Бриттани Черри - Воздух, которым он дышит

– Дорогая, ты должна ему сказать. Он разваливается на части, пытаясь понять, что он сделал не так.

– Я знаю. Это просто… я его люблю. И знаю, из-за этого я потеряю его.

– Слушай. Я не очень в курсе о любви, но когда мое сердце было разбито, я бросала дерьмо. Буквально забросалась дерьмом. Но и после того, как я закончила метание говна, я тоскую и мне грустно. Кто-то мне говорил, что горе стоит того, ведь в итоге, по крайней мере, ты должен испытать любовь.

Я кивнула и легла головой ей на колени.

– Когда жизнь перестает быть такой болезненной?

– Когда мы научимся посылать ее в жопу и находить маленькие причины, чтобы улыбаться.

– Прости, Мэтти разбил твое сердце.

Она пожала плечами, потянув резинку с моих волос, прежде чем начать расчесывать их пальцами.

– Ничего страшного, оно только треснуло немного. Итак. Что мы будем делать остаток ночи? Мы можем быть примерными девчонками и смотреть «Дневник памяти»[16] или… мы можем заказать пиццу, купить пива и смотреть «Супер Майка ХХL».[17]

Супер Майк победил.

На следующий день мы с Эммой зашли в «Нужные вещи» и обнаружили Тристана, улыбающегося у кофейного аппарата.

– Привет, ребята! – сказал он с широчайшей улыбкой.

– Эй, Клещ! – воскликнула Эмма, залезая на один из стульев.

Он наклонился и пощекотал ее по носу.

– Эй, Тик![18] Горячее какао?

– С зефиром! – прикрикнула она.

– С зефиром! – повторил он, отворачиваясь. Его счастливое поведение было немного неестественным. Я не знала, что это означает или как это принимать. Мы не общались несколько дней, но пока он вел себя, будто все идеально.

– Элизабет, тебе принести что-нибудь?

Он назвал меня Элизабет, а не Лиззи.

– Просто воды, – попросила я, садясь рядом с Эммой. – Все в порядке? – спросила я его, когда он налил мне стакан и протянул Эмме ее какао, в которое всегда добавлял несколько кубиков льда. Она ловко соскочила со стула и отправилась искать Зевса.

– Все в порядке. Все хорошо.

Я подняла бровь.

– Мы должны поговорить. Я знаю, ты расстроен, потому что я тебя избегаю…

– Ты? – он ухмыльнулся. – Я не заметил.

– Да, это просто…

Он начал вытирать стойку.

– Что твой муж убил мою семью? Да нет, это круто.

– Что? – У меня перехватило горло и зазвенело в ушах, когда я осознала те слова, что только что вылетели у него изо рта. – Как ты?…

– Твой лучший друг Таннер побывал здесь вчера. Он хотел, ты знаешь, попробовать уговорить мистера Хэнсона закрыть его магазин. Так вот и у меня с ним был разговор. Он считал очень милым, что я смотрю сквозь пальцы на тот факт, что твой муж убил мою семью.

– Тристан.

Он положил тряпку под прилавок и стоял напротив меня, наклонившись.

– Как давно ты знала?

– Я… Я хотела сказать тебе.

– Как давно?

– Трис… я не знала…

– Черт возьми, Элизабет! – крикнул он, хлопнув кулаком. Эмма и мистер Хэнсон повернулись к нам, глядя с беспокойным любопытством. Он быстро забрал Эмму в заднюю комнату. – Как давно? Ты знала, когда говорила, что любишь меня?

Я по-прежнему молчала.

– А на свадьбе?

Мой голос дрожал:

– Я думала… Я думала, что потеряю тебя. Я не знала, как тебе сказать.

Он улыбнулся натянутой улыбкой и кивнул.

– Потрясающе. С тебя два доллара и двадцать центов – за горячее какао.

– Позволь мне объяснить.

– Два-двадцать, Элизабет.

Его грозовые глаза были ледяными. В них был такой холод, которого я не видела с первого дня нашего знакомства.

Я полезла в карман, вытащила мелочь и положила перед собой. Тристан взял деньги и швырнул в наличные, выбивая чек.

– Мы поговорим позже, на этой неделе, – сказала я неуверенно. – Если ты позволишь, я тебе все объясню, как могу.

Передо мной была его спина, и он стиснул столешницу около кофейной машины, опустив голову. Я увидела, как его суставы покраснели от напряжения.

– Нужно что-то еще? – спросил он.

– Нет.

– Тогда свали из моей жизни. – Тристан отпустил прилавок, позвал Зевса, который тут же выбежал ему навстречу, а потом они вдвоем вышли из магазина. Звон колокольчика возвестил о его уходе.

Мистер Хэнсон и Эмма вышли из задней комнаты.

