Татьяна Дубровина - Все или ничего

— О эти ноги! Зинаида Леонидовна, вам противопоказано носить мини-юбки!

— Почему? — обеспокоенно спрашивала она. — Думаешь, не по возрасту?

— Как вы можете! — пылко восклицал безжалостный тринадцатилетний шалопай. — Просто у меня пара в четверти выйдет по физике… Ни одной задачки решить не могу… Все время думаю о ваших коленках…

Зинаида смущалась:

— Ты уж и скажешь… Рано тебе еще о таком… Шалун!

Но сама млела от удовольствия, хотя, конечно, не Петька, а его отец был объектом ее мечтаний.

Владимир же… Он привык к комфорту, и живописная домработница (Зина, правда, предпочитала называть себя экономкой) составляла для него как бы часть продуманной до мелочей домашней роскоши. С возложенными на нее обязанностями русская Клаудиа действительно справлялась безупречно. А если излишне надоедала иногда, требуя внимания к своей персоне, — то это были, так сказать, издержки производства…

Владимир Павлович ни разу не повысил на нее голос, был всегда доброжелателен, зарплату отваливал завидную. А к праздникам преподносил Зине подарки — что, несомненно, было ошибкой, так как подогревало ее надежды.

Однако винить его не за что: Львов не догадывался о честолюбивых притязаниях экономки! Владимир привык, что все окружающие неизменно рады услужить ему, и он принимал любую заботу как должное.

Такой же обыденностью стали для него и неизменно восхищенные женские взгляды, сопровождавшие его повсюду…

Но сегодня Зинаида особенно раздражала его.

Казалось, она еще увеличилась в размерах: куда ни глянь, повсюду на нее наткнешься. А ему хотелось сосредоточиться совсем на другом. Вернее, на другой.

Девушка, которую сбил его золотистый «Сааб-9000», не выходила у него из головы.

Хотя милиция сразу же доподлинно установила, что виновницей столкновения была именно она — ее «хонда» выскочила на перекресток на красный свет, — Львов чувствовал себя настоящим злодеем. Может быть, оттого, что его личные потери сводились к вмятине на капоте автомобиля, которую тут же ликвидировали в автосервисе за щедрое вознаграждение. Так что сам он отделался легким испугом, тогда как она…

Первое, что он сделал после аварии, это написал в ГАИ заявление, что претензий к нарушительнице не имеет, и даже оплатил все возможные причитающиеся с нее штрафы и неустойки, добавив к ним существенные суммы гаишникам на карман.

Но к чему себя обманывать? Угрызения совести мучили его прежде всего по той причине, что пострадавшая была так невероятно красива…

Какая жестокая несправедливость, что именно самое совершенное существо получило столь страшные увечья!

«Сотрясение мозга и множественные переломы», — коротко сказал врач и не стал вдаваться в подробности, чтобы не травмировать его, Львова!

Это звучало просто как издевательство: доктора пресмыкаются перед «благодетелем», не задумываясь над тем, что в самом-то деле его казнить мало!

Эта девушка… Почему Владимир не встретился с ней при других обстоятельствах?

Такие лица, с нежной бледной кожей, со светлыми ресницами и бровями, любили изображать художники эпохи Возрождения. Червонное золото волос и светлое золото веснушек… Этих веснушек он осмелился осторожно коснуться сегодня в больнице кончиками пальцев…

Драгоценные золотые брызги на ее щеках напомнили ему чарующий миф о Зевсе-громовержце, который проник в спальню красавицы Данаи, обратившись золотым дождем. Античное предание о тайной любви…

Как хотел бы он быть этим Зевсом — победителем, счастливцем, только завоевавшим не гречанку Данаю, а Ирину Владиславовну Первенцеву. Он уже знал ее имя, отчество, род занятий, адрес — словом, все, что только можно было узнать из официальных источников.

Оставалось ближе познакомиться с ней самой. Станет ли это когда-нибудь возможным?

«Лишь бы она выздоровела, — молил он неведомо кого. — Лишь бы все обошлось! А там…»

Что именно предстоит «там», он пока не решался сформулировать даже для себя. Как будто боялся сглазить…

— Володечка Павлович, как вы относитесь к сжигателям? — снова прервал его размышления голос вездесущей экономки, и в который раз она заслонила свет люстры своим широким плечом.

— Что? — встрепенулся он. — Петька что-то поджег?

