Оливия Крэнк - Возвращение

– Ну, если только ты не предпочитаешь большую групповуху с копами и их наручниками, можно пойти ко мне домой, там тоже есть пиво.

– Годится. Обожаю пиво, от него хорошее наполнение.

– Ладно, пойдем, продемонстрируешь мне свое наполнение. Так, они в машине поехали, или пешком пошли?

– Пешком. Нет, в машине.

– Окей. Немного пешком до машины. – Майк нарочито положил ладонь Лорейн на задницу. – Как зовут тебя, малыш?

– Можешь звать меня Томми.

– Хорошо. Я Майк.

Лорейн так же нарочито, чтобы было с вызовом, поцеловала Майка в губы:

– Очень приятно.

– Да ты не из робких! Отлично. Обожаю смелых парней. Теперь в машине?

– Да!

Она влезла на него верхом и стала целовать повсюду – губы, ноздри, уши, глаза и шею.

Томми и Майк долго и сладко занимались любовью «в машине», потом «напившись пива, у Майка дома». Иная реальность, вновь обретенная, заставила чувства обостриться до предела. Мир опять сделался ярким и новым, до одури прекрасным, как тогда, лет двенадцать назад.

– Это чудесно, милый! – По щекам Лорейн потекли восторженные слезы. – Я так скучала по тебе. Никто мне не нужен! Никакой Салли. Всё это дурь, блажь. Просто я хотела, чтобы Томми и Майк снова были вместе.

– Они теперь ни за что не расстанутся.

Лорейн хитренько ухмыльнулась.

– Слушай, а там, в твоих путешествиях, никого похожего на Томми не было?

– Нет. Я же говорил тебе как-то, что вряд ли способен в реальной жизни на такие отношения. В этих играх меня возбуждает больше всего твое возбуждение, твой азарт, твои фантазии. Мне нравится думать, что твой виртуальный член стоит на меня. От этого мой настоящий взлетает до небес.

– Молчи, молчи, а то всё испортишь. Лучше об этом не рассуждать.

– Я только хотел сказать, что мне тоже никто не нужен кроме моего Томми.

Зазвонил мобильник. Лорейн встрепенулась, но Майк опрокинул ее на подушку.

– Это мой. – Порылся в беспорядочно перемешанной куче одежды. – Я слушаю. Ах, да. Конечно в силе. Часа через два устроит? Ну, до встречи. Пока.

– На счет работы?

– Нет. Не поверишь, но я с твоим Салли стрелку сейчас забил.

– Что, что?! По какому поводу?

– Да как-то разговорились с ним… случайно. Я ему на тебя нажаловался. Так он, миляга, обещал поспособствовать нашему с тобой сближению. – Майк расхохотался. – Вот и поспособствовал. Сам того не подозревая.

– В самом деле, он очень милый, добрейший человек.

– Да, неплохой. Я ему обещал на Хэнка слить кой-какой компромат.

– Серьезно? Ну! Это святое дело. Сейчас накормлю тебя и поезжай. А, может, я с тобой?

– Вообще разговор, вроде как, приватный.

– Да, лучше пусть пока о нас никто не знает. Хочу насладиться тобой единолично.

– Совсем никто? А Саймон?

– Не волнуйся. Он раньше нас самих, небось, всё понял.

– Угу. Ведь мы как шарик и подшипник. Я для тебя, а ты для меня.

– Всё, дорогой, иди, обмойся.

– Ты со мной?

– Я после.

– А Томми?

– Если вы с Томми в душ пойдете, то к Патрику точно опоздаешь. Поиграем вечером?

– Обязательно. Придумай, где они встретятся.

– Ага! На этот раз что-нибудь грандиозное. Томми учится на летчика, а Майк его инструктор.

– Они разобьются к чёртовой матери.

– Мда. Не подходит. Ладно. Придумаю что-нибудь получше. Подвезти тебя? Где встречаетесь?

– В центральном парке, а сама куда собралась?

– Забегу на работу на часок. Хочу проверить, что там в чашках Петри проросло.

– Не долго, ладно?

– Я тебе позвоню.

Майк увидел Патрика первым, еще издалека. Широко заулыбался. «Ну, голубая мечта, чуть жену мою не соблазнил. Вовремя я вернулся. Так-то можно Лорейн понять. Настоящий гей. Точь в точь, как в ее грезах. Таким, вероятно, должен стать Томми, когда повзрослеет, немного. Если повзрослеет, конечно. Раньше она предпочитала видеть его совсем молоденьким. Какой он изящный этот Салли. Руки, спина, посадка головы. Что ни говори, а это от природы. Ни один настоящий самец не сделает из себя такого, хоть из кожи вон вылези. Лорейн права, какие-то они неземные созданья».

