Афанасия Уфимцева - Все еще будет

Он вдруг стал совсем спокойным. И уже говорил ровно, размеренно. Правда, немного грустно.

– Мне вдруг стало очевидным – как пелена с глаз спала, – что я не смогу связать свою жизнь с такой непредсказуемой, взбалмошной, безответственной женщиной, как ты. Я уже в том возрасте, когда хочется какой-то стабильности, тепла. Я же все время живу как на вулкане.

– Ну перестань, не принимай это близко к сердцу, – Маргарита нежно погладила Ивана по щеке. – Что Иванушка не весел? Что головушку повесил? Ведь ничего страшного не произошло. Царапины пустяковые. Ты даже не представляешь себе, как быстро все на мне заживает. Как любила говорить моя мама, до свадьбы заживет, – с тихой, спокойной улыбкой промолвила Маргарита, но голос ее дрогнул.

– Только эта свадьба будет не со мной. Я думаю, тебе лучше уехать туда, где поспокойнее. Поезжай к своему американцу, наконец. Составь ему счастье, – голос Ивана вдруг обрел не знакомые ей ранее железные нотки.

Видит Бог, такого поворота она никак не ожидала. Это было уже слишком. Минуту стояла, оторопев от услышанного. Затем, не одеваясь – в легком платье и туфельках, метнулась на улицу и, всхлипывая, понеслась домой. Остановилась лишь на мгновение – обернулась, чтобы посмотреть, не кинулся ли он за ней.

На улице не было ни души.

Войдя в пустой дом, дала волю чувствам. Рыдала, выла, причитала и бормотала что-то несусветное.

Пришла Дуся. Пыталась успокоить ее, приголубить, утешить, призвать к разуму, наконец. «Хватит, – говорит, – мерехлюндию распускать. Не стоит Иван Григорьевич твоего мизинца. И слез твоих тоже не стоит».

Все зря.

Ближе к вечеру Маргарита замолчала, затихла. Но от этого молчания Дуся заволновалась еще больше. Старалась не отходить ни на минуту. Отпаивала травяным чаем. Рассказывала что-то смешное – в основном про Разина. Ей показалось, что Маргарита стала слушать ее. Это было хорошим, обнадеживающим знаком.

Потом Маргарита рассказала Дусе все как на духу.

Немного полегчало.

К счастью, Николай Петрович пришел домой поздно. Усталый, раздраженный. Отказавшись от ужина, пошел спать. Так что с ненужными вопросами к Маргарите не приставал.

Дуся решила остаться ночевать у Северовых – на всякий случай.

Оставшись одна в комнате, Маргарита поплотнее закрыла шторы – чтобы не видеть окно-аквариум. Стала читать книгу, чтобы отвлечься. Дальше первой страницы не продвинулась. Зазвонил мобильник. Чутье не подвело – это был он, Ваня. Отвечать не стала. Звонил еще раз пять. Чтобы не поддаться соблазну, решительно выключила телефон. В сердцах бросила его на кровать.

Пусть Иноземцев знает, что он ей совсем не нужен. Он уже в далеком прошлом. Забыт совершенно. Но все же что-то внутри ее торжествовало и тихонько радовалось.

Когда было уже глубоко за полночь, раздался знакомый стук в окно. Маргарита даже не пошевелилась. Стук стал более громким и настойчивым. Она легла на кровать и отвернулась к стенке. Стук продолжался довольно долго, с небольшими перерывами. Потом прекратился.

Прислушалась. Подождала немножко. В ужасе осознав, что терпение у милого Вани иссякло и он ретировался, вскочила с кровати и подбежала к окну. Отдернула штору.

Иноземцев улыбался. «Самодовольный индюк», – подумала она, гордо открывая окно.

В окно Иван влез легко и ловко. Решительный и решившийся. Бодрый и брызжущий энергией, несмотря на поздний час. Немного дрожал от холода (а может, и от волнения): оделся слишком легко, не рассчитывая, что придется ждать так долго. Сразу потянулся, чтобы обнять ее. И согреться.

Она гордо отпрянула.

Его взволнованное лицо просияло понимающей улыбкой. Он не стал просить прощения. Не стал объяснять, что наговорил глупостей из-за страха за нее. Он просто сказал:

– Выходи за меня замуж.

Она по-прежнему молчала, даже не смотря в его сторону.

– В таких случаях дарят кольцо. Вот – вместо кольца медальон. Уезжая, мама оставила его мне. Она знала, чем дело кончится.

