Артем сунул руку в карман черных брюк, отталкиваясь от колонны, он с диким нетерпением ждал момент, когда можно будет уйти. Еще утром Олег настоятельно просил задержаться. Взглянул на часы, Миха уже должен был подъехать.

– Артем, – Жанна улыбнулась, легонько касаясь его руки.

– Да ладно? – вздернул бровь. – Ты тут откуда?

– А вот,– стрельнула глазками в неподалеку стоящего мужичка.

– Нашла любовь?

– Нашла, и тебе того желаю.

– Не начинай, – прервал ее слова колким взглядом, а Жанна затаила дыхание. Сердце молниеносно рухнуло в пятки, по спине пробежала мелкая и леденящая душу дрожь. Она прекрасно помнила их отношения, если это можно было таковыми назвать. Каменная, бездушная стена. Словно и не человек вовсе. Прикрыла глаза, вдыхая воздух – а она ведь любила, любила больше жизни, была готова на все. Все ждала, когда он растает, откроется, но этого не произошло. Между ними всегда была пропасть, пропасть, на дне которой обитала та, кто все еще живет в его сердце. Она поняла это слишком поздно, это, и то, какой он человек за ширмой своих улыбок и вежливых разговоров. Жестокий, бесчеловечный подонок, уничтожающий все на своем пути.

– Извини.

Кивнул, не замечая выражения ее лица, затравленного взгляда. Просто кивнул и скрылся. Больше он ни на секунду не задержится в ресторане. Широким шагом пересек холл, по пути стягивая с шеи ненавистный галстук.

Быстро сбежал по ступенькам, хлопая по плечу курящего у машины Миху.

– Поехали.

– Поехали, Гриша уже обзвонился.

– Потерпит. Девку, что ли, нашел?

– Да. Пустой это номер, не прокатит. Не знает она ничего.

– Знает, но не сдаст. Не сдают такие, она ему словно собачонка, тапки в зубах таскала.

– Главное нам успеть, пока этот дебил, ей пулю в лоб не пустил.

– Резонно. Ты смотрел документы?

– Смотрел. Думать надо.

– Думай Миша, озолочу – ты же адвокат.

– Ох, знали бы мои друзья-товарищи, какими я тут с тобой делами промышляю, давно бы вытурили, без права практики.

– Откупим. У нас сейчас что миром нашим правит? Правильно! Бабки.

– Ну ты, Артем Викторович, философ.


***


"Дурацкий телефон сел в самый неподходящий момент. Хотя, когда бы он был подходящим? "

Вера нервно сжала кулаки, убирая мобильный в карман. Светлое пальто слегка раздуло резким порывом холодного ветра. И черт ее дернул надеть осеннее пальто. Не май месяц на улице и даже, блин, не март. Тяжело выдохнув, Кораблева уперлась рукой о стену.

– Катастрофа. Еще клуб элитный, лед бы лучше откололи.

Черные, тонкие шпильки совершенно не признавали зимнюю погоду, или может в этом были виновны ее ноги, редко таскающие подобную обувь?! Дилемма. Ухватившись за угол здания, Вера заглянула в еле освещенную темноту. Вход для персонала подсвечивался тусклым фонарем, оттого она не сразу заметила движение.

А когда поняла, что там происходит, замерла, в надежде что в темноте ее не увидят. Глаза все больше привыкали к тусклому свету, и все четче видели картинку. На ступеньках стоял высокий мужчина, он размахивал пистолетом. В глазах помутилось, а в горле образовался ком, зарождающий тошноту. Задыхаясь от эмоций, мыслей и чувств, Вера закрыла рот ладонями.

«Только бы не закричать».

Из глаз выступили слезы, страх парализовал конечности, просто приклеивая к этому проклятому месту. Сейчас бы бежать со всех ног, но она стояла не в силах пошевелиться.

Расширенные зрачки пожирали оружие, подведенное ко лбу жертвы, обрывки не воспринимаемых сознанием фраз, кровь, удары. Тихие всхлипы. А потом – глухой звук. Хлопушка. И вот она больше не стоит на коленях перед мучителем, она падает, падет мертвым сном. Она падает, его жертва. Она умирает или уже умерла? Умирает, а Вера ничего не может сделать. Не может помочь. В кармане предательски пищит телефон.

"Он же сел. Нет, не может быть, он же сел…"

Последняя мысль, застревает в голове. Руки в хаосе шарят по пальто, но уже поздно. Бежать, ей необходимо бежать куда подальше, неряшливый поворот, а перед ней, словно стена. Огромная, бетонная стена.

Чужие руки с силой сдавливают ее плечи, толкая вперед словно пушинку. И вот уже она на месте жертвы. Там, под фонарем. На коленях. Разодранные колготки, из-под которых сочится кровь, коленки саднят, лицо залито слезами. Тело трясет и страшно поднять голову. Она неотрывно смотрит в пол, точнее в гладкий, идеальный асфальт.

