Он ехал верхом рядом с медленно движущимся фургоном, стараясь выглядеть и уверенным, и спокойным, отвечая на вопросы Клары о жизни в Баттлфорде и молясь про себя, чтобы колдобины, сотрясавшие фургон, не ускорили роды. Одновременно он внимательно осматривал местность.

За последнее время не было никаких инцидентов, связанных с индейцами, но держаться надо настороже.

– Скажите, сержант Камерон, в Баттлфорде есть газета?

– Да, миссис Флетчер. Мистер Лаури каждую неделю печатает саскачеванскую «Герольд»…

Уголком глаза Роб уловил в высокой траве справа от дороги ярко-красную вспышку. Он отреагировал немедленно, натянув поводья своего коня Ангуса и прикрыв собой миссис Флетчер.

– Отползите в заднюю часть фургона и ложитесь там, – тихо скомандовал он, и она, не задавая никаких вопросов, повиновалась. Теодор услышал тревогу в голосе Роба и остановил упряжку. Он спрыгнул с облучка с ружьем в руке и занял позицию за крытым фургоном.

В сухой траве не слышно было никаких звуков и не заметно никакого движения. Роб был совершенно уверен, что ни один уважающий себя индеец не оденет на себя ничего ярко-красного, если собирается устроить засаду и напасть на них. Тем не менее Роб не хотел рисковать.

Держа в руках револьвер «кольт» и пригнувшись к шее Ангуса, он осторожно тронул коня, чтобы посмотреть, что же вызвало у него тревогу.

Когда Роб подъехал ближе, он не поверил своим глазам.

На земле лежала распростертая женщина. Она была почти голая.

Он смотрел на нее со смешанным чувством удивления и восхищения. Она была очень хороша собой.

Потом ему пришло в голову, что ее используют как приманку и что он может попасть в засаду. Он заставил Ангуса сделать круг и, прищурив глаза от встающего солнца, стал осматривать окружающую прерию. Нетронутая трава расстилалась насколько глаз хватало, в ней ничего не скрывалось, кроме полыни и бизоновой травы. Никаких признаков жизни, кроме фургона и его обитателей.

Он соскочил с коня и опустился на колени рядом с женщиной, осторожно взял кисть ее руки и стал искать пульс. Пульс был, замедленный и полный. Роб вздохнул с облегчением.

Она была в обмороке, лицо бледное, глаза закрыты. Он пришел к выводу, что она настоящая красотка. У нее были непривычно коротко остриженные волосы, черные как смоль, и такие вьющиеся, что подобных кудрей он никогда не видывал. Длинные темные ресницы, а на лбу ремешок, какой он видел у индейских женщин, но индианкой она не была.

Это ее одежда – вернее, недостаток одежды – отвлекли его внимание от ее лица.

На ней были красные штанишки, едва прикрывавшие отличные бедра, и короткая рубашка, оставлявшая открытыми шею и руки. Его взгляд скользнул вниз, к ее длинным обнаженным ногам, и он нахмурился.

У нее на ногах были странные короткие ботинки на толстой подошве, какие он никогда не видел, белые, с красными полосками по бокам. Шнурки были оранжевые, и он подумал, что вряд ли ботинки сделаны из кожи. Они были на вид мягкими, и он нагнулся, чтобы получше разглядеть их. Похоже, что они были из брезента.

– Сержант Камерон, у вас все в порядке? Вам не нужна помощь?

Крик Теодора Флетчера вывел Роба из задумчивости, он поднялся на ноги и успокаивающе помахал рукой в сторону фургона.

– Никакой опасности, – откликнулся он. – Я скоро вернусь.

Его голос потревожил женщину. Она пошевелила рукой и издала тихий звук, а Роб вспомнил о своих обязанностях полицейского. Он снова опустился на колени рядом с ней и быстренько ощупал ее, стараясь оставаться беспристрастным, но слишком остро воспринимая мягкость ее кожи и округлость бедер под тоненьким бельем.

Никаких видимых повреждений он не обнаружил – ни сломанных костей, ни открытых ран.

Через мгновение-другое она сделала движение головой и открыла глаза. Роб улыбнулся ей, надеясь успокоить ее, поскольку у нее на лице отразились потрясение и озадаченность и она попыталась сесть.

– Спокойно, девушка, не торопитесь. Вам здесь ничто не угрожает. Я сержант Роб Камерон из Баттлфордского отделения Северо-Западной Конной. У вас кружится голова? Не хотите ли воды?

Он встал, достал флягу из седельной сумки, откупорил ее и снова склонился над девушкой, протягивая ей флягу.

