— В одежде, правда, он тоже смотрится неплохо. Особенно в этой постановке. На "Возлюбленную Немезиду" выделены большие деньги, что находит яркое отражение и в декорациях, и в гардеробе. Костюмы центральных персонажей сшиты на заказ у известных модельеров.

Да, наряды исключительные, думала Флоренс, глядя на своего брата в причудливом старомодном костюме, который был ему на редкость к лицу. Знаменитый денди Неистовый Джек щеголял в элегантном бордовом сюртуке, нарядной рубашке с высоким воротом и шейным платком, поверх которой был надет серый шелковый жилет с вышивкой, идеально сочетавшийся с серыми брюками и темными сапогами. Любой другой мужчина в подобном наряде имел бы женоподобный вид, но Джекоб, сколь ни досадно это признавать, смотрелся в нем как истинный романтический герой, воплощение мужественности и рыцарского духа. А длинные волосы придавали его внешности лоск искусного соблазнителя из плутовского романа.

— Студия, естественно, много выиграла оттого, что Джекоб Тревельян согласился на столь вопиюще показушную роль, — говорила Энни, в то время как на экране герой Джекоба петлял по закоулкам Лондона эпохи Эдуарда.

Должно быть, Неистовый Джек спасался бегством от очередного обманутого мужа или еще кого-нибудь. Флоренс невольно восхищалась атлетизмом своего брата: он энергично, с грациозной легкостью лавировал среди людей, то ныряя, то выныривая из толпы и всегда при этом оставаясь в фокусе телекамеры. Интересно, размышляла Флоренс, в "Возлюбленной Немезиде" он сам выполняет трюки? К тому же там есть душераздирающие сцены кровавых сражений из истории Первой мировой войны. Пожалуй, сам, пришла к выводу девушка. Джекоб достаточно упрям и самонадеян, к тому же он всегда стремится во всем быть хозяином положения. Собственно это, рассеянно думала Флоренс, и явилось камнем преткновения в их отношениях.

— …Потому что до этого он играл главным образом классику, — проник в ее мысли голос Энни. Флоренс, виновато потупившись, вновь стала следить за ходом рассуждений главного редактора. — Ибсена, Чехова и, разумеется, Шекспира, — разглагольствовала та. — Он, так сказать, эстетствующий актер. И второе. Режиссеры также стремятся вовсю эксплуатировать его внешность. Настоящий Джек Дарвиль был скорее обаятельный, чем красивый. Но Джекоб Тревельян наделен и тем и другим. За что непременно ухватятся создатели рекламы, разжигая у публики новую волну страстного обожания.

Кто-то на дальнем конце стола театрально вздохнул. Флоренс с трудом подавила в себе вспышку ярости.

Он совсем не такой, хотелось крикнуть ей несчастной воздыхательнице. Это он только в фильмах, если требует роль, изображает из себя доброго и благородного, а на самом деле это жесткий, холодный, безжалостный эгоист, который, кроме себя, никого не любит. В сущности, успешно справившись с ролью обаятельного донжуана, вдруг осознала Флоренс, он навеки зарекомендует себя гениальным мастером перевоплощения.

Глядя на экран, где крупным планом высвечивалось изображение ее фотогеничного, но столь чуждого ей родственника, она пыталась понять, что же теперь таится за ширмой этих леденяще голубых непостижимых глаз.


Джекоб Тревельян, сидя перед зеркалом в отведенном ему жилом фургоне на съемочной площадке фильма "Возлюбленная Немезида", смотрел на лежащий перед ним на туалетном столике раскрытый журнал "Современная женщина" и поглаживал указательным пальцем крошечную фотографию в нижней части страницы. Почему это лицо до сих пор волнует его? Даже спустя десять долгих лет, наложивших отпечаток зрелости и на нее тоже, судя по видимым изменениям в чертах ее лица на снимке.

Фотография, несмотря на свой более чем скромный размер, была на удивление четкой и представляла автора помещенной выше статьи.

Флоренс Тревельян. Кузина Фло. Девушка, которая десять лет назад на некоторое время лишила его сна и покоя, да и сейчас, еще, как ни прискорбно это признавать, с завидной регулярностью вторгалась в его мысли.

Неужели ты действительно так прекрасна, Фло? Он взял со столика журнал, чтобы внимательнее рассмотреть фотографию, чем вызвал негодование своего темпераментного парикмахера.

— Женские журналы почитываешь, касатик? — язвительно поинтересовался Карло, укладывая волосы Джекоба в искусно растрепанную кудрявую шапку. — А я-то, дорогой Джекоб, всегда считал тебя сущим самцом, — продолжал он и, глядя в зеркало, стал поправлять упавшие Джекобу на лоб локоны. — Видно, придется изменить свое мнение.