– Здоро́во! Я не опоздал?

– Привет! Как раз вовремя. Это я пришел немножко раньше.

– Дочка-то с Хэнком?

– Нет. Удалось договориться с ним на этой неделе оставить ее нам. У него, вроде как, наметился прогресс в расследовании. Сильно занят.

– Оставить вам? Я не ослышался?

– Да. Тут такое дело, – Патрик заметно смутился, – в общем, у нас гостит племянница моего Роджера.

– Не вижу на твоем лице особого энтузиазма по этому поводу.

– Отчего же? Я рад. Не всё так просто, видишь ли.

– Брось, Салли! Не жениться же тебе на ней. Поможет по хозяйству. К тому же, девочке не повредит женское внимание.

Салли как-то нервно хихикнул.

– Если так, то конечно.

– Ладно, я собирался сдать тебе Хэнка с потрохами. Наверное, это свинство с моей стороны, но из чувства, так сказать, глубокой признательности…

– Брось, ведь я тебе еще ни чем не помог.

– Так что? Не рассказывать, что ли?

– Если только хочешь, чтобы я лопнул от любопытства.

– Э-э, пожалуй, ты тут всё забрызгаешь своей голубой кровью.

– Ага, и на тебя попадет основная масса.

– А что? Вот этот пиджачок в голубых пятнах? Гламурненько будет, как считаешь?

– Я куплю тебе хороший гламурненький пиджачок. Давай, рассказывай, что там не так с папашей Хэнка? Неужто, он грязно домогался его в детстве?

– Слава богу, до этого не дошло. Если верить его рассказам, папенька всю жизнь был мужичком степенным и в высшей степени консервативно настроенным. Пока не клюнул его в известное место жаренный петух. Короче, когда Хэнк уже в колледже учился, отец ни с того ни с сего сменил ориентацию. Мамашу его, соответственно, бросил, ударился во все тяжкие. Стал носить невероятные шмотки, по-дурацки разговаривать и делать эдак ручкой. Надеюсь, на свой счет ты моих насмешек не принимаешь?

– Конечно нет. Продолжай.

– А всё, пожалуй. Хэнк страшно бесился. На моих глазах с ума сходил от выходок батюшки своего. Чуть не убить его грозился.

– Где он сейчас?

– Понятия не имею. Как-то язык не повернулся спросить. Сам понимаешь, больная тема.

– Ну, Майк! Спасибо, что рассказал.

– В общем, не за что. Это, конечно, многое в поведении Хэнка объясняет, но не думаю, что удастся использовать историю с папашей в вашем деле. Как, собственно?

– Что если отыскать отца и попросить поговорить с сыном?

– Он так его ненавидит. На зло всё будет делать. Да и о чём просить? На что уговаривать? Хэнк же отец девочки.

– Я понимаю. Но он ведь хочет совсем отобрать у нас Монику. Полностью лишить родительских прав. Разве это справедливо?

– Пожалуй, нет.

– Пожалуй?! Точно тебе говорю – нет! Не справедливо.

– Не спорю. Вообще паршивая история. Никому не пожелаешь в такой оказаться. Я вот тоже гулял себе, в ус не дул, а если б с Лорейн что случилось и Саймона усыновили? Жуть.

– Ага. Да еще, не дай боже́, пидарасы какие-нибудь.

– Этого я не говорил. Слушай! А вдруг у Хэнка сработает генетическая программа и он подобно родителю оголубеет на старости лет?

– Долго ждать до старости.

– А ты подтолкни его. Попробуй соблазнить. А что? Это ж идеальный выход! Поженитесь и будете воспитывать Монику вместе.

– Ой, нет. Как выражаются некоторые натуралы, я бы сблевнул. Скорее бы вон с той бомжихой спарился, чем с Хэнком.

– Бедный Хэнк.

– Нет, у нас с ним взаимно. Он обожает меня не меньше. В этом и проблема. Лорейн попробовала разработать курс его смягчения и умирения, но что-то не выходит пока.

– А ведь это Хэнк глаза мне открыл.

– Брось, он ничего не может знать о нас.

– Конечно, всей подноготной он и представить себе не может. Но что у вас отношения, прекрасно видит. Он уже и теорию заговора разработал в своем духе.

– Да?! И что он там придумал своими паранойными мозгами?

