— Но некоторые окажутся более счастливы, чем другие, — прошептал он, целуя ее ушко. Медленно и с искренним сожалением Синклер сел на кушетке, раздумывая, почувствует ли он когда-нибудь уверенность в ее безопасности. Возможно, не раньше чем разоблачит Кингсфелда и выполнит свой долг перед Томасом. — Ты ведь так хорошо все понимаешь!

— А ты обладаешь даром убеждать.

Он коснулся пальцем ее нежной гладкой щеки.

— Я рад. А теперь у меня неотложное дело.

Виктория села рядом с ним, и взгляд ее сделался серьезным. Она было открыла рот, чтобы сказать что-то, но затем передумала.

— Обещай мне соблюдать осторожность.

Итак, она все еще не знала, что он собирается предпринять.

— Ты будешь скучать? — мягко спросил он, снова целуя ее.

— Да. И мне так и не удастся рассадить гостей по местам.

Смеясь, Синклер нагнулся и собрал свою разбросанную одежду.

— Мы не можем этого допустить.


После того как они привели все в относительный порядок, Синклер отправился в палату лордов, где одна из бутылок отличного виски Томаса убедила клерка предоставить пять ящиков проектов и договоров, отвергнутых на сессии парламента двухгодичной давности. Подозревая, что проекта Томаса не окажется среди прочих документов, он потратил два часа, пытаясь убедить себя в этом. Томас являлся автором нескольких непрошедших договоров, но ни один из них не был таким прямым, вызывающим и угрожающим кошелькам знати, как проект договора, найденный Викторией.

Дождавшись, пока клерк, устав от пыли и скуки ожидания, вышел, Синклер проскользнул в соседнюю комнату. На этот раз он не занимался случайными поисками в надежде наткнуться на что-то ценное, а точно знал, что искать, и у него на это ушло совсем немного времени.

Граф Кингсфелд действительно отказался от малой доли акций в маленьких компаниях, связанных с Францией, однако он сохранил в собственности компанию, расположенную в нескольких милях от Парижа и производящую детали для газовых уличных фонарей.

Синклер выругался. Неудивительно, что Кингсфелд хранил молчание относительно владения таким невинным и прогрессивным бизнесом. Маркиз знал об этой фабрике; однажды он даже посетил ее в компании с одним из генералов Бонапарта. Хотя трубки и другие части для уличных фонарей грудой лежали в углу, он сомневался, что во время войны изготовили хотя бы одну лампу. Завод был слишком занят другой задачей — производством мушкетов, которыми вооружали солдат Бонапарта под Ватерлоо.

Син быстро вернул все на место, провел еще несколько минут в хранилище, поблагодарил клерка и покинул парламент. Он был в ярости, и болезненное ощущение внизу живота усилилось. Ему не раз доводилось видеть смерть и предательство; он даже сам участвовал в этом, когда того требовал долг. Но графа он считал другом, он доверял ему. Сегодня вечером этот ублюдок сядет за его стол — за стол, который принадлежал Томасу, — чтобы улыбаться и смеяться, и Синклер будет вынужден улыбаться и смеяться вместе с ним. Хотя теперь он знал, что именно Кингсфелд убил Томаса, у него по-прежнему не было доказательств. Но скоро он найдет их, скоро, теперь уже очень скоро.


Что-то шло не так. Виктория примостилась на ручке кресла, чтобы поболтать с Люси и Лайонелом, но ее внимание беспокоила группа людей на другом конце комнаты. Синклер и Кит стояли рядом с Кингсфелдом и вели себя так, словно не случилось ничего плохого; это-то ее и настораживало.

— …и конечно, после того как «Олмэкс» взорвался, никто не захотел сообщить леди Джерси об этом.

Виктория рассеянно взглянула на мистера Пэрриша.

— Что?

— Вы были правы, — сказала Люси, вздыхая и безуспешно пряча усмешку. — Она совсем не слушает.

— Извини. — Виктория сжала руку подруги. — Я вся внимание.

Девушка захихикала.

— Все правильно. Если бы у меня был такой же красивый муж, как Синклер, я бы тоже смотрела на него не отрываясь.

Лайонел поднял бровь.

— Думаю, мне следует оскорбиться.

Люси покраснела.

— О, Лайонел, это совсем…

Он поднял руку.

— Нет, не успокаивайте меня. В действительности я собираюсь завтра поговорить об этом с вашим отцом.

— Что?

С довольной усмешкой он поцеловал Люси в щеку.

