Бриттани Черри - Воздух, которым он дышит

Я наклонился, коснулся лбом ее лба. Я вдохнул ее запах, пытаясь сделать все возможное, чтобы не расклеиться. Она – единственное, что держало меня в целости.

– Он сказал, что я убил их. Он сказал, что это моя вина, что Джейми и Чарли мертвы, и он сказал, что в конце концов я это сделаю с вами, – мой голос надломился. – Он был прав. Я убил их. Я должен был быть там… я должен был спасти их.

– Нет, – сказала она приказным тоном. – Тристан, то, что случилось с Джейми и Чарли, – это несчастный случай. Это не твоя вина.

Я кивнул.

– Моя. Это моя вина. Я винил маму, но она… она любила их. Это был я. Это всегда был я… – каждое слово вырывалось все труднее предыдущего. Дыхание сбивалось. – Мне пора.

Я отстранился от нее, но она закрыла собой выход.

– Элизабет, отойди.

– Нет.

– Лиззи…

– Когда я разваливалась, когда я опустилась на самое дно, ты держал меня. Когда я потеряла все, ты остался со мной. Возьми мою руку и пойдем спать.

Она повела меня к своей спальне и впервые разобрала правую сторону кровати для меня.

Я забрался под простыни, обнял ее руками, ее голова лежала на моей груди.

– Я испортил твой день рождения, – тихо сказал я, чувствуя, как тяжелеют веки.

– Это не твоя вина, – ответила она. Снова и снова она говорила эти слова. – Это не твоя вина. Это не твоя вина. Это не твоя вина.

Когда мое сердцебиение замедлилось до нормального, мои пальцы ласкали ее кожу; засыпая, часть меня начала верить ей.

За несколько часов в ту ночь я вспомнил, каково это – не быть одиноким. За несколько часов я перестал винить себя.

Около шести утра я на цыпочках спустилась на кухню, оставив Тристана отдыхать. В доме было тихо, но я почувствовала запах свежесваренного кофе.

– Ты жаворонок? – спросил Майк, улыбаясь мне с кружкой в руке. Он казался таким дружелюбным парнем, и просто глядя на его улыбающееся лицо, я чувствовала себя ужасно из-за того, как я отнеслась накануне вечером к нему и маме.

Он достал еще чашку и налил кофе для меня.

– Сахар? Сливки?

– Черный, – ответила я, принимая от него чашку.

– Ах, что-то у нас есть общего. Я люблю повторять, что твоя мама пьет сливки с сахаром и капелькой кофе, а для меня чем темнее, тем лучше. – Он сел на табурет, и я села рядом с ним.

– Я должна извиниться, Майк. Вчера я вела себя ужасно.

Он пожал плечами.

– Жизнь вообще странная штука. Ты просто должен справляться с этими странностями и надеяться, что найдешь чудаков, которые будут двигаться вперед вместе с тобой.

– Моя мама твой чудак?

Он широко улыбнулся:

– Да.

Его пальцы обхватили кружку, и он уставился в темный напиток.

– Ричард был ужасным человеком, Элизабет, он делал ужасные вещи с Ханной. Когда они пришли в мой кабинет в тот день, я понял, насколько плохо он обращался с ней. Я выгнал его вон из кабинета, где он оставил ее плачущей. Я отменил все встречи в тот день и позволил ей сидеть в моем кабинете столько, сколько ей было нужно. Я понимаю твои слова, мол, что происходит между мной и ею – фальшивка. Я знаю все о ее болезненной истории и хочу, чтобы ты знала, что я люблю ее. Я ее очень люблю и проведу остаток своих дней, защищая ее от любой боли.

Кружка дрожала у меня в руке.

– Он причинил ей боль? Он обидел ее, а я сказала ей те ужасные вещи прошлым вечером…

– Ты не знала.

– Это не имеет значения. Я не должна была такого говорить. Если бы я была на ее месте, я не простила бы себя.

– Она уже простила тебя.

– Я почти забыла, что вы оба ранние пташки, – зевнула мама, входя в кухню. Она подняла бровь, глядя на меня. – Что случилось?

Я встала и бросилась к ней, обнимая.

– Лиз, что ты делаешь?

– Поздравляю вас с помолвкой.

Ее лицо засветилось.

– Ты придешь на свадьбу?

– Конечно.

Она обняла меня крепче.

– Я очень рада. Потому что свадьба состоится за три недели до Нового года.

– Три недели?! – сказала я, повышая голос. Я замолчала, чувствуя, как начинаю нервничать. Маме не нужно было мое мнение сейчас, но нужна была моя поддержка. – Три недели! Замечательно!