Ей что-то говорят, но она не слышит. Тогда боль возвращается – захват, но уже за волосы. Резкий, еще немного и чужая рука снимет ей скальп. Всхлипывает. Сердце бешено колотится, полностью лишая слуха. Все, что она слышит – это гулкий шум крови в собственных артериях.

Тяжелый удар по лицу отрезвляет. Возвращает слух и хоть какую-то долю понимания.

– Дрянь. Она все видела, – явно обращаются не к ней, – от нее тоже надо избавиться.

– Не увлекайся, – громкий, но до безумия спокойный голос.

– Она все видела!

– Она никому ничего не скажет, – все тот же тихий, заставляющий дрожать голос. Он металлический, но вязкий, напоминающий кобру перед броском.

Быстрый, мимолетный взгляд. Темнота рассеивается, как по щелчку становится светло. Она четко видит его образ, он словно выточен в ее памяти. Это лицо, глаза…

– Вставай, – не дождавшись никаких действий, обладатель стального голоса подхватывает ее под локоть, не церемонясь, поднимая с колен.

– Тебе это еще аукнется, вспомнишь мои слова, – зло бросает убийца,– убери здесь все, – приказывает в темноту.

Перед глазами лишь узкий коридор. Он кажется нескончаемым, но это лишь иллюзия. Ее вымысел. Ноги с каждой секундой слабеют и в один момент становятся ватными. Голова идет кругом, резко погружая ее в темноту…


Артем рывком открывает служебную дверь, вперившись взглядом не в самую приятную картину.

– Не успели, – выдыхает Миха, – ты ох*ел, Григорян, че не в клубе-то сразу? – кипит, выходя на свет.

Начинаются пререкания. Но Артем их не слышит, замирая на ней взглядом. Она. Вновь. Еще пару дней назад, увидев ее днем в этом клубе, он не мог поверить глазам. Как она была похожа на Аленку… Тогда, в первые секунды, он думал, что это она – его Алена, но это был обман. Его сердце предательски его обманывало. Тело свело, а внутри зарождался бунт, дикий, неуправляемый. Но это лишь там, в душе. На лице же была маска непробиваемого безразличия, лишь немного отдававшего злобой.

Тогда он поймал на себе ее запуганный взгляд. Что не стало удивлением, на него многие так смотрят. Зачастую сами не отдают себе в этом отчет. Просто на интуитивном уровне стараются оградиться от опасности. Чувствуют.

Злость медленно перерождается в ярость. Сжимает кулаки, стараясь себя сдержать, чтобы не убить этого у*бка на месте.

Сам не понимает, как оказывается рядом с ней, как поднимает с земли, заставляя идти за ним. А когда она падает в этом чертовом коридоре, молниеносно подхватывает ее. До автоматизма выработанные рефлексы играют с ним злую шутку.

– Что делать будем? – раздается из-за спины. Миха закусывает губу, обдумывая ситуацию.

– Ее в больницу надо.

– Я про этих, – кивает позади себя.

– С ними завтра. Нам его вольность ничем хорошим не прилетит. Тварь. Всех подставляет.

– Езжай. Я тут разрулю, – хлопает Старкова по плечу.

Артем кивает, наблюдая, как друг скрывается за все той же дверью.

В машине его поглощает тишина ночи. Огни проезжающих мимо машин, звук изредка включающихся поворотников. А в голове полный хаос.

Прикрывает глаза, останавливаясь на набережной. Пара минут, чтобы проветриться. Перекурить. Размашисто выходит из машины, упираясь ладонями в парапет. Морской воздух леденит кожу. Февраль.

Невольно оборачивается, чувствует, что на него смотрят.

Вера растерянно шарит рукой по двери, пытаясь ее открыть. Уже плевать, на все.

Справившись, спрыгивает на заледенелый асфальт, пытаясь удержать равновесие. Глаза вновь наполняются слезами. Ее трясет, словно в лихорадке. Дыхание учащается.

Куда бежать? Что делать?

– Замри, – громко, доходчиво. Его голос парализует.

Кораблева застывает, всего на пару минут, а дальше… дальше – конец. Это предел. Ее предел.

– Я никому ничего не скажу, умоляю, – кричит, захлебываясь слезами,– пожалуйста, я клянусь, никто ничего не узнает, – хватает губами воздух. А он подходит все ближе, пока окончательно не замирает в паре сантиметрах от нее.

Он давит, давит и убивает одним присутствием.

– Пожалуйста, – закусывает губу, вцепляясь пальцами в его запястья,– прошу вас, я буду молчать, – рыдает взахлеб, падая перед ним на колени.

