидного, состоявшегося человека.

– Не сын, а внук Марри и Сильви, – поправил отец.

Я хорошо знала эти имена – часто слышала в детстве. Марри и Сильви – основатели винодельни «Марри Грант». Вернее, основал ее отец Марри, но при них производство приобрело промышленные масштабы. Компания стала известна по всей стране, а потом и за границей. Их дочь Мелани была примерно десятью годами старше наших родителей. Еще в молодости она переехала в Нью-Йорк и вышла за финансиста с Уолл-стрит. Фамилия мужа, судя по всему, Маккарти. Сына зовут Джейкоб.

Бобби как ни в чем не бывало продолжал работать. Он срезал очередную гроздь, внимательно оглядел и бросил в ведро – в точности, как учил нас отец. Все мы делали это почти на автомате.

– Марри решил уйти на покой, поэтому в прошлом году Джейкоб переехал в Напу. Почти всеми делами теперь заведует он. Смекалистый парень. И очень приятный.

– Не сомневаюсь, – ответила я, хотя еще как сомневалась.

– Что же тебе не нравится? – сердито осведомился Бобби.

Я оставила его вопрос без ответа и снова обратилась к отцу:

– Не понимаю, почему ты принял такое важное решение, даже не посоветовавшись со мной.

– Мне показалось, что так будет лучше для всей семьи.

– И мы тебе благодарны, – вставил Бобби.

Я бросила на него негодующий взгляд. Брат ответил мне точно таким же.

– Чего? – буркнул он.

– А как же винодельня «Адлер»? – спросила я.

– А что винодельня «Адлер»? – с легким раздражением отозвался отец.

Это была маленькая биодинамическая винодельня рядом с долиной Александер-Велли. Владельцы, Бет и Саша, дружили с родителями. Потом ее приобрела винодельня «Севилья». Новые хозяева обещали, что будут верны принципам биодинамики и экологически рационального сельского хозяйства. Поначалу качество продукции действительно оставалось прежним. В первый год «Адлер» собрала лучший за всю свою историю урожай. Виноград получился душистее и спелее обычного, а вино из него обладало сладким фруктовым вкусом, который дают ягоды особенно теплых лет. Однако рожденный этим вином спрос пробудил в «Севилье» жадность. Компанию стали развивать слишком быстро – за качеством никто не следил. Затем вина «Адлер» появились во всех супермаркетах страны, специализирующихся на продаже биопродуктов. От прежнего вина осталась только этикетка.

– У нас все будет по-другому, – сказал отец.

– Откуда ты знаешь?

– Как это откуда знает? – встрял Бобби. – Знает, и все!

Мне захотелось вывалить содержимое ведра ему на голову.

– Джейкоб не собирается превращать «Последнюю каплю» в слово на этикетке, – снова заговорил отец. – Он хочет, чтобы наш виноградник стал образцово-показательным – моделью для всех подразделений «Марри Грант».

– А потом возьмет и перехочет.

– Не горячись.

Отец не любил выслушивать поучения, особенно от собственных детей. Однако он знал, что я права. Знал лучше меня самой. Может быть, именно поэтому перевел разговор на меня.

– У вас с Беном все в порядке?

Я рассмеялась, не зная, как ответить. Не потому ли я сегодня раздражительнее обычного, что мой любимый человек оказался лжецом? Возможно. Но разве это отменяет правоту моих слов?

Я окинула взглядом виноградник, куда отец вложил всю свою жизнь. Нигде я не чувствовала себя так умиротворенно, как здесь, рядом с ним. Речь ведь не только о винограде. Речь о земле, за которой отец ухаживал, чтобы делать вино. Речь о ферме и доме – обо всем, что он построил своими руками и чем так гордился. Речь о тех людях, кому он хотел все это отдать, – о людях, которым никогда не оценить его трудов.

И даже это не самое печальное. Отец собирался пожертвовать гораздо большим. Они с мамой оба собирались пожертвовать гораздо большим – друг другом.

– По-моему, сейчас неудачное время для принятия важных решений, – произнесла я.

Отец посмотрел прямо на меня. Так мы впервые дали друг другу понять, что знаем о маме с Генри.