Джекоб в ответ лишь усмехнулся. Пылкий Карло отличался нетрадиционной сексуальной ориентацией, но на него не замахивался. Безобидный малый.

В отличие от женщины на фотографии. Вот уж сестрицу-то безобидной никак не назовешь. Ему казалось, что он видит в ее глазах затаившийся гнев, хоть она и улыбалась. Или это отблеск какого-то другого огня? Впрочем, что бы это ни было, она по-прежнему производит впечатление уникальной, незабываемой женщины.

— И кто же эта милая молодая особа? Еще одна представительница клана Тревельянов? Или просто однофамилица? — спросил Карло. Он уже закончил колдовать над прической Джекоба и теперь явно был не прочь посплетничать.

— Моя сестра. Только не очень-то она меня жалует. А сам я, похоже, совершил большую-пребольшую глупость, — ответил Джекоб, чувствуя, что им овладевает смятение.

— Так рассказывай! — потребовал парикмахер, вновь хватаясь за расческу, — очевидно, заметив, что один из локонов лежит не очень хорошо.

— Ну, она — журналистка, завтра придет брать у меня интервью. И если ее отношение ко мне не изменилось, значит, она постарается распять меня на страницах своего журнала. Что, думаю, не составит для нее особого труда, если верить этому… — Он постучал пальцем по статье, которую недавно прочел.

— Боже, надеюсь, у вас не произошло инцеста? — воскликнул Карло, вытаращив свои накрашенные глаза.

— Секс тут ни при чем, — поспешил разуверить парикмахера Джекоб, сознавая, что говорит бесстыдную ложь. — А если бы между нами что-то и было, это все равно не страшно. Мы ведь очень дальние родственники, к тому же Флоренс — приемная дочь. Так что кровными узами мы никак не связаны.

— И?.. — допытывался парикмахер.

— Просто мы немного повздорили. Еще в пору студенчества. Мы учились в одном университете. Это сложно объяснить. Флоренс довольно упрямая дама, а я тоже не очень сговорчивый. В общем, мы никак не могли найти общий язык.

Джекоб видел в зеркале лицо Карло. Было заметно, что у того наготове сотни вопросов, но Джекоб, избегая встречаться взглядом с парикмахером, стал листать сценарий с новыми изменениями. Карло еще с минуту повозился с его волосами, затем сбрызнул их лаком и, пробормотав "чао!", оставил Джекоба в одиночестве штудировать свою роль.

Ну что ты притворяешься, Тревельян? Разве так учат роль? — ругал себя Джекоб. Он отбросил сценарий в сторону и вновь взял со столика раскрытый журнал.

— Все еще ненавидишь меня, Фло? — тихо вопрошал он, обращаясь к фотографии. На него смотрела молодая женщина с белокурыми, как сливочное масло, волосами, остриженными коротко, под мальчишку; черты лица, утратившие детскую пухлость, поражали изяществом и отточенностью линий. Просто удивительно, но девушка, которая и тогда была настоящей красавицей, стала еще красивее. Ему даже почудилось, что он видит в блеске ее колдовских зеленых глаз отсвет приобретенной с годами мудрости. Ладно, ненавидит она его или нет — вопрос праздный, поскольку отказываться от интервью уже поздно, если только, конечно, он не желает навлечь на себя гнев прессы, которая и без того обижена его некоммуникабельностью.

— Твое счастье, сестренка, что я люблю рисковать, — сказал он, напряженно вглядываясь в крошечное глянцевое личико, будто это могло каким-то образом приблизить его к Флоренс и помочь определить ее настроение, ее отношение к нему. Согласившись на встречу с ней, он, скорей всего, допустил непростительную ошибку, и далеко не первую, с горечью думал Джекоб.

И все же, несмотря на все свои дурные предчувствия, он вдруг с удивлением обнаружил, что улыбается. Он был возбужден, эмоционально и физически, и только теперь осознал, что жил в предвкушении этой встречи многие месяцы. Даже годы… В сравнении с этим "Возлюбленная Немезида", пожалуй, гораздо менее сложное испытание.


— А я все ждала, когда ж ты наконец признаешь свою принадлежность к семейству Тревельянов, — сказала Энни Флоренс во время совместного обеда в винном баре.