Маргарита слегка повернула голову, но упорно продолжала молчать. Ваня улыбался совсем по-детски – бесхитростно и открыто. Силы сопротивляться были у нее уже на исходе.

Но пока ничего, держалась.

– Это единственное, что осталось у моего деда, Ивана Иноземцева, от его родителей. Он говорил, что с этим медальоном попал в детский дом. И не расставался с ним до женитьбы – подарил бабушке. Потом медальон достался моей бабушке. Ну и отец тоже подарил его маме. А теперь я прошу, чтобы его приняла ты.

Все обиды куда-то бесследно исчезли. По ее лицу невольно скользнула мягкая, светлая улыбка. Мама всегда говорила, что по-настоящему счастлив может быть лишь тот, кто не держит в своем сердце обид. К черту обиды, если они мешают простому женскому счастью!

Она молча протянула руку, взяла медальон и надела себе на шею. Цепочкой случайно сдернула заколку, и высвобожденные волосы мягко легли ей на плечи. Он нежно отодвинул непослушные прядки и припал к ее рту своими теплыми губами. Прервавшись на мгновение, произнес:

– Интересная у нас семейка будет: я в огне не горю, ты в воде не тонешь. Наши дети смогут сделать карьеру в МЧС.

– До встречи с тобой я была отличницей с хорошими манерами, – прошептала она без сожаления.

– Если бы не я, ты бы так никогда и не раскрыла свои таланты.

– Я не знаю, как и где мы будем жить, но скучно нам точно не будет, – заключила она.

Больше времени на пустые разговоры тратить не стали. В конце концов, они слишком давно не были вместе.

* * *

Слава Богу, день наступил субботний. Николай Петрович уважал право дочери высыпаться по субботам, поэтому в комнату к Маргарите не заглядывал. Дуся по простоте душевной приоткрыла дверь, но, узрев, в чем дело, деликатно удалилась.

Маргарита проснулась с ощущением полнейшего счастья и свободы. Только сейчас она осознала, насколько тягостна была для нее необходимость скрывать свои чувства к милому Ване. Он спал рядом, счастливо посапывая, и, как ей показалось, чему-то улыбался во сне. Вдоволь насмотревшись на Ванюшу, повела взор к его недавнему подарку.

Только не это! Бобик пребывал в царстве Морфея, обвившись всей тушкой вокруг фарфоровой вазы. Почувствовав взгляд хозяйки, заурчал и прыгнул на теплую кровать. От резкого звука, вызванного делением одного целого на мелкие звонкие части, лишь слегка вздрогнул и выгнул спину. Пройдясь по проснувшемуся Ване, прижал мурлыкающую морду к побледневшему лицу Маргариты.

– К счастью, это непременно к счастью, – вывел ее из ступора спокойный голос Вани.

– Папа мне как раз предлагал переключиться на гжель. Как в воду глядел.

– Это нам по средствам, – Иван так громко расхохотался, что Маргарите пришлось закрыть ему рот ладошкой. Чтобы не обиделся, тут же поцеловала.

Выходить из комнаты они не спешили. Нужно было о многом договориться. Впрочем, это было довольно легко: Маргарита была в весьма сговорчивом расположении духа.

– Я хочу, чтобы ты очень внимательно отнеслась к тому, что я сейчас скажу, – Иван заговорил быстро и твердо. – Я много думал об этом. Видимо, в нашей ситуации это вариант наилучший. Прежде всего, я хочу, чтобы мы венчались в церкви.

– Я только за.

– Лучше это сделать не в Вольногорах, а в селе Успенском. Не хотелось бы превращать нашу свадьбу в событие общегородского масштаба. А в Успенском и храм замечательный, и батюшка правильный. Это первое. Как я понимаю, здесь никаких возражений с твоей стороны нет. Далее. Свадьбу лучше не откладывать. Я был бы готов обвенчаться хоть завтра, но это, к сожалению, невозможно – Великий пост. Поэтому обвенчаемся сразу после пасхальной недели – в первый же день, когда это будет возможно. Я понимаю, что остается слишком мало времени и пышную свадьбу так быстро не устроишь, но я думаю, что лучше это событие не откладывать.

– А я и не хочу пышную свадьбу. По мне тоже чем скорее, тем лучше.

– Я уже начинаю пугаться. Ты стала слишком быстро со мной соглашаться.

– Смотри, не сглазь.

– А теперь самое главное. Сразу после свадьбы ты должна уехать из Вольногор – ради твоей и моей безопасности. Я надеюсь, что все скоро разрешится и ты быстро вернешься.

