Оливия Крэнк - Возвращение

– У меня, знаете ли, детектив, тоже рабочее время заканчивается, и тоже есть личные дела. Вы ведь только мешаете, неужели не понятно?

«Пожалуй, к Агнесс забежать уже не получится. Нужно мчаться забирать с продленки Саймона. Я и так всегда чуть не последняя. Неудобно. Ладно. Позвоню ей по телефону. Что если бедненький Патрик вынужден терпеть вот такого же типа? Повеситься можно».

– Всё готово. Подробный отчет будет завтра, но в двух словах картина следующая: ни о какой наркомании и речи не может идти – печень у него, как у младенца. Уколы свежие и сделаны все одновременно и посмертно. К тому же, причина гибели вообще не отравление, а удар по голове, чем-то очень тяжелым.

– Спасибо, док, я ваш должник.

– Ну, что вы! От каждого по способностям, как говорится. Мне пора уходить, всего хорошего.

– Подвезти вас на служебной? Без пробок, с ветерком.

– «Этого еще не хватало».

– Благодарю, я как-нибудь на своей потихоньку.

– Тогда всего хорошего. Завтра увидимся.

– «Осчастливил».

По дороге в школу Лорейн успела созвониться со своей приятельницей-адвокатом. Агнесс заявила, что ситуация действительно непростая, и беспокоиться есть о чём. Биологический отец имеет все шансы отвоевать ребенка у одинокого гея.

«Паршиво. Самый простой выход уже предложила Моника. Заявить, что результат его анализа ДНК фальшивый. Но, может быть, получится и реальное решение найти? Очень уж жалко тебя, милый голубой цветочек».

Душераздирающий детский крик она услышала еще с первого этажа. Кричал явно не Саймон, но встревоженная Лорейн всё равно поспешила выяснить, что произошло. Поднявшись в класс, она глазам своим не поверила. Кричала и плакала Моника, но вместе с ней и учительницей в центре драматической композиции стоял как есть во всей красе детектив Зановски, ее антигерой, только что оставленный на работе и забытый, как она надеялась, по крайней мере до завтра. Своим противным голосом он вторил уговорам учительницы, и делал активные попытки ухватить девочку за руку. Моника извивалась ужом, орала, точно режут ее заживо, и вот-вот готова была забиться в конвульсиях. Остальные дети, обескураженные, пораженные, хранили гробовое молчание. Даже сын, заметивший появление Лорейн, никак на нее не отреагировал. «Чёрт побери, цветочек тоненький, а ведь я, кажется, тебе накаркала. Неужели это Хэнк? Мда. Положеньице; ничего не скажешь». Что ж, оставалось только решительно вмешаться.

– Мисс Лэсли! Что происходит? Где мистер Салли?

– Добрый вечер, миссис Дуглас. – В глазах учительницы недвусмысленно читалось безысходное отчаяние. – Дело в том, что у мистера Салли сегодня концерт, и есть подписанное им разрешение, но Моника никак не соглашается идти домой с…

– Со своим родным отцом!

«О боже, эти манеры кого угодно заставят усомниться в приятности твоей компании».

– Я ее настоящий отец, доктор Дуглас.

– Нет! – Еще громче, что казалось уже невозможным, закричала девочка и бросилась к Лорейн. – Скажите им! Пожалуйста, скажите! Мой папа Салли и … – она больно икнула, – Крогер.

Тут силы покинули несчастного ребенка. Она уселась на пол и тихонечко заскулила:

– Этот дядя чужой, я не люблю его, я хочу свою семью. Пожалуйста, скажите им.

Лорейн молча взяла Монику на руки. Коротко, без всяких объяснений попрощалась с учительницей и сделала знак сынишке и отвратительному детективу идти на выход.

– Благодарю за помощь, доктор. – Буркнул Зановски и направился, было к служебной машине. – Давайте сюда.

– Поедем на моей. – Отрезала Лорейн.

Открыла заднюю дверь, усадила Монику в детское кресло сына, а ему велела устроиться рядом. От чего мальчишка пришел в восторг – кресло он терпеть не может. Только у мамочки всё не хватает духу его демонтировать.

– Как прикажете понимать это, док?

– Мы с Саймоном составим вам компанию, пока не вернется Патрик. Думаю, девочке будет так комфортней. Прошу, вас, садитесь.

Лорейн указала ему на пассажирское сиденье впереди. Она старалась казаться спокойной и в высшей степени самоуверенной. Глянув в зеркало заднего вида, заметила, как Моника потянулась, чтобы взять Саймона за руку, и тот с готовностью сжал ее маленькие пальчики. Гордая нежность бальзамом разлилась в материнской груди: «не такой уж эгоист мой единственный мальчик». А вот сосед Лорейн справа прямо-таки источал негативные флюиды.

