Джо Беверли - Возлюбленная демона

Он опрокинул ее на спину и улыбнулся ей блаженной улыбкой, которая заставила ее захотеть снова расплакаться, но горько.

– Не пытайся отрицать факты, пожалуйста, – попросила она. – Когда я вышла замуж за Селестина, уже почти залежавшейся на полке старой девой, ты был нескладным школьником!

Он покачал головой.

– Давай сначала посмотрим на вещи.

Он встал с кровати, взял кожаную папку со стола и вернулся, чтобы сесть около нее.

Озадаченная и подозрительная, она помедлила, садясь рядом.

– Что это?

– Мои рисунки. – Он развязал шнуровку и открыл папку. – Ты – ценитель? Надеюсь, что нет. – Он начал переворачивать листки бумаги, чтобы показать ей грубые наброски армейских лагерей и различных зданий. Сносно, но ничего особенного.

И что это сделает с их разницей в возрасте?

Когда он перевернул листы, она потянулась, чтобы остановить его.

– Это же майор Хоукинвилл.

Это был быстрый набросок, изображающий человека без камзола за столом, заваленным бумагами, но Ван отлично ухватил его характер.

– Перед Ватерлоо. Это был организационный кошмар. – Он просмотрел еще несколько листов. – А это Кон.

Она увидела мужчину с сильными чертами и короткими темными волосами, стоящего в классической позе солдата, смотрящего вдаль, длинный плащ скрывал большую часть его формы. Он почти походил на статую.

– Он выглядит усталым, – сказала она. – После сражения?

– Перед Ватерлоо. Он не хотел быть там. Никто из нас, конечно, не хотел, но он особенно. Он оставил армию в 1814, и отсутствовал почти год. Кон уже привык жить в свете солнца и вернулся, чтобы присоединиться к нам в тенях. Я думаю, он все еще находится в тенях, а я не попытался ему помочь.

Он листал дальше и показал ей ряд рисунков мальчиков и мужчин. Некоторые были быстрыми набросками, другие хорошо проработанными карандашными портретами. Все имели свои индивидуальности. Непрофессионально, нет, но нарисовано квалифицированным любителем, который уловил настроения его товарищей по оружию.

Она остановила его, чтобы прочитать надписи и обнаружила, что написаны были не полные имена. Джер, Бадахос [30], прочитала она. Дон, Талавера [31]. Похолодев, она осознала, что он записывал сражения, в которых они погибли.

Один из рисунков был подписан просто Хилиард.

– Он не умер?

– От дизентерии в грязной деревне. Мы даже не знали ее названия. Мы потеряли больше людей от болезней, чем в сражениях.

Она взяла папку и быстро просмотрела ее, видя имя и место на каждом рисунке.

– Ты рисовал только умерших?

– В то время они были еще живы. – Прежде, чем она успела спросить, он добавил. – Вообще, я отдавал рисунки натурщикам. Это те, кто умер раньше, чем у меня появилась такая возможность. Я задавался вопросом, хотели ли бы родственники забрать их. Они не очень удачные.

– Достаточно удачные, – сказала она, уставившись на последний рисунок.

Дэр, Ватерлоо.

Было очень много рисунков с надписью Ватерлоо, но этот набросок бросился ей в глаза, потому что она узнала вытянутое лицо и веселую улыбку.

– Он выглядит готовым к большому приключению, – сказала она, касаясь бумаги. – Думаю, его мать хотела бы забрать эскиз. У них нет современного портрета.

– Ты знала его?

– Он мой дальний родственник. – Она провела пальцем по его улыбке. – Он выглядит таким счастливым.

Он поднял бумагу и изучил ее.

– Сводил нас с ума. Все мы знали, что это был ад, но Дэр рассматривал все как приключение. Он был другом Кона. Часть компании из Харроу [32], которые называют себя Компанией Плутов. Он был одним из восторженных добровольцев, над которыми мы насмехались, но мы не могли насмехаться над Дэром. По крайней мере, он понимал, что не знал ничего вокруг.

Все рисунки встревожили ее, но портрет Дэра в особенности.

Он и Ван одного возраста. Ван мог так легко умереть. Поэтому он показывал их ей?

– Почему ты хотел, чтобы я увидела их? Они ничего не меняют.

– Разве нет? – Он просмотрел листы и вытащил один, не слишком отличающийся от других, кроме того, что был немного более неуклюжим. Эскиз жилистого, седого человека, который выглядел циничным, но добрым.