Он знал, что «забавы» сына носят иногда весьма и весьма непредсказуемый и неприглядный характер. Один мини-пожарчик в короткой мальчишеской биографии уже был: Петька со своими дружками запалил газеты в соседском почтовом ящике. Неужели и на этот раз какая-нибудь пакость в этом роде?

— Как можно! — всплеснула руками домработница. — Петенька хороший мальчик. Я говорю о сжигателях жира.

— Простите, не понял? Жечь жир? Вы что, хотите масляную лампу приобрести?

Совершенно сбитый с толку, он даже отклонился, бросив взгляд из-за торса новоявленной Клаудии на люстру: да нет, вроде бы горит как надо, преломляя свет множеством хрустальных подвесок. Зачем использовать какой-то жир, если есть электричество? Дурдом…

— Ой вы и шутник! — восхищенно протянула Зинаида. — Лампа, ха-ха! Я приобрела сжигатель жира для похудания! Называется — коррекция фигуры!

Владимир обреченно вздохнул: час от часу не легче.

— Это мудро, — не задумываясь, одобрил хозяин, чтобы поскорее прекратить беседу.

Однако он просчитался: вместо того чтобы обрадоваться, Зинаида расстроилась.

— Вы в самом деле считаете, что мне надо худеть? — огорченно переспросила она. Повернувшись к нему в профиль, изо всех сил втянула свой обширный живот: — Посмотрите! Никаких излишеств.

Она покраснела от натуги, а лиф ее тесного платья при этом натянулся так, что, казалось, вот-вот треснет по швам.

Львову захотелось швырнуть в эту идиотку чем-нибудь тяжелым, но буйные выходки были не в его характере. И он пробормотал, чтобы оправдаться за допущенную бестактность:

— Разумеется, никаких излишеств! У вас идеальная фигура, Зинаида Леонидовна. Я имел в виду, что… просто… вы ведь все равно уже приобрели этот… сжигатель.

— Вот и я говорю! — возликовала домработница. — Не пропадать же добру! Попринимаю на всякий случай, для профилактики, хоть и не нуждаюсь ни в какой коррекции.

— Не нуждаетесь! — поспешно подтвердил Владимир. — Ни капельки!

— Но предела совершенству нет! — гордо изрекла экономка и на этот раз исчезла надолго.

Возможно, решила провести весь курс коррекции за один раз. Для профилактики.

«Сжигать себя, надо же! Чего только слабый пол не выдумает, — хмыкнул Владимир, утомленный общением с ней. — Тоже мне, Жанна д’Арк…»

Можно ли усилием воли вернуть себя к жизни? Оказывается, да.

Ирина твердо решила, что сознание она больше ни за что не потеряет. И к изумлению врачей, это ей удавалось.

Мало того, едва подав первые признаки жизни, она успела если не поскандалить, то, во всяком случае, вступить с медиками в конфликт.

— Что вы мне колете?

— Обезболивающее, — объяснила сестра. — Лечащий врач прописал.

— Позовите его! — потребовала пациентка.

И того немедленно позвали, памятуя, что эта девушка — протеже самого Владимира Павловича Львова, благодаря которому все сотрудники получили щедрую прибавку к зарплате, а больничное оборудование пополнилось новейшей аппаратурой.

Больная накинулась на врача:

— Накачиваете меня наркотиками? По какому праву? Наркоманкой сделать хотите?

— Что вы, Ирина Владиславовна! — испуганно замахал руками доктор. — Это…

И он произнес по-латыни длинное название лекарства. Знал, что мудреные иноязычные термины часто успокаивают подопечных, действуя как магические заклинания. Люди склонны верить в достижения науки.

Но в данном случае трюк не сработал.

— Мне до лампочки, как оно называется. Я же чувствую: плыву от этих уколов. А вы мне их всаживаете литрами! Ведрами! Хватит!

Голос ее был еще очень слаб, но слова Ирина произносила отчетливо, и в тоне слышалась агрессивная решимость.

Доктор вздохнул: больные так часто капризничают, особенно тяжелые!

— Уверяю вас, — попытался он урезонить строптивицу, — без этих лекарств ваши боли станут нестерпимыми.

Она презрительно скривила губы:

— Неправда! Все можно вытерпеть! Я не из слабеньких.

— Так не делают, это не по правилам.

— Плевать мне на ваши правила.