– Не знаю, что вы затеяли, доктор. Ни к чему все эти игры. Я ее отец.

– Послушайте, Хэнк, я в курсе дела. И что тут непонятного? Монике нужно помочь освоиться, принять новые обстоятельства.

– Вы в курсе. Разве вы можете быть в курсе? Кто вас ввел в этот курс? Он? Проклятый пид…

– Не смейте! Как вам не стыдно! Здесь же дети.

– Простите, не сдержался. Нормальным людям уже ничего нельзя. Ругать их нельзя. Только им всё можно, грязным извращенцам. Отнимать детей, настраивать их против родных родителей. Пожалуйста! Всё это в порядке вещей. Вполне естественно.

– Как вы можете? Эти люди заботились о ребенке, когда вас не было рядом.

– Я не знал.

– Неважно. Так или иначе, вас не было. А ребенок получал всё что нужно, ласку, тепло и заботу.

– Таким, как они, детей вообще нельзя отдавать.

– Ненавижу тебя. – Прошептала Моника.

Лорейн оглянулась на Саймона. Его глазёнки тоже недобро сузились. Она даже посочувствовала бедняге Зановски. «Умеешь ты, парень, расположить к себе людей».

– Постарайтесь взять себя в руки, детектив. Эти люди действительно не сделали лично вам ничего плохого, как говорится, кроме хорошего. Вы же полицейский, должны вести себя достойно в конфликтной ситуации.

– В любом случае, скоро всё закончится. Я подал в суд на право единоличной опеки.

Моника наклонилась к Саймону и что-то шепнула ему на ухо. Глаза мальчонки раскрылись до предела, он даже вздрогнул слегка, но согласно закивал в ответ своей подруге. Лорейн и представить не решилась, что задумала эта девочка.

Что называется, «в сухую» с этим человеком в одном помещении находиться было тяжеловато, поэтому, когда ребятишки наелись и устроились перед телевизором, Лорейн позволила себе пошуровать в спиртных запасах Патрика. Кроме шотландского виски, дегустируемого накануне, нашлась еще нетронутая бутылка портвейна и мартини почти на донышке. Что лучше, портвейн откупорить или мартини прикончить? Они с Патриком отнюдь не близкие приятели, во всяком случае, пока. На что он меньше обидится? Поколебавшись выбрала мартини. Хэнку составить компанию не предложила. «Извините, мистер Минус обаяние, мы с вами по разные стороны баррикад».

– Во сколько он вернется, вы не знаете?

– А пусть хоть вовсе не является, я не запла́чу.

– Дикость какая. Скажите, у вас, у самого, рациональное есть объяснение своей ненависти?

Зановски расхохотался.

– В точку, доктор! Рационального нету. Если бы было, не ненавидел бы так уж, а? Ничего с собой поделать не могу. Не человек – слизняк, мокрица, сопля зеленая. Как говорит, как ходит – прямо с души воротит меня.

«С ума сойти! Уж чья бы мычала».

– На вкус и цвет, детектив, товарищей, действительно, нет. По мне, так он гораздо приятнее вас. Во всех отношениях. Уж извините женщину за откровенность.

Хэнк расхохотался еще громче. Лорейн аж передернуло.

– Оригинальничаете, дамочка? Ну-ну! Только никакой награды от него за симпатию вам не светит. Он о подобных вам ноги вытирает. Таких, как вы ему не требуется – кого-то вроде меня подавай. Мужика ему надо. Вот тут он на всё готов. Перед любым болтом как кошка изогнется. Пакость гнойная.

Лорейн размахнулась и смачно съездила Зановски по щеке.

– Вы психопат. Я доложу о вас.

– Как угодно, леди. Еще одно препятствие? Не страшно. Всё преодолеем. Тут уж больше, меньше – роли не играет. Назначат экспертизу? Пройду, не сомневайтесь. Я-то, как раз, здоров. Это мир вокруг с ума посходил. Эти, вишь, нормальными теперь считаются…

Открылась дверь – вернулся Патрик. Лорейн обрадовалась ему, почти как Моника. Если бы девочка не опередила, тоже на шею бросилась бы. Он вошел такой уже близкий, нежный, тонкий красивый, со скрипкой, конечно, не с арфой – арфа была во сне. Очень не хотелось оставлять отца и дочь наедине со злодеем, но взятые на себя обязательства Лорейн исполнила вполне, нужно было уходить.