Она взяла флягу, одна нога вытянута, другая подогнута под себя, при этом она явно не замечала, насколько она полуодета. Вот тогда-то Роб и решил, что она, вероятно, шлюха. Ни одна приличная женщина не будет чувствовать себя комфортабельно в нижнем белье, разговаривая среди бела дня с мужчиной.

Эта мысль его огорчила: она была красивая женщина, на пальце у нее не было обручального кольца, а красивую одинокую женщину не так часто встретишь на Западе.

Она неуверенно улыбнулась ему.

– Спасибо. Я, видимо, забежала слишком далеко. Я на мгновение потеряла сознание. Никогда раньше не падала в обморок.

Ее глубокий хрипловатый голос чуточку дрожал, она глотнула из фляги, сморщив носик и передернув плечами от солоноватого вкуса воды.

– Ужасный вкус у этой воды, но все равно спасибо, мистер… как, сказали, вас зовут?

– Камерон. Сержант Роберт Брюс Камерон.

Она нахмурилась, глядя на него.

– Благодарю вас, сержант Роб. Вы полицейский? Конная полиция?

Он кивнул. Ее свободная манера убедила Роба в том, что его первоначальное предположение было правильным – она падший ангел, в этом не приходилось сомневаться.

– Вы из отделения в Саскатуне, Роб? Может, вы доставите меня на ранчо моего брата? Это недалеко отсюда. – Она оглянулась вокруг, несколько удивленная. – Во всяком случае думаю, что недалеко. Я вижу, вы верхом, но, может быть, вы вызовете машину по радио?

Он ничего не понял из ее слов. Он знал всех поселенцев в округе, но никаких ранчо здесь не было и уж конечно никаких железнодорожных машин.

Он начал подозревать, что она не в себе. Он решил успокоить ее. Менее всего ему нужна была здесь истеричка.

– Я из Баттлфорда, девушка. Я сопровождаю туда этот фургон, фургон мистера и миссис Флетчер. – Он показал туда, где его ожидали Флетчеры. – Мы будем рады, если вы составите нам компанию.

Похоже, что она оправляется от своего обморока, так что он решил порасспрашивать ее.

– Вы можете назвать мне ваше имя? И откуда вы бежали? И как вы очутились одна здесь, в прерии?

В ваших красных атласных штанишках, мысленно добавил он, с трудом отрывая от них глаза.

– Я Пейдж Рандольф. – Голос ее звучал уверенно. – Я врач, гинеколог, была на конференции в Саскатуне.

Роб старался сохранить невозмутимое лицо, но ему стало ясно, что она сумасшедшая и заговаривается.

– Конференция закончилась в субботу, – продолжала она, – и я поехала навестить своего брата. А сегодня рано утром я отправилась побегать, и, видимо, жара на меня подействовала или еще что-то. У меня закружилась голова и… – Она огляделась вокруг и нахмурилась. – Какого черта, что случилось с кругом в пшенице? Я была в центре этого круга, когда упала в обморок, а теперь его нет.

– Пшеница? Круг? Я уверен, что ничего не могу сообщить вам.

О Боже, да она же ненормальная! Она не опасная, насколько он может судить, но совершенно ясно, что рассудок у нее поврежден. Большая часть того, что она говорит, лишена всякого смысла. Роб встал и протянул ей руку, чтобы помочь подняться.

Она чувствовала себя неуверенно, но все-таки устояла на ногах. Он почувствовал некоторое разочарование, обнаружив, что она выше его ростом. Она высокая женщина, тут не ошибиться. Худенькая, но на пять или шесть дюймов выше его, который насчитывал пять футов и четыре с половиной дюйма. А когда она встала, то возникло впечатление, что она больше обнажена, чем раньше. Глядя на нее, он испытывал тягостное напряжение в нижней части своего тела, что могло смутить.

– Быть может, у миссис Флетчер есть какая-нибудь одежда, которую вы могли бы одолжить у нее, мисс Рандольф. Я спрошу у нее, если захотите. – Он взял повод Амоса в одну руку, поддерживая другой ее под локоть, провожая к фургону. – Мы должны поторапливаться. Я хочу добраться до форта сегодня до заката.

А когда он доедет, то главный врач Болдуин отнюдь не будет счастлив, что ему придется иметь дело с лунатичкой, подумал Роб. Он хороший врач, этот Болдуин, хотя и чуточку нетерпеливый.

А что может Роб сделать с этой бедной девушкой, как не отвезти ее в форт и передать в руки врача? Не может же он оставить ее одну посреди прерии, да еще такую неодетую!

