— Но получается, что он тебя использует.

— Ничего подобного. Это я его использую. Это его квартира. И денег он мне дает. Ты такая ещё маленькая, Вита, просто не верится. Я в твоём возрасте уже двоих бросила и с Филом начала встречаться. Он к нам в командировку приезжал. Всё, спи. Завтра проснешься и уже не вспомнишь про этих своих придурков.

Вика встала и погасила свет. Я подвинулась, она легла с краю ко мне спиной, и через минуту до меня донеслось её размеренное дыхание, а у меня перед глазами всё ещё стояли омерзительные морды Зинкевича и Дубенко.


Проснулась я от громкого разговора в коридоре и пока не разлепила глаза, думала, что это мама с папой снова спорят из-за старых папиных ботинок, которые он десять лет не может выкинуть. Но потом услышала Викин жалобный голос и сразу всё вспомнила.

В следующий же момент дверь в комнату распахнулась, зажегся свет, и из-под прикрывающей глаза руки я увидела молодого пухлого мужчину в расстегнутом пальто. Лицо его было красное, большой, с уже наметившимися залысинами лоб блестел от пота, глаза сверкали. Он нервно сжимал-разжимал кулаки и явно был сильно зол.

— Ну, вот, видишь, подружка. Говорю же! — суетилась возле него Вика.

— Тупая ты, бестолочь, — зло рявкнул он. — И какого спрашивается чёрта пёрся к тебе?

— Ну, прости, пожалуйста, Фил, я же не знала. Ты должен был предупредить.

— Что? — взревел он. — Должен?

— Извини, я не так выразилась. Я имела в виду…

— Ещё вякнешь что-нибудь в этом духе — вылетишь отсюда со свистом. Поняла?

— Конечно, прости, пожалуйста. Если бы я знала…

Видеть унижающуюся Вику было удивительно и неприятно.

— Ещё докладывать тебе о своих планах. Много чести. Захотел — приехал. Всё! Ты должна сидеть тут и всегда быть готовой к моему приходу. Одна! Ясно?

— Я могу уйти, — сказала я.

— Поздно. Всё настроение испортили.

— Умоляю, успокойся, — Вика ласково обхватила его руку и прильнула к плечу, но он с силой оттолкнул и вышел из комнаты.

Она побежала за ним.

— Приходи завтра, хорошо? Придешь?

Дверь громко хлопнула.


Перемену, произошедшую с Викой, когда она вернулась в комнату, трудно описать. Это была странная смесь горечи и отчаяния. Она постояла несколько секунд, глядя на меня немигающим взглядом, а потом, вцепившись пальцами себе в волосы, рухнула на колени и разрыдалась.

Мигом соскочив с кровати, я кинулась к ней.

— Тварь, тварь, тварь, — повторяла она.

— Не волнуйся, он простит тебя. Ты же ничего плохого не сделала.

— Простит, конечно, — сквозь рыдания проговорила Вика. — Только я не могу больше его терпеть.

— И не терпи. Он некрасивый, грубый и старый.

— Ему тридцать два.

— Я и говорю, старый. Ты такая красивая и добрая. А он плохой человек, это видно.

— Спасибо, — горячими от слёз губами она прижалась к моим, и я почувствовала привкус её слёз. — Но что со мной станет, если я не буду его терпеть? Как я буду жить и где?

— А если тебе устроиться на работу и снимать комнату? Папа про студентов своих рассказывал, они приезжают из других городов и так живут.

— На работу? — её голос снова дрогнул. — Это значит, не видать мне никакого театрального. Но это невозможно. Раз я решила, то должна добиваться своей цели. А Фил ещё пожалеет. Найду себе кого-нибудь другого и сразу пошлю его. И не просто пошлю, а приду к его жене и расскажу, какой он гад…

Внезапно она замолчала и с неожиданно вспыхнувшим живым интересом подняла на меня глаза.

— Слушай, помнишь, ты про тех ребят рассказывала? Соседей своих? Говорила, что один из них богатый? Познакомь.

Я встала и, обдумывая её слова, перебралась на кровать.

— Тебе хорошо, у тебя и мама, и папа есть, — продолжала она. — Они тебя всем обеспечивают: и жильём, и едой, а мне как-то крутиться нужно. На актерское поступлю, отучусь, потом в Голливуд уеду. Приедешь ко мне в Голливуд? Я тебя хоть с Лео, хоть с Диланом познакомлю. С кем попросишь, с тем и познакомлю.