– Сержант Флетчер. Он учил меня выживать. Когда ты выходила замуж за Селестина, нескладный школьник рисовал свой первый набросок ходячего трупа.

Часы на каминной полке прозвонили час.

Он дал ей рисунок.

– Не думай, что я ребенок, Мария, и не знаю, что хочу и в чем нуждаюсь. Ты – моя жизнь. Возможно, все мы понимаем, когда встречаем того единственного, который является идеальной парой. – Он вынул другой лист из папки, самый последний лист, и отдал ей рисунок ее самой. – Не с натуры, конечно.

Просто голова и плечи. Волосы распущены, спускаются вниз по простому платью, как она никогда их не носила. Она выглядела серьезной, но вполне счастливой, в отличие от того, что она видела в зеркале.

– Ты сделал подарок, но это не настоящая я.

– Такой я тебя вижу. – Он начал приводить бумаги в порядок. – Я уеду завтра, если ты настаиваешь, но мои чувства не изменятся. – Он завязал шнурки папки и огляделся. – Ты не должна защищать меня от меня самого.

Она погладила его раненную щеку.

– Как я могу? Любовь поступает так с нами.

– Я не твой ребенок, Мария. Я – твой любовник. – И он снова поцеловал ее, доказывая это, и огненно-страстно любил ее.

Она лежала, потная и липкая, поглаживая его худощавое длинное и сильное тело.

Я не твой ребенок, Мария. Я – твой любовник.

Когда ты выходила замуж за Селестина, нескладный школьник рисовал свой первый набросок ходячего трупа.

Он был мужчиной, достаточно зрелым, чтобы стать справедливым партнером для нее. И все же, он оказался больше, чем любовником. Он стал мужчиной, которого она любила, хотя она никогда не думала, что полюбит. Она бы быстро, с удовольствием, вышла за него замуж, если могла бы дать ему, по крайней мере, надежду на ребенка.

Может она быть его любовницей? Позволить ему жениться на подходящей молодой женщине, которая родит ему детей?

Нет. Никогда. Если он женится на ком-то еще, она никогда не сможет разрушить его брак, да она и не думала, что он согласится с этим.

Так… Как он сказал, они могли быть счастливы и без собственных детей. Титул бы умер, но если он не возражает…

Она слабая или сильная?

Будет ли он – и это был решающий вопрос – будет ли он сожалеть о нем?

Она повернулась и посмотрела на своего партнера, свою судьбу. Он спал, выглядя расслабленным, длинные ресницы лежали на щеках. Возможно, он не спал все предыдущие ночи.

Мария внезапно осознала, что ее жизнь протекала так, чтобы сделать этот момент возможным.

Когда в шестнадцать она вошла в общество – застенчивая, гордая и довольно неуклюжая – Ван действительно был нескладным школьником. Они бы никогда не нашли друг друга. Годы, прошедшие с тех пор были необходимы, чтобы преодолеть разницу в годах и событиях.

Без армии Ван, возможно, не стал бы ее партнером. С его дикой природой он, возможно, стал бы одним из неопытных, безответственных светских молодых людей.

Если бы она не вышла замуж за Селестина, то жила бы теперь с каким-то другим мужчиной, не свободная любить. Без удовольствий и боли этого брака она никогда бы не смогла иметь дело с трудностями Вана.

Судьба придала им форму и, в конце концов, бросила их друг к другу для этого краткого испытания. Редкий момент. Ее единственный шанс. Она убрала шелковистые волосы с его лба, в уме сражаясь с храбростью и честью…

Его ресницы приподнялись, и он улыбнулся, смутившись на мгновение, затем оживляясь.

– Выходи за меня замуж, Мария.

Она снова лишилась дара речи, но прошептала, сдаваясь:

– Если ты уверен…

Его глаза закрылись, потом открылись, и она видела блеск слез.

– Я уверен. Мария! – Он схватил ее в объятия, заставив пискнуть. Они разъединились, хохоча.

– Я чувствую себя злодейкой, – запротестовала она. – Порочной.

Он усмехнулся.

– Конечно, так и есть. Ты лежишь изнасилованная в не благословленной постели. Но брак исправит это.

– Я не уверена, что такого рода изнасилования правильны даже с благословения.

– О, да, да, – прошептал он, уткнувшись носом в ее грудь.

Она внезапно удержала его там, держа его близко, сраженная мыслью, что ни один ребенок никогда не будет кормиться у ее груди. И она привязала его к своей бесплодной судьбе. Она оказалась жадной, злой женщиной.