— Понимаете, существуют показания… Короче, я не могу взять на себя ответственность.

— Переложите ее на меня.

— Каким образом?

— Любым. Мне безразлично. Хотите — дам расписку.

Врач нервно хохотнул:

— Расписку? Это можно бы, но… чем вы будете писать?

Только сейчас Ирина сообразила, что обе ее руки закованы. Вот уж действительно руки связаны!

Это умозаключение взбесило ее: мало того что стала физически беспомощной, так ее на этом основании еще и лишают гражданских прав!

— Чем писать?! — Ее тонкие ноздри раздулись от бессильной ярости, а шрамик над левой бровью побелел и стал особенно заметен. — Да хоть зубами! Зубы у меня, как видите, целы!

Она оскалилась, как маленький хищный зверек, продемонстрировав идеальные, жемчужно-белые зубки. Голливудская улыбка… если это можно было назвать улыбкой.

— Давайте карандаш! Считаете, не сумею? Сумею!

Выражение лица у нее было такое, что врач невольно поежился: «Грех так думать, однако… счастье, что она не может шевельнуться. А то бы мне пришлось несладко…»

— Успокойтесь, успокойтесь, — пошел он на попятную. — Мы соберем консилиум, обсудим вашу просьбу…

— Это не просьба, — отрезала она. — Я требую!

— Поймите, Ири…

— Не желаю понимать! И становиться по вашей милости наркоманкой тем более не желаю!

Как раз в этот момент в палату вошел Владимир.

Врач растерялся вконец, не зная, как себя вести, чтобы не разозлить щедрого спонсора. Откажешь — посетитель, не дай Бог, подумает, что о Первенцевой плохо заботятся; пойдешь навстречу — чего доброго, обвинит в нарушении клятвы Гиппократа.

Львов был в накрахмаленном белом халате, который срочно заказали специально для него: спецодежды таких размеров не нашлось.

Манеры у вошедшего были царственные, и больная приняла его за начальство, тем более что врач перед ним явно заискивал.

Она тут же выложила ему свои требования в виде ультиматума:

— Пусть только попробуют войти со шприцем! Буду верещать без перерыва.

— Это она умеет, — подтвердил доктор. — Остальных пациентов придется просто эвакуировать. Сирены у «скорых» и те тише. А ведь у нас, Владимир Павлович, тут несколько человек буквально при смерти.

«Вообще-то ей психиатры нужны, а не хирурги, — затравленно подумал медик. — Надели бы на эту буйную смирительную рубашку, и дело с концом! Господи, о чем я? Девчонка и так связана по рукам и по ногам! Вот характерец! Не завидую ее будущему мужу…»

«Вот характер, — подумал и Львов, но с совершенно другим чувством — восхищением. — Как я завидую ее будущему мужу!»

— Почему вы отказываетесь лечиться? — мягко спросил он, присаживаясь возле кровати.

— А почему вы скрываете от меня мой диагноз? — ответила она вопросом на вопрос.

— Я?!

— Все. И вы лично в том числе.

Доктор, воспользовавшись тем, что внимание больной переключилось на посетителя, тихонько покинул палату. Хотел оттянуть момент принятия решения, с которым был внутренне не согласен.

Львов, похоже, даже не заметил его исчезновения. Он не отрывал глаз от сердитого, но от этого не менее прекрасного лица Ирины Первенцевой:

— Но я знаю не больше вашего, Ирина Владиславовна.

— Как! — не поняла она. — Вы разве… Кто вы такой?

— Я… как бы вам сказать…

— Как есть, так и говорите. Напустили тут туману. Отвратительная манера.

Владимир собрался с духом. Решив честно признаться в том, что он и есть виновник всех несчастий, глянул смело и твердо прямо девушке в лицо. Но не успел и рта раскрыть, потому что…

Потому что она узнала этот взгляд, который уже видела однажды, очнувшись от бреда…

Рыжая глина с ростками молодой зелени… Карие глаза с зелеными крапинками… Так вот кому они принадлежат!

И Ирина спросила — уже без агрессии, неожиданно кротко, с благодарностью:

— Это у вас такие теплые пальцы?

— Пальцы?

Он, несомненно он. Тот, кто касался моего лица…

— Я знаю, кто вы.

Владимир сжался, ожидая сурового приговора. Но вместо этого услышал… просьбу о помиловании: