Он наконец нашел пальто Линн и помог ей одеться. Клю смотрел на него, как сова.

— Ну, полагаю, если вы должны — значит, должны. Но не стойте слишком долго у перехода на Хэдли Шарп.

Нора стукнула его по лодыжке, и он удивленно повернулся к ней.

— Я просто хотел сказать, что сегодня ночью выпадет сильная роса, и мне бы не хотелось, чтобы они простудились.

— Мы все знаем, что ты имеешь в виду, — ответила ему Нора.

— Ладно, я прощаюсь с вами, — сказал им Чарли.

— Пока, пока, — ответил Клю, подмигивая.

На улице, когда они вышли из освещенного зала, Чарли взял Линн под руку и помог ей сделать первые нерешительные шаги в темноте по тропинке. Но когда он понял, что она уже может видеть, он выпустил ее руку.

— Не обращайте внимания на Клю. Он — мой друг и болтает все не со зла.

— Вы живете у них, так?

— Теперь мне уже осталось жить у них недолго, — сказал Чарли. — У них скоро будет ребенок. Когда он родится — в следующем апреле, — мне придется искать себе другое жилье.

— Где вы станете жить?

— О, я не знаю. Но не так сложно найти комнату. Кто знает, может, я куплю себе небольшой домик? Многое может произойти до следующего апреля.

Ночь была теплой и тихой. Пока они шагали по тропинке, им было слышно, как на поле, по другую сторону живой изгороди, стадо громко жевало траву.

— В этом поле пасется так много хороших бифштексов. Я бы не отказался иметь по полпенни с каждого фунта денег, которые получает Хэдли Шарп, когда продает их во время выставки породистого скота.

Хотя Чарли не видел этого стада сейчас, он прекрасно знал, что оно из себя представляет. Он постоянно бывал на многих фермах, когда ремонтировал сельскохозяйственные машины, и замечал все, что происходило на фермах и на полях. Будучи сыном фермера, он запоминал все увиденное.

— Расскажите мне о себе, — попросила его Линн, — и о том, как вы жили на ферме вашего отца.

— Что я могу вам рассказать?

Его рассказ был довольно кратким. Отец имел ферму в Хардингли, другой стороне Вустершира. Во время войны дела шли хорошо, и его отец шел в ногу со временем, тратя много денег на разные усовершенствования.

— Когда я вернулся домой после войны, у него уже были трактора, сеялки и не знаю что еще. Я занимался на курсах, чтобы научиться ремонтировать машины и работать на них. Когда я закончил курсы, начался спад в экономике, и фермерство перестало приносить барыши. Мой отец обанкротился в двадцать четвертом году. От этого потрясения он сильно заболел. После этого с фермерством было для меня покончено, поэтому я откликнулся на приглашение в ремонтную мастерскую и таким образом стал работать у Клю.

Чарли смущенно засмеялся.

— Веселенькая история, не правда ли? Таких, как я, тысячи, истории наши похожи.

— Но от этого они не становятся менее грустными.

— Да, для моего отца все закончилось слишком грустно. Он так и не пришел в себя после банкротства и умер зимой двадцать шестого года.

— У вас вообще не осталось родственников?

— Две замужние сестры в Канаде и кузен-фермер в Новом Южном Уэльсе. Одним словом — я совсем одинок.

— Вы никогда не хотели бы снова вернуться на ферму?

— Что, стать работником на ферме? Нет, это не для меня! Меня теперь арканом не затащишь на ферму, даже через тысячу лет!

Но Линн знала, что Чарли все равно был связан с землей. Если он куда-то ездил по делам и видел человека, работавшего в поле, он останавливался, чтобы поговорить с ним, и часто начинал помогать. Однажды, когда ее отец вырывал старую живую изгородь, Чарли остановился и больше часа помогал ему вырвать шесть старых деревьев терновника.

— Земля разлеталась в разные стороны, — рассказывал потом ее отец. — Можно сказать, что он знает, как управляться с мотыгой и лопатой.

— Нет, для меня работа на ферме кончена, — говорил Чарли. — Мне нравится, когда у меня есть лишние деньги.

Он позвенел монетками в карманах брюк.

— Механики получают приличную плату. Каждую неделю я могу откладывать немного денег, а это больше того, на что могут рассчитывать в наши дни бедняги-фермеры.

Время от времени он посматривал на Линн. Он хотел знать, не считает ли она его хвастунишкой, который хвалится деньгами, что может заработать? Может, она думает, что он стремится произвести на нее впечатление? Было трудно что-то понять: он еле различал ее лицо при свете звезд, и сама она почти ничего не говорила в ответ, хотя слушала очень внимательно.

— Мы уже пришли, — с жалостью сказал Чарли, когда они повернули к Беллхаус Лейн, и им стал виден дом.

— У вас в кухне горит свет. Наверно, ваш отец ждет вас?

— Конечно, он никогда не ложится спать, пока я не вернусь домой. Вы не выпьете чашечку чая?

— Вы уверены, что я не доставлю вам хлопот?

— Я все равно буду готовить чай для себя.

Пока Линн готовила чай, Чарли и ее отец сидели по разные стороны печки и разговаривали: отец покуривал свою старую из вереска трубку, а Чарли сигарету. Они обсуждали перемены на фермах в округе: как мистер Лон из Беллхауса все больше земли оставляет под пастбища и старается развести молочный скот, и как мистер Пойнтер из Дейлонга решил заняться птицеводством и разводить гусей. Сейчас фермеры старались делать все возможное, чтобы сохранить привилегию помирать с голоду на своем собственном клочке земли.

— Этот парень из Рейзвуда пытается развести на своей земле фазанов и тому подобных и сдает ее обществу охотников. Только таким способом земля приносит ему доходы.

— Боже мой! Но это нельзя назвать фермерством, правда?

— Лучше это, чем вмешательство судебного пристава.

— Да, и гораздо лучше, чем повеситься у себя в амбаре…

Линн подала им чай и сама села за стол выпить чашку. Она не вмешивалась в их мужской разговор, а, прислушиваясь к их высказываниям, улыбалась про себя — ей было забавно, как это они исключили ее из своих разговоров. Они не обращали на нее ни малейшего внимания, ее вообще могло не быть в этой комнате. Они вели беседу между собой, ни разу не посмотрев в ее сторону.

Но Чарли не забывал о ней, он все время ощущал ее присутствие. Он каким-то образом угадал ее мысли, чувствуя, что она довольна тем, как он беседовал с ее отцом, и что она счастлива, что они не обращали на нее внимания.

Чарли осмотрелся на кухне: она была светлой и уютной, и во всем чувствовалась заботливая любовь. Все вычищено и ярко сияло, хотя было заметно, что люди здесь жили бедно. Кухня подсказала ему очень много о Линн. Как в раскрытой книге, он вычитал в ней о характере Линн.

Часы на полке пробили одиннадцать.

— Ужас! Уже так поздно! Я здесь сижу и не даю вам спокойно отдыхать.

Чарли взял чашку и быстро допил чай. Линн предложила ему еще, но Чарли отказался.

— Спасибо, мне пора идти. Прекрасный чай! Давно я не пил такой. Нора совершенно не умеет правильно заваривать. Ей лень прогреть заварочный чайник как следует.

— Теперь вы знаете, куда вам нужно прийти, чтобы выпить хороший чай, — сказала ему Линн.

Она сказала ему это совершенно спокойно. Ее улыбка была дружеской, но не кокетливой.

— А что будет, если я поймаю вас на слове? — спросил Чарли, направляясь к двери.

— Попробуйте и приходите в воскресенье, — сказала ему Линн. — Я всегда свободна по вечерам в воскресенье.

— Хорошо, в воскресенье. Считайте, что мы назначили друг другу свидание.

— Благодарю вас за приглашение на танцы. Мне очень понравилось, и давно следовало поменять обстановку.

— Я рад, что вы пошли со мной, — ответил Чарли. — Доброй ночи, мы еще увидимся!

Он улыбнулся, помахал рукой и ушел. Линн закрыла дверь и заперла на засов. Джек встал, немного размялся и вытряхнул свою трубку.

— Должен тебе сказать, что Чарли Траскотт, когда он собирается уйти, то уходит сразу. Он не станет стоять часами на крылечке и болтать всякую ерунду.

— Интересно, он придет еще…

— Конечно, он же обещал.

— Ты не против, что он зашел к нам?

— Против я или нет — это все равно. Он будет приходить не ко мне.


Но иногда, надо отдать ему должное, как говорила Линн, Чарли заходил, когда ее не было дома, и час или два беседовал с отцом. Он уходил перед тем, как она должна была вернуться с работы. Иногда в воскресенье утром он брал Роберта в увеселительную поездку или в каком-нибудь полуразвалившемся автомобиле, или на мотоцикле позади себя. Он говорил, что «испытывает» мотоцикл для приятеля.

— Надеюсь, вы не станете ехать слишком быстро, — просила его Линн. — Особенно по этой новой дороге.

— Когда Роб со мной, вы можете не беспокоиться за него. Я клянусь вам, что с ним ничего не случится!

