Как мы милы, отметила про себя Флоренс, открывая ореховую крышку бардачка. Внимательны друг к другу, дружелюбны. Прямо семейная идиллия.

Мысль о браке с Джекобом привела ее в смятение. Она замешкалась и выронила его солнцезащитные очки на пол. Обругав себя за мечтательность, Флоренс, изогнувшись в три погибели, нашарила рукой упавшую вещь, подняла, проверила, целы ли темные стекла, и для вида протерла салфеткой.

— Держи. — Она вручила Джекобу очки. Тот сразу же надел их, сдержанно ее поблагодарив.

Позер! — с любовью думала Флоренс. Это были не те очки, в которых она видела его накануне. С круглыми стеклами, в блестящей металлической оправе, они чудесно гармонировали с его худощавым вытянутым лицом, безошибочно выдавая в нем кинозвезду.

— Послушаем музыку? — предложил Джекоб, чуть поворачивая голову в ее сторону.

— С удовольствием, — с готовностью согласилась Флоренс, очарованная его романтическим имиджем больше, чем смела в том себе признаться.

Джекоб вытащил из стереопроигрывателя компакт-диск, посмотрел название и, прежде чем Флоренс успела высказать свое мнение, вставил обратно и нажал на кнопку.

Вырвавшиеся из динамиков звучные аккорды наполнили все ее существо ностальгией. Нечто подобное она испытала, когда увидела машину Джекоба. Не в силах совладать с собой, Флоренс закрыла глаза и стала блаженно отстукивать ногой в такт мелодии.

Как и "ягуар", песня Джимми Хендрикса "Каланча" вернула ее в счастливую пору первых месяцев учебы в университете. Эта песня уже тогда считалась старинным шедевром, но, слушая ее теперь, Флоренс думала, что эта неумирающая музыка — источник вдохновения, возрождения, вечной юности. Она вселяла надежду. И в душе у Флоренс тоже вспыхнула искра надежды, глупой надежды на лучший исход, но на этот раз она не стала урезонивать свои фантазии. Отбросив всякие предрассудки, она принялась подпевать. Через секунду к ней со смехом присоединился Джекоб.

Они пели на протяжении нескольких миль, неуверенно подхватывая каждую новую песню и импровизируя без зазрения совести, когда не могли вспомнить слов. Слава Богу, что они в машине и она пристегнута к сиденью, радовалась Флоренс. А то слишком велико искушение изобразить из себя гитаристку. И хорошо, что звучит музыка. Исполнение дуэтом разряжало витавшую в салоне атмосферу агрессивности и сладострастия. К тому времени, когда Хендрикс допел свой альбом, Флоренс почти избавилась от нервного напряжения.

Джекоб обладал прекрасным певческим голосом. Еще одна грань его актерского дарования, думала Флоренс. Театр требует от актера виртуозного владения голосом, который должен быть слышен отчетливо в каждом уголке огромного зала. Неудивительно, что он и поет хорошо. Вполне мог бы стать рок-звездой, предположила она, искоса глянув на Джекоба, сосредоточившего свое внимание на дороге. Для этого у него есть все необходимое — эффектная внешность, пластика, обаяние, вокальные данные. А десять лет назад у него и шевелюра была соответствующая — длинные пышные волосы. Правда, с короткой стрижкой он выглядит не менее привлекательно. Черт бы его побрал!

После Хендрикса Джекоб поставил классическую музыку — Рахманинова, по просьбе Флоренс, — и, как ни странно, ощущение покоя не исчезало. На протяжении всего исполнения Второго фортепианного концерта оба хранили задумчивое молчание, но это молчание не было тягостным. Страстная волнующая музыка не нарушала поселившегося в душе умиротворения.

Когда начали сгущаться сумерки, Джекоб спросил:

— Ну что, сворачиваем на следующем перекрестке? — Он искоса посмотрел на нее.

Флоренс развернула карту, уточнила маршрут по органайзеру, и следующие несколько минут они обсуждали все "за" и "против" альтернативных вариантов. Органайзер выдал, что впереди их ожидает затор, но все сложилось более удачно, и вскоре они уже благополучно ехали по шоссе М6, двигаясь в северо-западном направлении через индустриальный Мидлендс. Небо темнело, и разговор постепенно пошел на убыль. Флоренс чувствовала себя неимоверно усталой; тело будто свинцом налилось. Она мало спала минувшей ночью, в сущности, по вине Джекоба.

— По этой дороге осталось немного, — некоторое время спустя сообщил Джекоб. Подвигав плечами, он поменял положение, усаживаясь поудобнее. — Еще музыку поставить или, может, вздремнешь?