— Я с тех пор их не видела.

— Ну, так зайди, позови куда-нибудь.

— Да это как-то не очень прилично. Девушки не должны сами навязываться.

— Глупости, — Вика пересела ко мне и положила руку на коленку. — Я тебя очень прошу. Ты же хочешь мне помочь?

— Хочу, конечно, только нужно подумать.

— Правильно! Ты подумай немного, а потом познакомишь.


В понедельник я встала как обычно в семь двадцать, на автопилоте умылась, сварила сосиски, которые до маминого возвращения могла есть беспрепятственно, надела школьные форменные брюки, блузку, серый кардиган.

За окном шел дождь. Барабанил, шелестел, капал. Ветер тихонько гудел в правой створке кухонного окна.

Прислушиваясь к этим звукам и глядя то ли на себя, то ли в себя, я просидела перед зеркалом бог знает сколько времени. Затем, поймав осуждающие взгляды плюшевых друзей, сообразила, что опаздываю. Вылетела из подъезда, на ходу открыла старенький зонт, которым не пользовалась с прошлой осени и поняла, что ткань на трёх спицах оборвана. Вода лилась потоком. Ничего не различить. Первый настоящий дождь в этом году.


Ноги в коротких ботинках промокли сразу, рукава куртки тоже. Жалкий перекособоченный зонт приходилось держать над головой обеими руками, как шляпу. С горем пополам, шлёпая по лужам, я всё же добежала до школьного двора, но потом вдруг остановилась и со всей ясностью поняла, что не могу туда идти. Просто не могу и всё. Что-то ёкнуло внутри и застопорилось. Добровольно подняться на эшафот и то, было бы проще.

За спиной — тихая, уютная квартира с ещё не остывшим чайником и кроватью, стопка новеньких книг, дожидавшаяся каникул, тёплые носки и жестяная коробка с фигурным печеньем, впереди — постыдные, пустые и озлобленные лица, при мысли о которых, начала колотить дрожь.


Домой я вернулась потрясенная простотой освобождения. Из-за всё ещё витавших запахов вареных сосисок, зубной пасты и моих духов казалось, словно в квартире кто-то есть.

Раньше я думала, что стоит один раз прогулять школу, и вся Москва тут же узнает об этом. Тебя заклеймят позором и заставят прилюдно раскаиваться. Что вечером того же дня телефон будет разрываться от звонков: классная руководительница, директор, завуч — все захотят высказать моей маме, как они меня осуждают. А ещё в этот день обязательно случатся все возможные контрольные и проверочные, переписать которые уже никогда в жизни не получится. И ещё много чего ужасного произойдет из-за одного только прогула.

Но я не пошла в школу и ничего страшного не случилось. До меня никому не было никакого дела.


Когда у тебя хорошее воображение, справиться с неприятностями гораздо проще. Достаточно лишь закрыть глаза, включить любимую музыку и удивительные истории начинают складываться сами собой.

Например, что я умею предчувствовать плохое и могу предупреждать людей о грозящей им опасности: гибели в автокатастрофе, страшного пожара или грабителей. Или, что я научилась останавливать время, чтобы избежать плохого, как Хиро Накамура в «Героях». Или ко мне в школу приходят братья Винчестеры и наказывают Дубенко.


Мама говорила, что для того, чтобы чувствовать себя уверенно с людьми, нужно тренироваться перед зеркалом, ведь только так возможно понять, как смотришься в периоды расстройства, радости, злости, удовольствия. И я смотрела. Долго смотрела. В конечном счёте почти уверившись, что по ту сторону зеркальной поверхности нахожусь совсем другая я. Смелая и решительная. Способная уверенно подняться на второй этаж и без малейшей доли смущения пригласить на свидание двух ребят, которым это приглашение совершенно не сдалось.


Как и в прошлый раз открыл Макс, и я с порога выложила, что зову их в субботу гулять. Он внимательно, но без удивления выслушал и махнул рукой в сторону кухни: «С этим туда».

Артём сидел, развалившись на стуле и закинув босые ноги на подоконник. В поврежденной руке он держал планшет, а второй что-то быстро писал. Бандаж в этот раз был надет поверх широкой домашней майки с низко свисающими прорезями рукавов.


На столе стояла коробка с половиной торта, в центр которого была воткнута большая ложка и открытая бутылка вина. Он мельком глянул на меня, просто сказал «ща» и продолжил переписываться.