– Вот видишь, я была права. – Сказала она Саймону по дороге домой. Ведь нужно было как-то откоментировать последние события. – У Моники сейчас трудные времена, мы все должны ей помочь.

– Я понял, мам, не беспокойся. Хотя, конечно, если бы пришлось выбирать мне…

Лорейн навострила уши, но сын замолчал на полуслове, глубоко задумавшись.

– Ну, ну, договаривай.

– Не обижайся, мам, я бы выбрал полицейского.

– Вот это номер. А мне показалось, он тебе не понравился.

– Сначала да. Но, вообще-то, думаю, он злится, потому, что расстроен. Если бы я тебя так не любил, ты ведь тоже рассердилась бы, правда?

– Ничего подобного!

– Вот и сердишься.

– Я прямо не понимаю, как ты можешь сравнивать. Я и ты – это совсем другое.

Он потянулся обнять ее.

– Угу, другое. Слушай, мам, если он им совсем не нужен, может, себе его возьмем?

– Ты что, серьезно? – Поперхнулась Лорейн.

– Нет же, нет, шучу. Я понимаю, он хочет свою дочь и больше никого. Обидно просто. Кому-то вон сколько отцов, а кому-то фиг с маслом.

В эту ночь сон ее был куда более реалистичным и несколько менее эротичным. Она явилась к Патрику с большим искусственным фаллосом в руках.

– Надеюсь, этот подойдет?

Из контекста, вроде как, было ясно, что уже не первый приносит. Патрик молча и печально покачал головой в знак отрицания. Лорейн это не на шутку взбесило:

– Да будь хоть немного мужчиной, сопля зеленая!

Патрик посмотрел устало, забрал ее приношение, повертел в руках, погладил.

– Пожалуй, нам, одиноким вдовам, следует держаться вместе. Иначе не выжить. Только, может быть, вот этот получше будет?

Он расстегнул ширинку и продемонстрировал прекрасный живой экземпляр. К сожалению, Лорейн не успела как следует им восхититься – будильник прозвенел.

«В руку сон! В руку сон!» – напевала она, чистя зубы, и готовя завтрак, и рюкзачок собирая Саймону. Еле дотерпела до встречи с Агнесс. Они вчера договорились заскочить в кафе перед работой, обсудить спасательную операцию «Долой агрессора Хэнка».

– Это же решение всех проблем, универсальное! – Тараторила взахлёб Лорейн. – Понимаешь, мне всегда хотелось чего-то в этом роде. Да что уж, прямо скажу: всю жизнь мечтала о таком парне. Пусть будет кто-то еще у него, не важно. Хотя, конкретно Патрик сейчас в таком состоянии, что ему ни до кого. Сбудется моя фантазия, моя сокровенная греза. Понимаю, как это нелепо и странно, но вот такая я извращенка.

– А если он не захочет?

– Я уговорю. Ведь это выход. Самый настоящий. Мы поженимся, детей друг друга усыновим. Идеальная крепкая семья, а Хэнка побоку.

– И Хэнк докажет в суде, что брак ваш фиктивный.

– Не докажет. – Насупилась Лорейн. – Я, знаешь, как влюбилась! На каком угодно детекторе лжи меня проверяй, всякий покажет нежные чувства к супругу.

– А у него какие к тебе чувства?

– Ну, по крайней мере на благодарность-то я вправе рассчитывать? И вообще, считается, из двух любящих только один любит, а другой лишь позволяет себя любить.

Агнесс хихикнула:

– Хотела бы я посмотреть, что именно он тебе позволит.

– Ой! У меня аж судорога делается между ног, когда воображаю, как я буду его соблазнять. Терпеливо, но настойчиво. А он, моя зайка, не даваться будет, как целочка ножки зажимать. – Лорейн тихонько завизжала от избытка эмоций.

Агнесс покачала головой:

– Должна тебя предупредить, у меня полно знакомых геев, и неверно всё ты себе представляешь. Отказано, скорее всего, тебе будет решительно и твердо, раз и навсегда. Возможно, даже грубо. Ты, моя дорогая, уж как-то совсем от реальности оторвана. Неужели никогда на деле не сталкивалась с гомиками?

– Нет. Реально только с ним.

– Разочаруешься. Гарантирую. Я уж о Саймоне не говорю.

– Саймон добрый мальчик. И любит свою мамочку. К тому же, отец ему не помешает.

– Тоже мне отец.

– А что? Моника, например, очень даже довольна.

– Скорее всего, для Моники он нечто вроде матери. А отцом был тот, второй.

– Глупости! Если у человека два отца, совершенно не означает, что один из них изображает мать. Это уж какая-то совсем примитивная схема.