Мама и Майк уехали несколько часов спустя, после игры в Зомбиленд с Эммой, все в кетчупе. Тристан, Эмма, Зевс и я уселись на диван. Через некоторое время Тристан поднялся на локтях и посмотрел в мою сторону.

– Хочешь отправиться по магазинам за мелочами для моего дома?

Мы до сих пор не завершили некоторые небольшие штрихи, которые он считал чепухой, – подушки, картины и разные другие мелкие декоративные вещи, которые мне очень нравились.

– Да! – воскликнула я, радуясь поводу пройтись по магазинам.

– Они уродливые, Клещ! – сказала Эмма, морща нос и глядя на выбранные Тристаном подушки для дивана – фиолетовую и горчично-желтую.

– Что?! Это здорово! – утверждал он.

– Они похожи на какашки, – засмеялась Эмма.

Я вынуждена была с ней согласиться:

– Это все равно что ты бы думал: давай-ка сделаем мой дом совершенно отвратительным, после того как Лиззи и Эмма так старались сделать его удивительным.

– Да, – кивнула Эмма. – Это будто бы ты так думал… – Она встряхнула волосами. – Ты должен просто оставить это экспертам – маме и мне.

Он рассмеялся:

– Тяжелая публика.

Эмма стояла на задней панели тележки-корзины, и Тристан, завернув вместе с ней за угол, врезался в кого-то.

– Простите! – Тристан быстро извинился и посмотрел вверх.

– Дядя Таннер, – пискнула Эмма. Прыгнув с тележки, она побежала к Таннеру, чтобы заключить его в объятия.

– Эй, детка, – сказал Таннер и обнял в ответ.

– Что случилось с твоим лицом?! – спросила Эмма.

Таннер посмотрел на меня. Я посмотрела на его синяки. Мне хотелось утешить его, но другая часть меня хотела въехать ему по лицу за то, что он сказал Тристану о его семье.

– Тристан, ты не мог бы отвезти Эмму к картинам, чтобы она выбрала что-то для тебя? – спросила я.

Тристан нежно коснулся моего предплечья.

– Ты в порядке? – прошептал он.

Я кивнула. Они ушли, но только после того, как Тристан извинился перед Таннером. В ответ Таннер не произнес ни слова, а когда Эмма и Тристан покинули нас, выяснилось, что у него тонна комментариев-плевков в мою сторону.

– Ты серьезно, Лиз? Прошлой ночью он нападает на твоего друга, а теперь ты бегаешь по магазинам с ним, как если бы вы были счастливой семьей. И ты спокойно отпустила с ним твою дочь?! Что бы Стив…

– Ты сказал, что его семья мертва по его вине?

Таннер прищурился:

– Что?

– Тристан рассказал.

– Лиз, посмотри на мое лицо, – он сделал шаг ко мне. У меня перехватило дыхание, когда я увидела черные и синие круги. Он задрал рубашку, чтобы открыть левую сторону груди, всю в синяках. – Посмотри на мои ребра. Это сделал мужчина, которого ты только что отправила со своей дочерью. Он, блин, напал на меня, как зверь, а ты стоишь тут и спрашиваешь у меня, что я сказал ему? Я был пьян, я, возможно, сказал ему глупые вещи, но он сорвался из-за ничего. Я видел это в его глазах, Лиз. Он совсем сошел с ума.

– Ты лжец. – Он лжет. Он лжет. Тристан хороший. Он очень хороший. – Тебе не следовало ничего говорить о его семье. Никогда. – Мои ноги понесли меня от Таннера, и я рванулась, когда почувствовала его пальцы на своем предплечье. Он заставил меня еще раз посмотреть ему в лицо.

– Слушай, я понял. Ты злишься на меня. Нормально. Злишься. Ненавидишь меня за это. Но я знаю кое-что об этом парне. Я знаю, что с ним что-то не так, и я не собираюсь останавливаться, пока не выясню, что же это, потому что я слишком забочусь о тебе и Эмме, о вас обеих. Да, ладно, я сказал какое-то дерьмо, я не должен был говорить, но разве я заслуживаю такого? Это только вопрос времени, прежде чем и ты скажешь что-то не то и он накинется на тебя.

– Таннер, – сказала я глухо, – ты делаешь мне больно.

Он ослабил хватку, оставляя красные следы на коже, где были его пальцы.

– Прости.

Когда я пришла в отдел с картинами, обнаружила там Тристана и Эмму, спорящих, что покупать. Конечно – Эмма была права. Тристан улыбнулся и направился ко мне.

– Ты в порядке? – спросил он снова.

Я коснулась его щеки и заглянула в глаза. Его взгляд был нежный и напоминал мне о самых хороших в мире вещах. Пока Таннер не увидел ад во взгляде Тристана, я видела только небо.

