Будучи маленькой девочкой, Молли мечтала о кровати с балдахином и собственном пони. По этой причине, когда у нее родилась Эми, она первым делом приобрела для нее кровать с балдахином. Одно время она даже держала для дочери пони, но потом вынуждена была продать животное. Эми как-то проговорилась, что боится крохотного конька, потому что он брыкается и норовит ее укусить. Выяснилось, что девочка ездила на пони только потому, что боялась обидеть мать, которая подарила ей лошадку на день рождения.

Тогда-то Молли окончательно убедилась, что ее собственные мечты и мечты Эми – вовсе не одно и то же.

Поставив фотографии в рамках на тумбочку у кровати, Молли вышла из комнаты дочери и спустилась на первый этаж. Оказавшись в кабинете Остина, она принялась исследовать взглядом помещение, пытаясь определить, чем занимался муж в ее отсутствие. Судя по всему, ничем не занимался – или так, самую малость. Бумаги у него на столе лежали не разобранными и громоздились чуть ли не до потолка. Кабинет вообще имел до крайности заброшенный и запущенный вид.

Выйдя из кабинета, Молли направилась в гараж, где обнаружила черные пластиковые мешки для мусора. Они были наполнены до краев, тщательно завязаны и, как видно, приготовлены к вывозу. Впрочем, Остин так их никуда и не вывез, и они стройными рядами стояли у противоположной от входа стены гаража.

На заднем дворе она заметила новые следы упадка и запустения: двор зарос репейником, прошлогодние листья не были ни сожжены, ни даже собраны в кучи и гнили, где придется…

Что и говорить, зрелище было не из приятных.

Между тем задний двор и расположенный в нем сад были владениями Молли. Работая в саду, она забывала о том, что у них с Остином не все ладно – вернее, все не ладно.

Земля под ногами у Молли, как всегда в начале лета, была мягкой и рыхлой. Хотя Молли и выкопала розы, в саду цвели лилии, и от их аромата у нее слегка кружилась голова.

Молли почувствовала сильнейшее желание сбросить модное платье, облачиться в ковбойку и джинсы и заняться садом. Она знала: стоит ей только поддеть лопатой землю, как ее взгляду предстанут черные, будто антрацит, пласты почвы с таким же чудесным, как у океана, влажным запахом.

Пока она стояла в саду, размышляя над всем этим, из близлежащего парка донеслось призывное воркование виргинской куропатки. Прошла минута, и вторая куропатка ей ответила.

Молли вспомнила, как много лет назад она пыталась подражать крику этой птицы. Это неплохо у нее получилось, и со временем она так навострилась имитировать голос этой прелестной птички, что неизменно добивалась ответа представителей этой породы пернатых – к огромному, надо сказать, удовольствию маленькой Эми.

Молли прошла через сад к свободной от растительности площадке земли размером десять на двенадцать футов. Именно здесь полтора года назад росли столь любимые ею розовые кусты. В качестве первого шага навстречу желанной свободе она выкопала розы и передала их Эми.

Молли продолжала в задумчивости созерцать сад. Может быть, есть смысл засадить свободный участок какими-нибудь цветами? Не розами, конечно, это было бы слишком. Зато однолетние растения – такие, как маргаритки или циннии, – подошли бы для этого как нельзя лучше…

В дальнем конце сада она заметила единственный оставшийся здесь розовый куст, который позабыла в свое время выкопать. Молли подошла поближе, задаваясь вопросом, как этому теплолюбивому растению удалось пережить зиму без тех ухищрений, к которым прибегают для осуществления успешной зимовки роз опытные садовники. Впрочем, зима для этого розового куста не прошла бесследно. Теперь он обладал удивительно толстым, покрытым острыми шипами стеблем, зато бутоны у него – зеленые и маленькие – были явно недоразвиты. Можно сказать, этот куст в качестве производителя прекрасных цветов никуда не годился, зато побил все рекорды в смысле выносливости.

Этот куст был прямым потомком одного из первых выведенных Молли гибридов. Это случилось еще в те времена, когда она училась в школе. Помнится, в награду за этот гибрид, прозванный ею «Нежность», она получила стипендию в сельскохозяйственном колледже, но учиться в нем ей так и не довелось.

Молли уже собиралась вернуться в дом, как вдруг ее взгляд упал на висевшие на старом дубе детские качели. Качели эти были самодельными и представляли собой прочную, широкую доску, которая была с помощью толстой бельевой веревки привязана к нижней ветви могучего дуба.