– Прикинь, подходит ко мне; желчь, как всегда, аж из ушей льется. И объясняет, лелеял, мол, план, вынашивал стратегическое решение, короче, жениться он собирался. Представить на суд общественности образцовую семью, в которой и должен воспитываться ребенок. «А хитрожопая твоя подруга Петти меня обставила. Пидер девку в дом привел, в лесбиянки заделался».

– Стой, давай вот только без пидеров и без тети Петти. Они невыносимы.

– Прости, я просто пыталась передать колорит.

– Мне колорита его и без тебя хватает. Сыт по горло.

– Да, да, извини. Но суть не в том.

– Суть я уловил. Жениться Хэнку и теперь никто не помешает. И в его благие намеренья поверят скорей. С другой стороны, для нас это идея. Мы пока еще не совсем очухались и до плана «образцовая семья» додуматься не успели. Посмотрим, что скажет на это Роджер.

– План-то, в общем, простой. Идея лежит на поверхности. Веришь, не веришь, я хотела предложить тебе то же самое. Сразу, как только познакомились. Оформить брак, усыновить детей друг друга и стоять на своем.

– О, Лорейн, и ты бы сделала такое для меня?

– Почему бы нет.

– Ты ангел.

– Не преувеличивай.

– Нет, это очень много значит. Когда мы познакомились с тобой, я был совершенно выбит из колеи. Руки готов был на себя наложить. Теперь я, хотя бы, не один. Странная, конечно, ситуация, но хоть так он рядом.

– Как ты веришь, я не понимаю.

– А ты бы не поверила? Вот если бы Майк вернулся вдруг не в своем прежнем виде.

– Нет. Думаю, нет.

– Ты не можешь точно знать. Месяц назад я бы тоже сказал нет. Но мы с тобой уже условились, я верю, и это не обсуждается.

– Хорошо, – тяжело вздохнула Лорейн, – условились, так условились. Нет, Патрик, убей меня, но я боюсь.

– Чего?

– Что тебя обманывают.

– Кто? С какой целью?

– Не знаю. Тот же Хэнк. Доводит до безумия.

– Ты от него заразилась манией преследования. И потом, есть вещи, которые невозможно подделать.

– Например?

– Много всего. Та же Моника. Ее отношение.

– Вы ей сказали?

– Естественно нет. В том-то и дело. Ни одного чужого человека никогда она не принимала так безоговорочно. Вот сейчас они придут, посмотри на них. Между ними связь ощущается буквально физически. У них движения даже синхронны. Такая близость у нее была только с Роджером. Теперь, наверное, можно признаться, я всегда ревновал его к ребенку. Удочерить Монику была его задумка. Я был не в восторге. Нет, я люблю ее, жизни без нее не мыслю, но когда Роджера с нами не стало… а, ладно, раз уж начал… в общем, мысли были такие… нет, неважно.

– Что одному тебе ребенок не нужен?

– Мы этого не обсуждали, окей?

– Патрик, поверь, что мне ты можешь смело доверять.

– Я доверяю. Про Роджера же рассказал.

– А как ты его называешь?

– С этим сложно. Когда закрываю глаза, и души наши соприкасаются – несомненно, Роджер. Когда его нет поблизости, как сейчас, тоже Роджер. В остальное время чаще всего никак, редко, при Монике – Келли, хоть это и нелепо немного.

– У этой Келли есть семья?

– Да, родители. Мы с Роджером их жалеем. Навещали пару раз.

– Они тебя приняли?

– А что им остается? Все изменения в поведении легко списать на последствия комы. Им и врачи подтверждают, что после комы личность у многих меняется кардинально. Радуются, что дочка осталась жива. Мы их, понятно дело, стараемся не разочаровывать.

– Думаешь, это не единичный случай?

– С переселением душ? Наверняка. Вот, кстати, по фактам, объективно, всё сходится до мелочей. Я проверил. Месяц до смерти Роджера она лежала в коме после аварии. В тот день, когда его привезли в больницу… даже так: именно в тот час, когда он умер, врачи и ей констатировали смерть. Но родители были рядом и настояли на реанимации. Понимаешь?

– Понимаю, но поверить всё-таки трудно.

– Совсем не трудно, если признаёшь наличие души.

– А он помнит, как переселился?

– Нет. Ничего совершенно. После его смерти, или, получается, ее, тело еще два месяца было в коме. А потом он просто очнулся. Сразу спросил обо мне, но никто не понял. Слава богу, ему удалось довольно быстро сориентироваться.

– Невероятно. Немыслимо. Бред какой-то.

– Пожалуйста, не начинай.

– Извини, я постараюсь держать себя в руках. Но можно мне хотя бы всё еще раз проверить самой?