— И кто на кого теперь собирается смотреть влюбленными глазами? — спросил он и отошел от них, чтобы примкнуть к другой группе гостей.

— О Боже, — прошептала Люси и радостно рассмеялась.

Виктория обняла ее.

— Это замечательно, — сказала она улыбаясь. — Но если он разыгрывает нас, я никогда не прощу ему этого.

— И я тоже. — Люси снова засмеялась со счастливыми слезами в глазах. — Завтра ему от меня достанется. А сегодня, как ты думаешь, можно попросить Маргарет поиграть на фортепьяно?

Виктория взяла ее за руку.

— Отличная идея. — Она снова бросила взгляд в сторону мужа и его гостей, хотя сейчас она смотрела не на Синклера. — Я бы с удовольствием потанцевала.

Син обещал ей, что сегодня не будет ни за кем шпионить, но она не давала такого обещания. Граф Кингсфелд неминуемо совершит ошибку. Однако ждать, пока это случится, означало беспокоиться о муже каждый раз, когда он отлучится из дома хотя бы на час, а также днем и ночью бояться за безопасность Августы и Кристофера. Возможно, она сможет подтолкнуть Остина Ховарта на шаг — любой шаг, — который доказал бы его вину.

Убедить Маргарет поиграть оказалось не сложно, особенно после того, как Кит вызвался переворачивать листы нот; значительно труднее было решить, каким образом пригласить Кингсфелда на вальс. В конце концов она вспомнила, что была Лисичкой Фонтейн и могла сказать или сделать практически все, и, расправив плечи, подошла к группе мужчин.

— Лорд Кингсфелд, — произнесла она, не обращая внимания на то, что Синклер сделал шаг ей навстречу. — Я решила дать вам еще одну возможность очаровать меня.

Он улыбнулся:

— С удовольствием.

Маргарет уже заиграла вальс, и Виктория позволила ему провести ее в центр зала, обняв за талию. Это ради Синклера, напомнила она себе, глядя в холодные карие глаза Кингсфелда.

— Похоже, мы никогда не соглашаемся друг с другом, когда начинаем разговор, — сказал он спокойно, — и нам следует воздержаться от обсуждения чего-либо.

Виктория рассмеялась.

— Я уже думала об этом и решила остановиться на теме, по отношению к которой мы оба испытываем восхищение: Томас Графтон.

Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Согласен, но только… не его рисунки.

Напомнив себе, что раньше она тысячу раз притворялась очарованной и польщенной, Виктория кивнула:

— Только о нем как человеке.

— И как же мы начнем этот приятный разговор?

— За наше короткое знакомство я никогда не видела, чтобы он танцевал, а оба его брата весьма искусны в этом. Вы не знаете, в чем причина?

— Полагаю, моя дорогая, Томас считал вальс слишком фривольным танцем. Вы и ваши друзья, конечно, не посещаете более степенные собрания, где предпочитают что-то посерьезнее.

— Но вы вальсируете прекрасно, — задумчиво сказала она.

— Просто я не так консервативен.

Она засмеялась и посмотрела в сторону Синклера, беседовавшего с Люсьеном и Криспином.

— Синклер сказал, что Томас был самым консервативным человеком из всех, кого он знал. Не понимаю, как вы двое оставались близкими друзьями.

— Почему вас это удивляет?

Может быть, это было всего лишь воображение, но ей на минуту показалось, что его рука сильнее сжала ее руку. Выражение лица Кингсфелда не изменилось, но если целых два года ему удавалось избегать подозрений в убийстве, было бы невероятно, чтобы он запаниковал по поводу ее слов.

— Ваши вкусы представляются более… прогрессивными. Мне думается, что вы должны бы скорее подружиться с Синклером.

— Син не был прогрессивным; он был опрометчивым. Это меня не привлекает. — Вероятно, Кингсфелд прочитал что-то в ее глазах и улыбнулся. — К счастью, став старше, он поумнел.

Наконец хоть какая-то щелочка.

— Вы считаете его приключения в Европе очень опрометчивыми? — Зазвучали заключительные аккорды вальса, и она поняла, что ее время истекает. — Я тоже так думала, пока он не сообщил мне о причинах.

— А теперь?

Она представляла, что ей будет гораздо легче добиться его признаний.

— А теперь я рада, что вы помогаете ему найти убийцу Томаса. — Подавив отвращение, Виктория наклонилась к нему. — Должна признаться, у меня есть сомнения в виновности Марли.

— Сомнения?

— Думаю, убийца был довольно глуп, так как он уничтожил не все документы. Марли действовал бы гораздо умнее.