– Что случилось? – спросил мистер Хэнсон, подойдя ко мне. Он положил руку на мое плечо, но это не остановило моей дрожи в теле.

– Я думаю, что потеряла его.

7 апреля 2014 годаПрощание

Я стоял на вершине холма в дальней части кладбища вместе с Зевсом. Все стояли бок о бок вокруг гробов, одетые во все черное, со слезами на глазах.

Мама тряслась, папа поддерживал ее. Все друзья, мои и Джейми, стояли, убитые горем. Учительница Чарли плакала. Наверное, она думала, что это так несправедливо. Это так несправедливо, что Чарли никогда и не представится шанс узнать, как обращаться с дробями и что такое алгебра. Что он не сможет научиться водить механику. Что он никогда не подаст заявление в колледж и не влюбится. Что он никогда не станцует медленный танец со своей матерью на своей свадьбе. Что он никогда не познакомит меня со своим первенцем. Что он никогда не получит шанс попрощаться…

Я протер глаза и покашлял, Зевс придвинулся ближе ко мне и положил голову на мой ботинок.

Черт возьми, я не мог дышать.

Они спустили Джейми в землю первую, и мои ноги подкосились.

– Не уходи… – прошептал я.

Они опустили Чарли рядом.

– Нет… – умолял я.

Мои ноги подогнулись. Я упал на землю, руками закрывая рот. Зевс, как мог, утешал меня, слизывая слезы. Пытаясь заставить меня поверить, что все нормально, что мне должно быть ясно, что все так или иначе станет хорошо.

Но я не верил.

Я должен был спуститься вниз и стоять рядом с родителями, но я этого не сделал. Я должен был сказать Джейми и Чарли, как я любил их обоих, так офигенно сильно, но я онемел. Я встал и отвернулся, плотно сжав поводок Зевса в руках.

Я отвернулся от Джейми.

Я ушел от моего сына.

И наконец, узнал, как больно прощаться.

– Значит, сбегаешь, – сказал мистер Хэнсон через неделю, когда я припарковался напротив его магазина, чтобы попрощаться.

Я пожал плечами.

– Нет. Просто двигаюсь дальше. Вещи приходят и уходят, вы должны знать это лучше, чем кто-либо другой.

Он потер пальцами седую бороду.

– Нет, это не то, что ты делаешь. Ты не двигаешься, ты снова бежишь.

– Вы не понимаете. ЕЕ МУЖ…

– Не она.

– Мистер Хэнсон…

– Мой бывший любимый человек обожал магию. Он провел всю нашу совместную жизнь, пытаясь заставить меня поддержать свою мечту об открытии магазина Таро в этом городе. Он верил в силу энергии, в целительную силу кристаллов. Он верил, что магия – это способ сделать жизнь более удобной. Я думал, что он безумен. Я работал с девяти до пяти и почти не обращал на него внимания. И даже мечтать об открытии собственного магазина было смешно. Мы были двумя геями – жизнь была уже достаточно тяжела для нас. Последнее, что здесь было нужно, это двое геев, которые верили в магию. Потом, в один прекрасный день, он ушел. Сначала показалось, в никуда, но время шло, и я понял, что это моя вина. Я не ценил его, когда был с ним, а когда он ушел – это был тяжелый удар для меня. После того как он ушел, я почувствовал себя одиноким, я понял, что он всегда чувствовал это. Никто не должен чувствовать себя одиноким, когда они любят друг друга. Я уволился с работы и пытался оживить свою мечту о магии. Я изучал силу кристаллов и исцеление травами. Я упорно трудился, чтобы понять его мечты. И когда я это сделал, было уже поздно. Он поселился у кого-то, кто полюбил его в тот момент. Не отворачивайся от Лиз, потому что она не имеет ничего общего с этим. Не уходи от шанса на счастье из-за аварии. Потому что, в конце концов, речь не о картах Таро или кристаллах, или специальных чаях. Это не то место, где живет магия. Магия – в крошечных моментах. Маленькие прикосновения, улыбка, тихий смех. Магия – это жить сегодняшним днем и позволять себе дышать и быть счастливым, мой милый мальчик. Любовь – это магия.

Я кусал нижнюю губу, принимая все его слова. Все его мысли. Я хотел верить ему, и, думаю, большая часть меня понимала его. Но другая часть меня была похоронена глубоко и чувствовала вину, Джейми заслуживала большего. Для меня даже возможность того, что я полюблю кого-то так скоро, была эгоизмом.

– Я не знаю, как это сделать. Я на самом деле не знаю, как любить Лиззи, понимая, что я никогда не распрощаюсь со своим прошлым.

– Ты возвращаешься, чтобы сказать «прощай»?