Откуда она взялась, черт побери?! Озадаченный, он снова огляделся вокруг в поисках какого-нибудь следа фургона, или лошади, или хотя бы примятой травы, которые могли бы указать, откуда она попала сюда.

Ничего не было. Роб потряс головой, смущенный всеми этими странностями. Словно она свалилась с неба.

Он подавил ухмылку. Если бы она свалилась с неба, то оказалась бы действительно падшим ангелом, правда?


* * *

Пейдж чувствовала себя дезориентированной и чуточку испуганной. Когда Роб помог ей встать на ноги, она поразилась тому, что вместо тянущихся на многие мили возделанных полей с пшеницей она оказалась посреди дикой прерии без всякого намека на дороги, а в ста ярдах отсюда стоял крытый фургон, запряженный двумя лошадьми.

Она закрыла глаза и снова открыла их, на тот случай, не галлюцинации ли у нее? Крытый фургон по-прежнему стоял там.

Молодой полицейский тоже был тайной. Он был меньше ростом, чем все полицейские Конной полиции, каких она только видела. Он был ей как раз по плечо. От него едко пахло потом, пылью и древесным дымом. И в эту ужасную жару на нем красная форма. Полицейские Конной полиции в Британской Колумбии одевали свои красные мундиры только по торжественным случаям, но никак не каждый день. И кроме того, эта лошадь. Что делает офицер Конной полиции один, на лошади? Она думала, что они теперь используют лошадей только для того, чтобы позировать для почтовых открыток.

Может, здесь снимают кино? Но он сказал бы ей. И нигде поблизости не видно ни грузовиков, ни других киношных принадлежностей.

У Пейдж заболела голова, и она не могла привести свои мысли в порядок.

Ну, может быть, сказала она себе, Конная полиция здесь, в Саскачеване, другая. Видит Бог, она не специалист по части Конной полиции, но покрой его мундира несколько странный, куртка слишком узкая и короткая. У него на бедре очень большой, выглядевший неуклюжим револьвер в открытой кобуре. На голове у него тоже не широкополая шляпа «стетсон», а странная шляпка с плоским донышком, сдвинутая кокетливо набок и с широким ремешком под подбородком.

Он заметил, что она разглядывает его, и покраснел, как его мундир. Его нельзя было назвать красивым, но он обладал широким, приятным, загорелым лицом, которое портили большие ржавого цвета усы, карие глаза доброго щенка и копна рыжих волос, более светлых, чем усы.

В его речи чувствовался отчетливый шотландский акцент, ей приходилось очень прислушиваться, чтобы разобрать, что он говорит.

– Вы недавно в Канаде, Роб? – спросила Пейдж.

Он отрицательно мотнул головой.

– Я здесь уже три года. Я вступил в Северо-Западную Конную полицию сразу как приехал сюда.

Северо-Западная Конная полиция?

– А я думала, что вас всех называют Королевской Канадской Конной полицией.

Он снова посмотрел на нее тем настороженным жалостливым взглядом, который ей не нравился.

Загадка Конной полиции отодвинулась в глубину сознания, когда они дошли до крытого фургона и Роб представил ее странным мужчине и женщине, стоявшим около фургона.

Пейдж улыбнулась им и протянула каждому руку. Они были чрезвычайно вежливы и обращались к ней только «Мисс Рандольф».

Пейдж решила, что они, должно быть, члены какой-то строгой религиозной секты, путешествующие таким вот образом в фургоне. Выглядели они лет на двадцать пять или что-нибудь около этого, но одеты были настолько старомодно, что Пейдж ничего подобного никогда не видела, разве только в музее. На женщине даже был капор. Пейдж видела такие капоры только на детях.

Она старалась вспомнить, не упоминал ли когда-либо Тони о колонии хаттеритов или поселке секты аманитов где-нибудь поблизости.

Женщина, Клара, была беременна, вероятно, уже больше шести месяцев, и, конечно, она могла бы носить колготки и свободную рубашку. Ее же платье было длинным, в нем было жарко и тесно.

Лицо у женщины простенькое, спокойное, застенчивая улыбка, прямые цвета соломы волосы, выглядывающие из-под капора, и маленькие круглые очки на вздернутом носике.

Ее муж Теодор выглядел крупным, высоким, широким в плечах, с легкой проседью в каштановых волосах до плеч. Как и у Роба, у него были пышные усы и большая борода. Одет он был совершенно неподходяще для данной ситуации – темный сюртук, видавший лучшие дни, поношенные брюки. Когда Роб представлял ее, Теодор сдернул свою потасканную коричневую шляпу и потом водрузил ее обратно на голову.