— Что вы имеете в виду? — не сдавалась девушка. Она всегда начинала нервничать, когда разговор заходил о ее знаменитых родственниках, чувствовала себя, как бабочка, запутавшаяся в ажурной сверкающей паутине. Кто она такая? Обычная белокочанная капуста, по ошибке причисленная к коллекции бесценных амазонских раритетов. И некоторые из них весьма ядовиты, думала Флоренс, подразумевая конечно же Джекоба. Пытаясь выиграть время, она добавила: — По-моему, это довольно распространенная фамилия.

Энни остановила на ней пронизывающий взгляд.

— А знаешь, мне вообще-то импонирует, что ты никогда не упоминаешь свою семью. — Флоренс, к своему удивлению, прочла в глазах редактора искреннее одобрение. — Большинство людей не раздумывая стали бы эксплуатировать столь выгодные связи. Имея в родственниках знаменитого модельера, восходящую звезду модельного бизнеса и выдающегося актера, можно не без основания надеяться, как я уже раньше и указывала в отношении Джекоба, что перед тобой откроются многие важные двери.

— Вовсе не обязательно, — возразила Флоренс, досадуя на то, что беседа принимает довольно неприятный для нее оборот. Она чувствовала себя неловко оттого, что ее считали представительницей некоего клана, группировки, хоть это и содействовало повышению ее конкурентоспособности — единственный плюс во всей ситуации. Энни не сводила с нее пытливого взгляда. — На самом деле я имею весьма отдаленное отношение к семейству Тревельянов, — продолжала девушка. — Во-первых, я — приемная дочь, что само по себе меня мало беспокоит, но, когда мое имя упоминается в одном ряду с такими личностями, как Роуз, Хлоя и Джекоб, — загибая пальцы, она назвала двух своих сестер, модельера и манекенщицу, и брата, "выдающегося" актера, чтоб ему было пусто, — я чувствую себя обманщицей. К тому же мои приемные родители принадлежат к довольно скромной ветви Тревельянов. Они с севера. Наверное, в менее просвещенные времена нас бы назвали бедными родственниками. Так что я, пожалуй, самая обычная женщина по фамилии Тревельян. — Флоренс грустно улыбнулась. — Прошу прощения, если вам показалось, что я слишком заносчива. Похоже, в этом плане я не без греха. Но уверяю вас, я заносчива совсем чуть-чуть.

Энни рассмеялась.

— Да ради Бога! Все мы немного заносчивы… К тому же своими успехами ты обязана только себе. Очень скоро, Флоренс, ты будешь не менее знаменитой, чем все твои прославленные родственники.

— Ну, раз вы так говорите, — отозвалась Флоренс, стараясь не выдать голосом распиравшего ее ликования оттого, что начальница столь высокого мнения о ее способностях. Ведь она довольно поздно ступила на стезю деловой женщины. На то были причины…

— Я знаю наверняка, — решительно заявила Энни. — Ты встречаешься со своими родственниками?

— Да так, изредка. Представляете, наверное…

— Нет, не представляю, — ответила Энни. — Я — единственный ребенок в не очень дружной семье. Мы практически не общаемся.

— Собственно, у меня почти аналогичная ситуация, — сказала Флоренс, вспоминая, что всегда чувствует себя неприкаянной на больших семейных сборищах. — Правда, с Роуз и Хлоей мы время от времени видимся. Иногда обедаем вместе или в бар наведываемся.

— А с Джекобом, значит, не встречаетесь? Похоже, ты не очень жалуешь своего братца, да?

Флоренс смотрела на стоявшие перед ней тарелки с едой, которую теперь отнюдь не находила аппетитной.

Прежде чем ответить, она поднесла к губам бокал с минеральной водой. С тех пор как она узнала про свое задание на заседании редколлегии, у нее постоянно сохло во рту.

— Это так очевидно? Мне казалось, я довольно умело скрываю свою неприязнь.

— Нет, не очевидно. Ни в коей мере, — разуверила ее Энни, подцепив вилкой с тарелки листик салата. — Просто у меня довольно большой опыт общения с людьми, гораздо больше, чем у тебя. — Она с задумчивым видом пожевала салат и вдруг спросила: — А почему ты его не любишь? — Видя, как вяло Флоренс возит по тарелке вилкой, Энни быстро сказала: — Можешь не отвечать, если тебе больно об этом говорить. Но я должна знать твою позицию: если ты считаешь, что это как-то отразится на интервью, я без труда найду тебе замену.

Разумеется, найдешь, думала Флоренс. И потом меня постоянно будут тактично отстранять от престижных заданий, предлагая довольствоваться мелкими, не сулящими никаких перспектив поручениями. Многообещающее начало, то негромкое имя, которое она уже себе создала, — все это канет в Лету прежде, чем у нее появится шанс добиться настоящего успеха.