Они с Робертом очень подружились. Чарли приложил к этому много усилий. Но его расположение к мальчику было искренним, Линн была совершенно в этом уверена. Сам Роберт обожал Чарли и считал, что Чарли Траскотт никогда не может делать что-то не то!

— Мама?

— Да?

— Я могу поговорить с тобой?

— Боже! Что случилось? — спросила она. — Что-то стряслось в школе?

— Нет, — нахмурился Роберт. — Я не собираюсь разговаривать с тобой о школе.

— Очень жаль, — ответила Линн.

Она лелеяла надежду, что будущей весной Роберт согласится сдавать экзамен на получение стипендии и продолжит учебу в средней школе, но Роберт не желал даже думать об этом. Он хотел только одного: как можно скорее оставить школу и начать работать на ферме, и лучше — на ферме Беллхаус вместе со своим дедом.

— Ну, если не о школе, — сказала мать, — тогда о чем ты хочешь поговорить со мной?

— О Чарли Траскотте, — сказал Роберт.

— Что такое?

— Если Чарли попросит тебя выйти за него замуж…

— Вот о чем! Я должна была бы догадаться.

— Я не имею права задавать тебе вопросы?

— Нет, ты не должен этого делать. Это невежливо.

Линн пекла яблочный пирог. На доске лежал кусок теста, и она раскатывала его скалкой. Рядом стояла хорошо смазанная форма. Линн положила туда раскатанное тесто и выравнивала края ножом. Роберт не сводил с нее своих темных глаз, любуясь быстротой и мастерством ее руки, когда нож двигался по краю формы и полоска теста падала на разделочную доску. Линн быстро взглянула ему в лицо.

— Если я вдруг соберусь выйти замуж за Чарли…

— Да, что?

— Ты должен понять…

— Да, я постараюсь это сделать.

— Тогда он станет твоим отчимом. Ты никогда не думал об этом?

— Но разве он при этом не останется моим другом?

Сердце Линн защемило, когда она прочитала в его глазах доверие и желание иметь отчима-друга. У Роберта в детстве было мало друзей, потому что ее отец в поисках работы переезжал все недавние годы с места на место и они редко где оседали более чем на шесть месяцев, пока не приехали в Херрик Грин.

— Конечно, — сказала Линн, нежно касаясь лица мальчика. — Я уверена, что Чарли останется твоим другом.

— Значит, ты выйдешь за него замуж?

— Не торопись, — ответила она. — Людям нужно время, чтобы как следует подумать о таких вещах.

Линн оживилась и снова занялась пирогом, кладя порезанные яблоки в форму и посыпая их сахаром. Она взяла оставшееся тесто из миски и начала раскатывать его на доске.

— Тебе не кажется, что я слишком стара, чтобы думать о замужестве?

— Ты мне не кажешься старой. У тебя нет седых волос или еще чего-нибудь.

— Нет, пока еще нет! — засмеялась Линн. — Но у меня они могут вскоре появиться.

— Почему это?

— О! Именно потому!

Последние дни она все время смеялась, и мальчик никак не мог привыкнуть к этому. Он так часто раньше видел ее несчастной, когда они таскались с одного места на другое, всегда неприкаянные, всегда очень бедные, всегда чем-то обеспокоенные. Но в Херрик Грине они уже прожили пятнадцать месяцев, и его мать привыкла к этому месту. Им здесь повезло, и мать повеселела.

— Ты похожа на девочку, — сказал Роберт. — В особенности, когда ты так смеешься!

— Господи! Ты сегодня говоришь мне такие приятные вещи.

Линн взяла кусок яблока из начинки пирога и сунула ему в рот.

— Вот! — снова залилась она смехом. — Это тебе за то, что ты говоришь мне приятные вещи!

Взглянув в зеркало, Линн убедилась, что мальчик говорил правду: она действительно здорово помолодела за это время. Она чувствовала себя так, как это было в девятнадцать лет, до того как выпавшие на ее долю испытания изменили ее жизнь.

Тогда она была полна радости и смеха; детство и юность приносили ей только радость. Но началась война, которая заставила за все платить. Война и нанесенный ею ущерб состарили Линн прежде времени. Но теперь эти ужасные годы были в прошлом, и она старалась получить от жизни радость и счастье. Существовала масса вещей, от которых ей становилось приятно: она и отец работали, у них был неплохой домик, немного тесный, но без арендной платы, и они жили здесь больше года. Все это — чистый бальзам после стольких лет волнений и нужды. И, конечно, теперь у нее был Чарли Траскотт.