— Вообще-то я не отказалась бы от чашки чая, — ответила Флоренс. Спать ей очень хотелось, но она решительно настроилась не поддаваться искушению. Она и так уже выказала перед Джекобом немало своих слабостей, а если еще и заснет в его присутствии, это будет окончательное падение.

— Прекрасно. Скоро станция обслуживания. Сделаем остановку, — твердо заявил он. — Мне тоже не мешает размяться.

— Мы должны вести машину по очереди, — сказала Флоренс, когда они вышли из автомобиля и зашагали к зданию станции. Если уж она устала, то что тогда говорить о Джекобе? Он и в самом деле способен подолгу сидеть за рулем? Она с тревогой взглянула на него.

— Не волнуйся, — успокоил он Флоренс, мгновенно перехватывая ее взгляд. Живой блеск его пронизывающих глаз не затушевывала даже яркая иллюминация станции. — Ты же знаешь, мой организм легко адаптируется к любым условиям. Потом, когда доберемся до коттеджа, может быть, сутки просплю, но сейчас я бодр и полон сил. — Он улыбнулся, и Флоренс поняла, что она, должно быть, хмурилась, выражая недоверие его словам. — Положись на меня, Фло. Уверяю, у меня сна ни в одном глазу.

Джекоб и впрямь выглядел свежо, будто всю предыдущую ночь проспал крепким сном, а не занимался первую половину любовью с одной женщиной и потом ухаживал за другой.

— Ну, раз ты настаиваешь — уступила Флоренс. — Но я все равно поставлю будильник, чтобы он звонил через каждые сорок минут. Если потребуется, сразу поменяемся местами.

Джекоб снисходительно глянул на нее и сказал:

— Ладно, пойдем! Ты, кажется, мечтала о чае?

Флоренс не была готова к тому, что их появление в переполненном кафетерии вызовет ажиотаж. Накануне, когда они встречались в Лондоне, Джекоб в своей неряшливой рубашке-куртке и темных очках полностью сливался с толпой, но сейчас он был лишен "защитного покрова". Рослый, видный, пластичный, он держался с импозантностью аристократа и потому мгновенно притягивал к себе взоры. Заезжие посетители один за другим поворачивали головы, провожая глазами мужчину в длинном развевающемся плаще, а он шагал мимо них твердой размашистой поступью.

Многие, разумеется, узнали его. От внимания Флоренс не укрылось, как встрепенулись сидевшие неподалеку женщины, когда они с Джекобом несли свои напитки к столику. Поначалу он заинтересовал их попросту своей неординарной внешностью, но, приглядевшись, они уже через десять секунд вспомнили, что прежде видели его — по телевизору. Флоренс вздохнула, задаваясь вопросом, сознает ли Джекоб, какое он производит впечатление. Наверняка сознает, сделала она вывод, но потом вспомнила, как он дружелюбно и отнюдь не кичливо беседовал со своими поклонницами у ворот телестудии. Слава не превратила его в законченного сноба.

Правда, если Джекоб и млел от своего успеха, внешне это никак не отражалось. Перекусывая, они тихо обсуждали следующий этап пути, при этом он неизменно сохранял серьезный и задумчивый вид, будто старался держаться в тени. И лишь выйдя из туалета, Флоренс заметила некоторую перемену в поведении Джекоба, отличавшую его от остальных путешественников. Он стоял у входа и в ожидании ее давал автограф какой-то девочке-подростку.

— Опять с поклонницами заигрываешь? — беззлобно съязвила она, когда они покинули кафетерий и страдающую от неразделенной любви юную воздыхательницу, с которой Джекоб мило побеседовал несколько минут, как и на днях с женщинами, ожидавшими его у ворот студии. Его поведение восхищало Флоренс, но желание подтрунить над ним оказалось сильнее.

— Мне приятно, что мою работу ценят, — невозмутимо отозвался он.

— Чушь! Тебе приятно, что ты объект вожделения! Что по тебе вздыхают. — Они как раз подошли к машине, и, пока снимали верхнюю одежду и перекладывали вещи, Джекоб ловко ушел от ответа, вернее не ответил вовсе. — Согласись, что я права! — вспылила Флоренс, раздосадованная его молчаливым отказом признать очевидное. — Тебе ведь нравится быть секс-символом?

— А тебе? — вопросом на вопрос ответил Джекоб, неожиданно помрачнев. — Разве тебе не приятно, что тобой восхищаются? — Он смерил ее наглым раздевающим взглядом. — Ведь ты восхитительна. На станции почти все мужчины пожирали тебя глазами. Клянусь!