– Я думаю, что я возвращаюсь, чтобы научиться дышать.

Мистер Хэнсон нахмурился, но сказал, что понимает.

– Если тебе когда-нибудь нужно будет место, чтобы отдохнуть или позвонить другу, я буду здесь.

– Хорошо, – сказал я, притягивая его, чтобы обнять. – И если вы когда-нибудь продадите свой магазин из-за какого– то мудака, я вернусь, чтобы бороться за него изо всех сил.

Он подавил смешок.

– Договорились.

Я открыл входную дверь, слушая, как в последний раз прозвенел колокольчик.

– Вы присмотрите за ними? За Эммой и Лиззи?

– Я прослежу, чтобы их чай и какао никогда не были слишком горячими.

После того как мы попрощались, я прыгнул в машину и мы с Зевсом поехали. Мы ехали четыре часа. Я не был уверен, что понимаю, куда еду, но даже если бы понимал, то просто бездумно рулил, и это казалось правильным.

Я подъехал к дому около трех утра, на крыльце все еще горел свет. Когда я был ребенком, то задерживался после отбоя слишком часто, и этим превратил их жизнь в ад.

Несмотря на это, мама всегда оставляла свет на крыльце, чтобы дать мне знать, что они по-прежнему ожидают моего возвращения.

– Что скажешь, мальчик? Идем, говоришь? – спросил я Зевса, который, свернувшись, лежал на пассажирском сиденье машины, виляя хвостом. – Ладно. Пойдем.

Я постоял на крыльце, постучав в общей сложности раз пять, прежде чем услышал, что дверь открывается. Папа и мама в пижамах глядели на меня, почти как если бы увидели призрак. Я прочистил горло.

– Слушайте, я знаю: я был дерьмовым сыном в прошлом году. Я знаю, что исчез, не сказав ни слова. Я знаю: я был потерян, и мой сошедший с ума мозг пытался найти правильный путь. Я знаю: я сказал ужасные вещи перед отъездом, обвинил вас в том, что произошло. Но я… – моя рука коснулась губ, прежде чем я засунул руки в карманы джинсов. Я начал пинать землю. – Я просто хочу спросить, могу ли я остаться здесь на некоторое время? Потому что я все еще потерян. Я до сих пор блуждаю. Но я больше не думаю, что смогу выбраться в одиночку. Мне просто нужно… э-э… Мне нужны только мои мама и папа. Если вы не против.

Они вышли на крыльцо и замкнули меня в кольцо своих рук.

Дома.

Они приветствовали меня дома.

– Что значит – он уехал? – спросила я мистера Хэнсона. Я ухватилась за край прилавка, за которым он стоял и заваривал мне чай в пятницу после обеда. Я закинула Эмму с ночевкой к бабушке и дедушке. И так как не видела и не слышала ничего от Тристана уже несколько дней, то была на пределе. Мне нужно было поговорить с ним, или, по крайней мере, знать, что с ним все в порядке.

– Он уехал два дня назад. Прости, Лиз, – радость мистера Хэнсона погасла, это пугало меня.

– Когда он вернется?

Тишина.

Мои руки легли на бедра, и я топнула по полу.

– Ну. Куда он делся?

– Я не знаю, Лиз.

Я хмыкнула, беспокойство поселилось внутри.

– Он не отвечает на мои звонки. – Мои челюсти сжались, а в глазах закипали слезы. Мои плечи поднимались и опускались. – Он не отвечает на мои звонки!

– Милая, вы оба прошли через многое. И я знаю, что это очень сложно для вас…

– Нет. Не для меня. Я имею в виду, я смогу справиться с тем, что он не отвечает на мои звонки. Я с ним разберусь, пусть игнорирует меня. Но у меня еще есть пятилетняя дочь, которая интересуется – где Клещ и Зевс. Ей интересно, куда исчезли два ее друга. Она спрашивает, почему Зевс не играет с ней и почему Тристан не читает на ночь. Так что да, мне грустно, что он не разговаривает со мной, но я страшно разозлилась, что он бросил Эмму, не сказав ни слова, без всякой задней мысли. Я злюсь, потому что она плачет и скучает по ним. И мне разбивает сердце факт, что я даже не могу сказать ей, где они и вернутся ли. Он сказал, что будет бороться за нас, но как только дошло до дела, даже и не попытался. – Мой голос срывался. – Она заслуживает лучшего.

Он протянул руку и положил ее поверх моей. Небольшая волна тепла пробежала через меня.

– Вы все заслуживаете лучшего, чем это.

– Ладно. Я пойду. Просто если вы услышите о нем… – мои слова оборвались. Я не знала, хотела бы я, чтобы мистер Хэнсон сказал Тристану, чтобы тот возвращался или шел к чертям. Я покинула магазин в смятении.