Она рассердила его; это было видно по глазам и холодной складке тонких губ. Виктория затаила дыхание, страстно желая, чтобы Маргарет захотела порисоваться перед Китом и повторила последнюю часть вальса с присущим ей блеском.

— Убийца не обнаружен в течение двух лет. Бумаги, о которых вы говорите, вряд ли представляют какую-либо ценность, иначе ими давно бы воспользовались.

— Думаю, они дают ключ к разгадке, — прошептала Виктория заговорщическим тоном. — Я только что нашла их, но пока не показывала Синклеру. Сделаю это утром в качестве сюрприза.

Киигсфелд с недоверием приподнял бровь.

— Молю, чтобы вы оказались правы, — наконец пробормотал он, — возможно, вам стоит сначала показать эти бумаги мне. Вы ведь не хотите, чтобы Синклер счел вас дурой или решил, что вы просто защищаете Марли.

Если бы ее муж знал, что она делала, он решил бы, что она гораздо хуже.

— У меня нет причин защищать Марли, милорд.

— Несомненно, есть. Синклер рассказал мне, что решил скомпрометировать вас той ночью, пытаясь вывести Марли на чистую воду. Представьте его изумление, когда это ему не удалось и он был вынужден прибегнуть к более крутым мерам.

Вальс закончился, и Виктория почувствовала, как в тот же момент перестало биться ее сердце. Все у нее внутри похолодело, замолкло и умерло.

— Вы ошибаетесь, — едва сумела выговорить она.

— Не думаю. — Граф продолжал неподвижно смотреть на нее. — Почему бы вам теперь не показать мне эти бумаги?

Чья-то рука взяла ее сзади за локоть, и она вздрогнула.

— Извини, Лисичка, — сказала Александра, — но ты выглядишь так, словно тебе необходимо глотнугь свежего воздуха.

— Да, не помешало бы! — Виктория схватила подругу за руку. Она не собиралась ничего показывать Кингсфелду, даже если то, что он сказал ей, было правдой…

— Пойдем, дорогая, ты белее простыни.

Минуя холл, они вошли в зимний сад, открыли высокую стеклянную дверь, и прохладный вечерний воздух заполнил помещение.

— Вот так-то лучше — Виктория опустилась в кресло. Лорд Бэгглс прыгнул к ней на колени, и она зарылась лицом в его пушистую шерсть.

— Что случилось? — Александра села рядом.

— Просто мне стало жарко.

— И правда, ты никогда не выносила больше одного танца за вечер, — пошутила Лекс.

— Помолчи. Мне нужно подумать.

— Может, ты хочешь, чтобы все разошлись? Люсьен очистит помещение меньше чем за минуту, поверь мне. Я видела, как он это делал.

Виктория схватила Александру за руку.

— Только не уходи.

— Хорошо. Но сначала скажи, что тебя так сильно огорчило?

Мунго-Парк пролетел над их головами и присел на спинку кресла.

— Поцелуй меня еще раз, Лисичка, — громко произнес он, подражая глубокому голосу Синклера.

Виктория расплакалась.

— Да что все-таки случилось?

Ей ничего не следовало говорить, но она так устала от всех секретов — тем более что после слов Кингсфелда не было смысла пытаться поскорее закрыть эту главу жизни мужа.

— Думаю, Синклер женился на мне только для того, чтобы досадить Марли, — выговорила она, рыдая.

— Это Кингсфелд тебе сказал?

— Да. И… и я знаю, чго Син ненавидит Марли. Это вполне в его духе… поступить так подло, но я…

— Ты любишь его, — закончила Александра.

— Нет. Было бы глупо с моей стороны влюбиться в него, если он не испытывал ничего подобного, когда женился на мне.

— А что, если испытывал? Ты лучше подумай, почему Кингсфелд сказал такую ужасную вещь и почему Синклер ненавидит Марли.

— Я знаю, но не могу сказать тебе этого!

— Тогда скажи, кому ты доверяешь больше — Кингсфелду или Синклеру?

Виктория вытерла глаза:

— Синклеру, — прошептала она.

— Так в чем же дело? Давай дыши глубже. Тебе сейчас вредно так огорчаться.

Александра казалась очень обеспокоенной ее здоровьем, что было несколько странно. Когда мысли Виктории слегка прояснились, она тут же поинтересовалась:

— С каких это пор тебя заботит мое здоровье? Ты же знаешь, я ездила на лошади даже под дождем.

Какое-то время Александра внимательно смотрела на нее.

— Тогда, возможно, я ошибаюсь