Молли решила, что качели сделал Крис, хотя Мелинде, чтобы качаться на них без посторонней помощи, предстояло еще основательно подрасти. Так оно всегда бывает с отцами: они страстно хотят, чтобы их чада поскорее выросли, и торопят время, забывая о том, что дети и без того взрослеют очень быстро.

Молли подошла к качелям, уселась на доску и оттолкнулась от земли ногой. Ветка у нее над головой заскрипела, а затрепетавшие листья стали отбрасывать на траву дрожащие тени.

Молли вознеслась вверх. Поначалу, правда, не очень высоко. В конце концов, она раскачивалась на качелях в последний раз лет тридцать назад, и ей следовало соблюдать осторожность. Потом, закрыв глаза и запрокинув голову, она понеслась вниз. В ушах у нее засвистел ветер, а перед прикрытыми веками глазами попеременно замелькали то светлые, то темные пятна. Немного покачавшись, Молли коснулась ногой земли и притормозила. Качели, вздрогнув, остановились.

Она еще некоторое время бездумно сидела на качелях, легонько отталкиваясь от земли ногой и тут же снова притормаживая, но потом заботы взрослого мира взяли верх над ностальгическими воспоминаниями детства, и Молли поднялась с деревянного сиденья.

«Сейчас я пойду домой, – сказала она себе, – и позвоню Сэмми. А после него – Марку Эллиоту».

Ах, Марк, Марк…

Он помог ее брату, пострадавшему в автомобильной аварии, избавиться от связанной с этим происшествием психологической травмы. Но он помог не только Сэмми. С помощью Марка она справилась с овладевшим ей унынием и вышла из состояния стагнации, в котором долгое время пребывала. Марк научил ее, как бороться с трудностями и отстаивать свои интересы.

Молли вспомнила о том, как, разыскивая Сэмми, зашла на квартиру к Марку. Ей открыл сам хозяин и, ни слова не говоря, впустил в дом. Она принесла с собой коробку пирожных, за которые Марк принялся с большим аппетитом. Он угощал ее кофе, шутил, пытался рассказывать ей с набитым ртом забавные истории и так ее к себе расположил, что она впервые за долгое время почувствовала себя легко и уверенно.

Разговаривать с незнакомыми людьми для нее всегда было делом непростым, но в присутствии этого человека она вела себя так, будто знала его целую вечность. Дружеские отношения, которые с этого дня между ними установились, она ценила как самое величайшее сокровище…

* * *

В здании муниципалитета городка Ла-Гранде состоялся вечер, где гвоздем программы был Марк Эллиот.

За спиной Марка стояли мощные колонки, из которых лилась бравурная музыка. Исполнив под фонограмму главные хиты Элвиса Пресли, он раскланивался во все стороны, размахивая белым шарфом из вискозы. В заключение он, промокнув тонкой белой материей вспотевший лоб, картинным жестом швырнул шарф в толпу слушателей, состоявшую по преимуществу из женщин. При этом он отметил про себя, что было бы неплохо приобрести еще дюжину таких же шарфов в универмаге «Вулворт».

– Спасибо. Большое вам всем спасибо. – Марк ткнул украшенным перстнем указательным пальцем в сидевшую в третьем ряду блондинку. – Я без ума от вас, дорогуша.

Аудитория бешено зааплодировала и разразилась приветственными кликами. Вечер, посвященный памяти короля рок-н-ролла Элвиса, прошел с невероятным успехом. Одна из слушательниц бросилась на эстраду и, обхватив лже-Элвиса руками за шею, принялась с такой страстью его целовать, что едва не сбила с его головы вороной парик с коком, в точности воспроизводивший прическу знаменитого певца.

Поправив парик, Марк осторожно высвободился из страстных объятий почитательницы Элвиса и приступил к исполнению последнего хита – на «бис». Сжимая микрофон унизанными перстнями пальцами, он ритмично пританцовывал в такт музыке, дрыгал ногами и вилял бедрами, в точности воспроизводя движения короля рок-н-ролла.

Увлечение Элвисом началось у Марка довольно давно. Впервые он изобразил знаменитого певца на вечеринке по случаю дня рождения одного своего приятеля. Его выступление до такой степени всем понравилось, что с тех пор его наперебой зазывали на всякого рода семейные праздники. Скоро Марк, к немалому для себя удивлению, обнаружил, что все его уик-энды расписаны чуть ли не на месяц вперед. Вероятно, он был единственным из всех практиковавших в штате психиатров, кто проводил свободное время, пародируя знаменитого Элвиса.