— Опять несешь чушь, — холодно возразила Флоренс. Она не знала, как относиться к выдвинутому обвинению, да и вообще стоит ли верить словам Джекоба, но пререкаться с ним не было сил. — У тебя слишком живое воображение, Джекоб, — добавила она, устанавливая будильник на органайзере. Джекоб в ответ пожал плечами и завел мотор.

Флоренс откинула назад спинку кресла и отвернулась. Пожалуй, она все-таки поспит. Во всяком случае, это единственный способ избежать разговора с ним!


Все, остался я один, подумал Джекоб, глянув на спящую рядом женщину.

Они покинули станцию обслуживания чуть более четверти часа, а минуты четыре назад он обнаружил, что Флоренс дышит медленно, ровно и глубоко. В общем-то, он шутил, предлагая ей подремать немного, но сейчас видел, что она и в самом деле нуждалась в хорошем отдыхе. И Флоренс, несмотря на приглушенный рокот мощного мотора, спала крепко, как ребенок.

Интересно, что она делала оставшуюся часть ночи, после того как покинула его? В нем пробудилось чувство вины: ему следовало бы вовремя позаботиться о ее благополучии. Хотя, в сущности, он не переставал думать о ней, но подсознательно, потому что активная часть его сознания была прикована к истеричной Мириель.

Но теперь Мириель, слава Богу, в надежных руках и ему оставалось только надеяться на то, что эти руки помогут ей бороться с ее демонами более эффективно, чем это до сих пор удавалось ему. На всякий случай он оставил в клинике адрес коттеджа. Вряд ли стоило опасаться, что его станут искать там. Оснований для этого не было. Итак, бросив все дела, освободив себя на время от каких бы то ни было обязательств перед деловыми партнерами, — он даже агенту своему не сообщил, куда отправляется, — он теперь имел возможность спокойно сосредоточиться на усталой женщине, забывшейся подле него крепким сном.

На прекрасной женщине подле него…

Боже всемогущий! Как он мог согласиться на ее условие? Он, должно быть, тогда ни черта не соображал, в ужасе думал Джекоб. Он желает ее безумно. Прямо сейчас!

Словно школьник, с вожделением глазеющий на украденный леденец, он с наслаждением поглядывал на спящую Флоренс.

Флоренс порой — очень часто! — бесила его, приводила в ярость, давая понять, что считает его презренной тварью, но приходилось признать, что он очарован ею. И трудно сказать, какая она ему больше нравилась — спящая или бодрствующая. Пылкая, воинственная, в сознательном состоянии она воплощала собой дух противоречия, покоряя его воображение и своим блестящим умом, и невиданной ангельской красотой. А во сне она была преисполнена безмятежного покоя, как отдыхающий эльф, — поэма тишины. Он желал заботиться о ней, беречь ее сон и в то же время хотелось разбудить ее, спорить с ней до тех пор, пока их провоцирующие остроты не обернутся любовной близостью.

— О, Фло, — бормотал он себе под нос, — я обожаю тебя, но ты сводишь меня с ума!

Словно услышав его, Флоренс шевельнулась, хмурясь во сне. О нем грезит? Наверное. Вон брови сдвинулись ближе, чуть тряхнула головой. Она ругается с ним даже во сне, с улыбкой думал Джекоб.

Но его увлекла не только воображаемая борьба, которую она вела с ним во сне. Флоренс вновь шевельнулась, и Джекоб, заметив, как натянулся на ней ремень безопасности, почувствовал, что возбуждается. Он заставлял себя сосредоточиться на дороге, однако взгляд его то и дело возвращался к выпуклости ее груди, обтянутой тканью нелепой цветастой рубашки в гавайском стиле, в которой большинство женщин, наверное, смотрелись бы смешно, но Флоренс она только красила.

На дорогу смотри, идиот! — свирепо твердил себе Джекоб, представляя эту выпуклость обнаженной, прикрытой не яркой кричащей материей, а собственной ладонью. Его руки лежали на рулевом колесе, но он воображал, что гладит Флоренс. Хотелось остановить машину, перенести ее на траву у обочины и овладеть ею, утвердить свое право на нее, назло всем мужикам, с восхищением таращившимся на нее в кафетерии. Флоренс была так поглощена собой, что даже не замечала, какое впечатление производит на окружающих. А он видел, и это одновременно приводило его в ярость и наполняло гордостью. Не говоря уже о том, что он весь трепетал от вожделения, словно похотливый мальчишка.

Оставалось только надеяться и молиться, что в Марвуд-Крэге, или как он там называется, имеется ванная, где он мог бы подолгу принимать холодный душ. Иначе он просто чокнется!