Я села возле стола и могла видеть только его профиль: коротко стриженный висок, круглую черную сережку, темные опущенные ресницы, немного нервно раздувающиеся ноздри и сосредоточенно поджатые губы. Потом он вдруг обрадованно улыбнулся своим мыслям, скинул ноги с подоконника и оперся локтями о колени. Предоставив ещё несколько минут любоваться рваными перьями волос на затылке, черными полосами тату на предплечье и гуляющими под майкой лопатками.

Затем резко отложив планшет, развернулся ко мне и строго оглядел:

— Раздевайтесь.

— Что?

Он тут же расхохотался:

— А чего ты как на приеме у врача? Сидит тут, стесняется. Возьми себе бокал.

— Нет, спасибо, я по делу.

— Хорошее вино, кстати. Итальянское, — сделал большой глоток прямо из бутылки и помахал ею передо мной. — Что за дело?

Его расслабленная непосредственность смутила сильнее, чем сдержанность Макса.

— У меня есть подруга… — сказала я, чувствуя, что краснею.

— Так…

— В общем, я просто пришла позвать вас погулять в субботу. В Парк Горького сходить или ещё куда.

— Серьёзно? — не скрывая насмешливого умиления, он наигранно вскинул брови. — Вы с подругой зовете нас с Максом на свидание?

— Нет. То есть, да, но не совсем. Лично я нет, но в целом, да, — и, прежде, чем он успел что-то ответить, добавила. — Ты не думай, моя подруга очень красивая. Она актрисой будет. Она классная. Честно.

— Тоже школьница?

— Нет. Ей девятнадцать.

Он отломил ложкой кусок торта, целиком отправил в рот и запил вином.

— Когда, говоришь?

— В субботу.

— Эй, Макс, — крикнул он в коридор. — Ты что в субботу делаешь?

Затем, не дожидаясь ответа, быстро встал, весело потрепал меня по волосам, достал из шкафчика над раковиной бокал и, поставив передо мной, наполнил вином.

— Подруга — это хорошо, — чокнулся бутылкой с бокалом и выпил. — Но дело в том, что у меня тоже есть подруга, и она не особо одобряет прогулки с чужими подругами. Понимаешь?

Предположить, что он ответит нечто подобное не составляло труда, поэтому я была готова.

— Вот и отлично, — бодро поднялась со стула. — Тогда пойду.

Артём поставил бутылку, сунул руки в карманы штанов и озадаченно нахмурился:

— Не понял. В чем подвох?

Его искреннее удивление придало ещё большей уверенности.

— Для дела нужно было. Но теперь всё в порядке.

Я развернулась, чтобы выйти и прямиком врезалась в Макса, который неслышно подошел и стоял у меня за спиной.

— Что я пропустил?

— Кажется, это был какой-то прикол, — Артём растерянно потёр подбородок. — Но я его не понял.

— Ничего не прикол, — как можно беспечнее ответила я. — У меня было задание пригласить на свидание кого-то, кого по доброй воле я бы никогда не стала звать. Я пригласила. Вы отказались. Всё отлично.

— От кого задание? — спросил Макс.

— От подруги. Мы с ней играем в Правду или действие.

— С той самой, которая классная? — уточнил Артём.

Я кивнула.

— Я не отказывался, — сказал Макс. — У меня вся суббота свободная.

— Так я тоже не отказывался. Лишь расставил некоторые акценты.

— Это совсем не обязательно, — внутренне я уже ликовала. — Это просто игра.

— А мы любим игры, — Артём картинно облокотился о плечо Макса. — Да, котик?

— Мы очень любим игры, — подтвердил Макс, которого «котик» ничуть не смутил.

— Короче, в субботу. В три. У главного входа в парк, — объявил Артём так, словно сам всё это затеял.

— Хорошо, — я была очень довольна собой. — Поговорю с подругой.


Глава 6


Суббота выдалась солнечная, но прохладная. Ветер налетал пронизывающими порывами, то норовя унести мой шарф, то скидывая с Вики капюшон. Обеими руками она придерживала его за розовый мех, но куртку не застегивала, хотя и мерзла.

Небо было очень яркое. Голубое. Необычайно голубое, а солнечные лучи ощутимо грели. В воздухе витали головокружительные весенние запахи. На прогретых, нетронутых асфальтом участках земли громко ворковали голуби, а лица прохожих были непривычно расслабленные.

Всю дорогу, пока мы шли от метро, каблуки на Викиных коротеньких сапожках весело и беззаботно стучали. Я исподтишка любовалась ею и гордилась, что мы вместе.