– Обещай мне, что не пожалеешь, Ван. – Шепотом, чтобы он мог не обещать.

Но Ван ответил:

– Я обещаю.

Они пролежали мгновение, но потом он зашевелился, отодвинулся, и сел перед ней, бесстыдно голый.

– Я показал тебе вещи. У меня есть еще слова.

Она тоже села, внезапно насторожившись.

– Слова? Что еще осталось сказать?

На мгновение он опустил глаза, затем встретил ее взгляд.

– Я не хочу воскрешать ложные надежды. Все в руках судьбы. Но ты можешь не быть бесплодной.

Боль слез охватила ее.

– Ван, не надо! Мы должны принять правду.

– Тогда прими ее. Послушай. – Это был приказ офицера, и она послушалась.

– Я провел время с дядей Чарльзом и тетей Луизой, и вещи, которые они сказали, не полностью подтверждают, что Натали дочь твоего мужа. Для начала, эта мысль возникла приблизительно шесть лет назад.

– Это когда родители Натали умерли, и она приехала сюда. Правда открылась, хотя ее мать избежала скандала. А почему бы еще она приехала жить с Морисом? Ван…

– Она приехала сюда, потому что больше некуда, – прервал он. – Войны нанесли немало потерь семье Селестина в Европе. Она приехала сюда и потому, я верю, что его это устраивало. – Он взял ее руку, левую руку без колец. – Я устроил так, что Хоук сделал запросы, Мария. Это его сильная сторона. Селестин почти наверняка оказался не в том месте в нужное время.

Она смотрела на него, ее голова, чувствовала себя как в тумане.

– Что? Но зачем ему лгать? Это не имеет смысла. И, так или иначе, это не имеет значения, Ван. Есть четверо других!

– Все определенно ненастоящие.

Она уставилась на него.

– Этого не может быть.

– Может. К сожалению, не составит труда найти женщин с ребенком, готовых назвать мужчину отцом в обмен на деньги.

Она потянула руку, освобождая ее, и отодвинулась назад, в изголовье.

– Такие женщины за деньги скажут все что угодно. Ты устроил это, чтобы попытаться убедить меня выйти замуж?

Она внезапно вспомнила о мужчине, с которым встретилась в первый раз, который угрожал и разоружил ее. Он не напал, но и не уклонился.

– Я знал, что ты могла бы так подумать. Именно поэтому я хотел сначала уладить наши отношения. Вопрос детей не так много для меня значит, Мария. Я уверен, что это непокорство долгу, но ты значишь больше, чем проклятый титул. Я заставил Хоука узнать правду, снять последний барьер в твоей голове. Вот и все. Поговори с женщинами, если хочешь. Думаю, ты убедишься.

Его сдерживаемая злость задевала, но тень сомнения задержалась.

– Зачем Морису так поступать, выстраивать такую болезненную, сложную ложь?

– Он был человеком, самостоятельно выбившимся в люди, и заботился о внешнем благополучии. Он, несомненно, хотел основать династию, и когда этого не произошло, он не смог вынести, что люди подумают, что это его ошибка.

Гром с ясностью абсолютной истины.

– Таким образом, он создал еще один показушный фасад! – воскликнула она. – Свинья. Червь. Жаба! Я чувствовала себя такой виноватой. Такой бракованной. – Она бросилась к нему. – О, Ван, пожалуйста, прости меня! Я никогда не должна была даже думать, что ты мог бы так поступить.

Он посадил ее на колени.

– Конечно, ты могла так подумать. Я был достаточно отчаянным. – Он убрал волосы от ее лица и вгляделся в ее глаза. – Этого все еще может не произойти. Возможно, детей и не будет.

Она улыбнулась, глядя в его глаза через слезы.

– А может быть, будут. Этого достаточно. И ты для меня тоже важнее, чем дети наших тел. – Она провела рукой вниз, по животу. – Но подумай, может быть, ребенок уже растет!

Он накрыл ее руку своей.

– И мы, конечно, будем готовы упорно трудиться, чтобы он там оказался. Я всегда был счастливчиком, ты знаешь. – Он перекатил ее вниз, под себя и потянулся, чтобы взять серебряную шкатулку со стола.

Она едва могла думать из-за горячих мышц, давящих на нее, но сосредоточилась на нем.

– Что дальше?

Он открыл шкатулку, чтобы показать ей кольцо и осколок острого камня. В кольце вспыхивал прекрасный рубин в кругу бриллиантов.

– Новое кольцо? – сказала она. – У меня еще осталось предыдущее.