Прошло три недели с моего дня рождения, и все медленно возвращалось в норму. В тот вечер мы отправлялись к маме в городок – на свадьбу, которая планировалась в следующие выходные. Но прежде чем уехать, Эмма уговорила меня и Тристана поесть мороженого в двадцатиградусный мороз.

– Я думаю, мятное мороженое – гадость! – сказала Эмма, когда мы шли из магазина.

Тристан усадил ее на плечи. Она ела обычный ванильный рожок, капая мороженым в его волосы время от времени. Когда несколько капель упали на его щеку, я наклонилась и поцеловала их, затем нежно поцеловала его в губы.

– Спасибо, что пошел с нами, – сказала я.

– Я пошел ради мятного мороженого, – ответил он с игривой улыбкой. Эта улыбка оставалась на его губах, пока мы шли домой. Когда его глаза остановились на ступеньках моего крыльца и он опустил Эмму, игривость исчезла из глаз.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я Таннера, сидевшего на крыльце с охапкой бумаг.

– Нам нужно поговорить, – сказал он, вставая. Он перевел взгляд на Тристана, потом снова на меня. – Сейчас.

– Я не хочу с тобой разговаривать, – сказала я сурово. – Кроме того, мы выезжаем через несколько минут, навестить мою маму.

– Он едет с вами? – спросил он хрипло.

– Не начинай, Таннер.

– Нам нужно поговорить.

– Таннер, слушай. Я поняла. Тебе не нравится, что я с Тристаном, но я с ним. И мы счастливы. Я просто не понимаю, почему ты не можешь…

– Лиз! – крикнул он, перебивая. – Я понял, но мне нужно с тобой поговорить. – Его глаза были стеклянными, челюсти жесткие. – Пожалуйста.

Я взглянула на Тристана, который смотрел на меня, ожидая моего решения. Словно Таннеру и правда было что сказать, и это съедало Тристана.

– Ладно. Все нормально. Давай поговорим.

Он вздохнул с облегчением. Я повернулась к Тристану:

– Скоро увидимся, ладно?

Он кивнул и поцеловал меня в лоб, прежде чем сказать мне «пока», а Таннер последовал за мной и Эммой внутрь. Эмма отправилась в свою комнату играть, а мы расположились за стойкой на кухне.

Я схватилась за край.

– О чем ты хочешь поговорить со мной, Таннер?

– О Тристане.

– Я не хочу говорить о нем.

– Мы должны.

Я пошла к посудомоечной машине и принялась разгружать ее, чтобы хоть чем-то заняться.

– Нет, Таннер. Я действительно устала от всего этого. Разве тебе не надоело?

– Ты знаешь, что случилось с его женой и ребенком? Ты знаешь, как они умерли?

– Он не говорит, и это не делает его ужасным – то, что он не разговаривает об этом. Это делает его человеком.

– Лиз, это был Стивен.

– Что «Стивен»? – спросила я, бросая тарелки в шкаф.

– Авария с женой и ребенком Тристана. Это был Стивен. Он был в автомобиле, который въехал в них.

Мое дыхание остановилось, я смотрела на Таннера. Его глаза встретились с моими, когда я покачала головой. Он кивнул.

– Я начал копать информацию об этом парне, и, буду честным, я просто искал дерьмо, пытаясь сделать из него монстра. Фэй пришла в магазин и умоляла меня прекратить эту охоту на ведьм, потому что она уверена, что это испортит даже маленькую дружбу и я все-таки потеряю тебя, но я должен был знать, что такого было с этим парнем. Я ничего не нашел. Оказывается, он просто парень, который потерял свой мир.

– Таннер.

– Но я нашел эти статьи про аварию.

Он протянул газету. И я положила руку на грудь. Удары моего сердца были беспорядочными, то учащались, то замедлялись каждый раз, когда он останавливался.

– Когда автомобиль Стивена потерял управление, он врезался в белый «Альтима». В «Альтиме» было трое пассажиров.

– Стоп… – прошептала я, моя правая рука накрыла рот, мое тело начало трястись от ужаса.

– Мэри Коул, шестьдесят лет, которая осталась жива.

– Таннер, пожалуйста. Нет.

– Тридцатилетняя Джейми Коул…

Слезы потекли из глаз, мои внутренности скручивались в узлы, пока он продолжил говорить.

– И восьмилетний Чарли Коул, которые оба погибли.

Кислота начала подниматься от желудка, и я отвернулась, бесконтрольно рыдая в руки, не в состоянии по-настоящему поверить в то, что он говорил мне. Неужели Стивен был причиной того, что Тристан потерял свой мир? Стивен был причиной горя Тристана?

– Ты не можешь сейчас быть здесь, – успела сказать я. Таннер положил руку мне на плечо, я скинула ее. – Я не могу справиться с этим прямо сейчас, Таннер. Уйди.