– Видимо, ты действительно меня сглазил, – побледнев, пролепетала Маргарита. – На это я согласиться не могу. Муж и жена должны быть вместе и в радости, и в горе. Ты просто представь на минутку, какие слухи пойдут по городу, если я уеду. Как мы сможем объяснить мой отъезд?

– Мы не обязаны ничего объяснять городским сплетницам. Ты скоро вернешься, и эта проблема сама собой разрешится.

– Дело вовсе не в местных сплетницах. Эту неприятность уж как-то переживу. Я не хочу уезжать после свадьбы. Мое сердце разрывается от одной этой мысли. По мне уж лучше вовсе без свадьбы, лишь бы быть рядом с тобой. Я просто умоляю тебя не гнать меня отсюда, – голос у нее прервался. Из-за какого-то комка, засевшего в горле.

– Тебя никто не гонит, – Иван трогательно прижал голову Маргариты к своей груди, погладил ее растрепавшиеся волосы. – Дело здесь не только в твоей безопасности, но и в моей уязвимости. Они, безусловно, попытаются давить на меня, подвергая опасности твою жизнь. Тебе просто повезло, что приключение на городище закончилось легким испугом и расцарапанным лицом. Все могло закончиться намного трагичнее. У нас просто выхода другого нет.

Маргарита насупилась. Свой медовый месяц она представляла совсем по-другому. Во всяком случае, не отдельно от законного супруга. Более того, и конфетно-букетный период у них получился какой-то конспиративно-скомканный.

– Твое согласие уехать будет для меня лучшим свадебным подарком.

– Ты сам понял, что сказал? – встрепенулась Маргарита. – Этот свадебный подарок можно будет занести в Книгу рекордов Гиннеса.

– Зато у нас сразу будет возможность проверить наши чувства на прочность.

– Мои проверять не надо. Уже сто раз проверены.

– И мои не надо. Ничего страшного не произойдет, если ты три-четыре недели не будешь караулить меня, как ревнивая львица.

Намек на ревность Маргарите совершенно не понравился. Вовсе не хотелось, чтобы у милого Вани сложилось впечатление, будто она собирается его постоянно пасти. Прочувствовав слабое место Маргариты, Иван продолжал коварно бить в ту же точку:

– Ты должна верить мне. Совместная жизнь без доверия просто невозможна.

– Я и так верю тебе.

– Значит, сразу после свадьбы уедешь?

– Да, – тихо проговорила она и отвернулась. Но долго дуться у Маргариты не получилось, поскольку Иван тут же загладил свою вину нежными поцелуями.

– И последнее, – продолжил он после этой вынужденной паузы. – К твоему дому будет приставлена охрана. Передвигаться по городу ты будешь тоже в сопровождении охранника.

– Да, но сам-то ты ходишь без охраны.

– Так надо. Мне кажется, что я правильно просчитал все риски в отношении себя. С тобой все сложнее. Я не могу предугадать, как ты себя поведешь в сложной ситуации, поскольку ты для меня по-прежнему загадка. Мне будет намного спокойнее, если я буду полностью уверен в твоей безопасности.

– Мне все равно. Делай как знаешь. У тебя есть еще какие-то условия, или это все?

– Есть, конечно, главное условие: люби меня. Вот, собственно, и все.

Маргарита была рада, что разговор пошел в более радужном направлении. «Эти три-четыре недели вынужденной разлуки промчатся очень быстро, – думала она. – Зато потом мы будем очень счастливы. Непременно счастливы».

Иван и Маргарита с наслаждением планировали свою будущую жизнь, придумывали имена своим будущим детям и были настолько поглощены свалившимся на них счастьем, что просто не подумали о чувствах Николая Петровича.

Увидев субботним утром Иноземцева, выходящего из комнаты дочери в обнимку с этой самой дочерью, да еще и в рубашке, вольно расстегнутой на целых три пуговицы, профессор Северов был ошарашен. Только чудом не помер – тут же, на месте. Но было ощущение, что его слабое сердце сейчас вырвется из груди и разорвется на мельчайшие кусочки.

Подобную картинку не смог бы вообразить даже в самом чудовищном сне!

Сдержать себя в такой ситуации Николай Петрович, конечно же, не мог. Так и ввинтился бешеными глазами в Ивана Григорьевича. С трудом удержался, чтобы не закричать: «Как посмел ты, гнусный притворщик с сильной мотивацией, прокрасться в мой дом». Перевел взгляд на любимую дочу – судя по ее блаженному лицу, мотивация у Иноземцева действительно была сильная!