Спустившись с эстрады, Марк отправился в уборную, снял грим, переоделся, после чего незаметно вышел из здания муниципалитета, сел в автомобиль и покатил к дому Остина Беннета. Узнав, что у Остина случился удар, Марк теперь каждый вечер проезжал мимо дома Беннетов: хотел выяснить, вернулась ли Молли из Флориды.

Сегодня вечером окна в доме горели. Свернув на посыпанную гравием подъездную дорожку, он припарковал свой «Эм Джи» и, с трудом сдерживая свое нетерпение, выскочил из машины и поспешил к парадному входу. Сердце у него колотилось как бешеное, а на душе пели птицы.

Распахнув входную дверь, он сразу же увидел хозяйку дома, облаченную в короткую белую юбку и яркий расписной топ. У него перехватило дыхание: до того она была красивая, загорелая и сексуальная. Ему захотелось сжать ее в объятиях и поцеловать.

– Привет, Молли! Ты великолепно выглядишь! – воскликнул он с восхищением, которое она по обыкновению истолковала как проявление дружеских чувств.

Так оно всегда было с Марком. Женщины – а Молли в особенности – воспринимали его как своего друга или брата. Они приходили к нему жаловаться, если у них возникали проблемы в отношениях с мужьями или приятелями. К нему также охотно обращались за помощью, когда возникала необходимость перевезти из дома в дом вещи, посидеть с ребенком или выгулять собаку. Когда же наступало время платить по счетам, они отделывались от него поцелуем в щеку и словами: «Я так тебе благодарна, Марк!»

Марк давно уже не испытывал по этому поводу никаких иллюзий и считал, что шансов сделаться возлюбленным Молли у него практически нет. Во-первых, он и впрямь был младше ее, а во-вторых, она никогда не смотрела на него как на мужчину своей мечты. Марк опасался, что ему просто на роду написано оставаться с ней в отношениях, которые были сродни родственным.

Увидев его, Молли зарделась от волнения.

– Марк? Как хорошо, что ты пришел…

Она смотрела на него со смешанным чувством радости и смущения.

– Ты… ты получал мои открытки? – спросила она.

– Я сохранил их все до одной.

Молли взяла его за руку, втащила в дом и захлопнула дверь. Окинув его внимательным взглядом, она коснулась его щеки и произнесла:

– А ты похудел…

«Интересно, что она подумает, если я скажу ей правду?» – задался вопросом Марк. Правда же заключалась в том, что все то время, пока она жила во Флориде, он скучал по ней, все время о ней думал, плохо спал и от переживаний напрочь лишился аппетита.

– А еще ты, как я вижу, отпустил волосы. Не могу сказать, что мне это не нравится. С другой стороны, твои замечательные кудряшки почти совсем исчезли.

«Вот и хорошо, вот и славно, – сказал себе Марк. – Кудрявые мужчины обыкновенно выглядят моложе своих лет. А еще они почему-то кажутся всем записными остряками. Но мне лично острить надоело».

Он продолжал смотреть на нее во все глаза. Перед ним была все та же прежняя Молли. Но одновременно это была совсем другая женщина. Он-то был привязан к той, прежней Молли, в которую был влюблен со дня их первой встречи. Нынешняя же Молли пленяла не свойственной ей экзотичностью. Раньше она была простой, доброжелательной женщиной. Домохозяйкой. Казалось, от нее пахло топленым молоком и домашним печеньем. Теперь же она была сама загадка. При взгляде на нее нынешнюю хотелось думать о шелковых простынях и шампанском…

– Это что – губная помада? – спросила Молли, проведя пальцем у него по нижней губе.

Прежде она никогда не позволяла себе столь интимных жестов. Больше Марк сдерживаться был не в силах. Притянув ее к себе, он сжал ее в объятиях.

В следующий момент она закинула руки ему за шею и прижалась щекой к его груди. Сердце у него заколотилось, как бешеное. Интересно, слышит ли она, как оно стучит?

– Я очень рада, что ты приехал, – сказала Молли.

Неожиданно он понял, что в ее голосе слышатся слезы. Таким образом ее объятие не означало: «Я так по тебе соскучилась, что хочу тебя обнять». Скорее это было: «Мне так плохо, что хочется выплакаться у кого-нибудь на груди».

Она всхлипнула и осторожно высвободилась из его объятий. Потом достала из коробки, стоящей на столе, бумажный платок, промокнула глаза и высморкалась.