Артем нервно сбрасывает ее пальцы, присаживаясь на корточки. Истерика. Высшая ее точка. Ее трясет от собственных слез, а его лихорадит от злости. Злости за всю эту ситуацию.

– Хватит, – выкрикивает, разрывая ее мольбу, – прекрати пищать,– выпрямляется, поднимая ее за шиворот. Придавливает к машине, слегка наваливаясь, чтобы не грохнулась.

Вытаскивает из кармана сигареты, движения получаются резкими, но какими-то потерянными. Прикуривает. Выпускает струйку дыма, сосредоточенно смотря в ее лицо. Не похожа. Только цвет волос. Только цвет волос…

Затягивается, запрокидывая голову кверху. Едкий дым заполняет пространство между ними.

Это злая Божья шутка?

– Как тебя зовут?

– Вера, – поднимает взгляд, гордо вытягивая шею.

– Артем, – бросает, словно между делом, – и что будем делать, Вера? – прокатывает ее имя на языке, акцентируя на нем все внимание.

– Я никому ничего…

– Тихо, – зажимает ее рот ладонью, – это я уже понял. Голова болит? – касается волос, чувствуя, как она при этом изо всех сил вжимается в машину.

– Пожалуйста, – шепчет, смотря в его глаза, все такие же холодные, неживые, – я обещаю, – прикусывает губу, изо всех сил стараясь сохранять самообладание.

– Голова болит? – повторяет свой вопрос, убивая взглядом. Вера лишь кивает в ответ. – Садись в машину, – открывает дверь.


» Глава 3

"Наш выбор – это единственное что нас определяет."


– Поехали.

– Куда?

– В чувства тебя приводить.

А дальше – тишина. Мертвенно бледное лицо, мелькающее в зеркале заднего вида. Проскальзывающее и вызывающее какое-то губящее чувство. Словно это его там на колени поставили. Его.

Выкручивает руль, а в глазах туман, отрывки воспоминаний. Кладбище, похороны, черные одеяния. Крик ворон, небо… И они кружат над головой. Кружат, а ему хочется выть, хочется сдохнуть. Давно он этого не испытывал. Давно туда не возвращался, душой, мыслями. Ограничивался одним визитом в год, один раз в год позволял себе почувствовать, пережить. Эмоции сжирали, сдирали мясо с костей, а перед глазами собирательный образ: блондинка, темные глаза, смех, плач – все в кучу. Затормозил. Сам не заметил, как оказались на парковке.

Не вышел – вылетел из машины. Ничего вокруг не замечал, никого. Громкий гул, пульсирующие виски и все. Стоп. Замер. Нужна передышка, секундная перезагрузка. Два вдоха, два выдоха, чтобы мысли прополоскать.

Когда обернулся к машине, забыл все, что только что вспомнил. Похоронил.

– Вылезай, – громче, чем ожидалось. Открыл дверь, вытягивая ее за рукав тонкого пальто. – Не по погоде ты оделась, – вытащил, слегка удерживая, – сама иди или насильно потащу.

И она пошла. Вырвала руку из его захвата и уверенно пошла к стеклянным дверцам ресторана.


«Если умирать, так с музыкой».


Сдержала смех. Повторная истерика. Хотя она и не заканчивалась. Как по минному полю шла. Внутри загибалась, а шею вытянула. Не пристрелил, значит уже и не пристрелит. Значит все-таки реально спас. Только зачем? Зачем? Вторила себе, а тело обдало теплом.

Зашли внутрь.

Красивый ресторан. При других обстоятельствах бы восхитилась, каждую мелочь бы отметила. Сейчас же было плевать. На все.

Села в кресло, нервно хватая меню. Пробежала глазами, ничего не понимая, все плыло. То сплывалось, то расплывалось. Не выдержала, бросила на центр стола, сталкиваясь с его взглядом. Сжалась. Тяжёлый у него взгляд. Тяжелый…

– Водки нам и закуски какой-нибудь, – официант только кивнул.

– Я не пью,– откинула волосы назад, пальцы все еще подрагивали.

– Чтобы нервы твои в порядок привести. – Конечно, он заметил ее дрожь. Заметил.

– Хорошо, – согласилась, какой теперь смысл сопротивляться? Нет его.

Никогда не пила ничего крепче шампанского. А сейчас выпила эту рюмку одним махом, как заправский алкаш. Горькая жидкость обволокла гортань, вызывая жжение.

– Молодец,– изобразил подобие улыбки.

Вера кинула в рот дольку лимона, прожевала не морщась.

– Почему ты не позволил ему меня убить? Я же свидетель. Да и ты, – окинула презрительным взглядом, – не ангел. Ты его знаешь и ее знал…

– Знал, – внимательно всмотрелся в ее лицо, – почему это не ангел?– произнес с издевкой. – А не позволил, – помедлил, – потому что только я могу решать, кому жить,– взгляд в упор, – а кому нет.