Джейн Грин - Всё может быть

— Бедняжка Либби, — наконец говорит Эд, когда мы останавливаемся на светофоре. — Я вижу, как ты устала. Наверное, тебя совсем на работе измучили.

Я знаю, что не должна испытывать жалость, но мне сразу же становится его жалко. А еще меня безумно раздражает, что он не видит то, что совершенно очевидно: случилось что-то плохое, и вскоре станет еще хуже.

— У меня все в порядке, — говорю я. — Правда. Мне просто надо кое о чем с тобой поговорить.

Вот оно, щенячье выражение! Так я и думала. До Эда, похоже, доходит, что дело не только во мне, что его эта перемена в моем настроении тоже касается, и всю оставшуюся дорогу молчит. Он включает музыку — опять свою вонючую оперу, — и я не выдерживаю и выключаю ее спустя какое-то время, пробормотав, что у меня болит голова.

Мы выходим из машины и направляемся к ресторану. Я постоянно чувствую на себе его взгляд — точь-в-точь щенок, которого выбросили на улицу. Мы садимся, и Эд заказывает кир, а потом смотрит на меня и ждет, пока я скажу те слова, которые ему придется выслушать, как бы он этого ни боялся.

Я не голодна и меньше всего сейчас способна думать о еде, но официант приносит меню и мне остается притворяться, что разглядываю его и восхищаюсь блюдами. Наконец заказываю зеленый салат на закуску и пенне на второе, хотя уверена, что мне не удастся заставить себя проглотить ни кусочка.

Мы сидим в напряженном молчании. Эд смотрит на меня, я смотрю на других людей в ресторане. И думаю: как они могут вести себя так, будто у них все нормально, будто они счастливы, любят друг друга, когда я собираюсь разбить вдребезги жизнь этого человека? Наконец, после многочисленных вздохов и заиканий, мне удается выдавить из себя первое предложение:

— Эд, нам нужно поговорить.

Он ничего не произносит. Застыл на месте и смотрит на меня.

Я вздыхаю и молчу еще несколько секунд, ковыряя салат на тарелке, а потом кладу нож и вилку. Затем снова беру их, вздыхаю и опять кладу.

— Эд, — тихо произношу я, — у нас ничего не получится.

Он смотрит на меня — молча.

— Ничего не получится. Я несчастна. Мне кажется, я совсем не то, что ты ищешь.

Он не возражает ни слова. Я ожидала ссоры. Ожидала, что он начнет объяснять мне: в жизни ничего не дается легко, особенно в том, что касается отношений, нужно стараться, он готов сделать все что угодно, чтобы спасти наши отношения. А я буду повышать голос и пытаться возразить, что нет смысла спасать их, потому что уже все решено. Но молчания я не ожидала.

— Я думаю, что ты — замечательный человек, — говорю я и собираюсь взять его за руку, чтобы это звучало поубедительнее.

Но он отодвигает руку, и это шокирует меня. Я откидываюсь на стуле и пробую снова:

— Ты — потрясающий человек. Ты умеешь любить, дарить любовь, у тебя много замечательных качеств, но я — не та женщина, которая тебе нужна.

По крайней мере я не говорю, что не готова к серьезным отношениям. Мне самой мужчины всегда так говорили: значит, это самое подходящее при данных обстоятельствах. Но мне все равно. Какая разница, что ты говоришь, смысл один: я не люблю тебя и не хочу быть с тобой.

— Ты обязательно встретишь женщину, которая идеально тебе подходит, — честно говорю я, хотя чувствую, что мои слова звучат слишком снисходительно, — жаль, но я не такая. Я бы хотела стать той женщиной, которой ты желаешь меня видеть, но это не я. Я не могу.

Он не сводит с меня глаз.

Подходит официант и спрашивает:

— Все в порядке?

Эд игнорирует его и продолжает смотреть на меня. Я вымучиваю улыбку и говорю официанту, что все хорошо, просто мы не голодны. Он поднимает бровь и забирает тарелки.

Это самый неловкий, напряженный, отчаянно грустный вечер в моей жизни. Мы с Эдом сидим в гробовой тишине, и он все время смотрит на меня, а я смотрю по сторонам.

Когда приносят счет, мы молча расплачиваемся, встаем, выходим из ресторана и направляемся к машине.

— Хмм, думаю, мне лучше забрать свои вещи.

Я могла бы подождать и забрать их потом, но хочется, чтобы все поскорее кончилось. Нужно наконец разобраться со всем этим, разорвать все ниточки, которые связывают меня с Эдом.

Мы едем к нему домой. Он ждет внизу, пока я собираю в сумку ночную рубашку, зубную щетку, всякие мелочи, которые у него оставляла. Спускаюсь вниз. Эд сидит на кухне, уставившись в пустое пространство.

Он смотрит на меня, встает и выходит на улицу, к машине. И на этот раз даже не пытается поставить музыку, чтобы заполнить тишину, которая становится все более угнетающей с каждой минутой. Наконец мы подъезжаем к моему дому. Я с грустью смотрю на него и протягиваю ключи от его дома.

— Вот, возьми, — говорю я.

Он кивает.

— Можно тебе как-нибудь позвонить? — спрашиваю я — не потому, что мне на самом деле хочется ему звонить, а потому, что не могу просто так выйти из машины и сказать «прощай».

Я никогда раньше не была в такой ситуации и не имею ни малейшего понятия, как расстаться с ним по-хорошему, как вообще надо расставаться. Эд пожимает плечами, а потом, очевидно подумав о моем предложении, отрицательно качает головой. Мы еще какое-то время сидим и оба чувствуем себя отвратительно, а потом я поворачиваюсь к нему, целую его в щеку и выхожу из машины.

Он по-прежнему не произносит ни слова.

Позже тем вечером я лежу в кровати и плачу. Я и не подозревала, что это так ужасно — причинить боль человеку, который любит тебя. И вдруг понимаю, что за весь вечер Эд не проронил ни слова по одной простой причине: он пытался сдержать слезы.

На следующий день я и не думаю о том, чтобы встать с кровати. Полдесятого звоню в офис и хриплым голосом сообщаю Джо, что подцепила какой-то вирус. Потом зарываюсь в одеяло и сплю еще целый час.

В половине одиннадцатого, кутаясь в одеяло, перебираюсь на диван. Полтора часа смотрю какую-то ерунду по телевизору, чтобы отвлечься от мыслей о том, что снова одна, и о том, какая же я дура.

Ведь надо быть полной дурой, чтобы сделать то, что сделала я. Как признаться друзьям, что мне так отчаянно хотелось замуж, что я приняла предложение первого попавшегося мужчины, к которому не испытывала ровным счетом ничего, кроме легкого раздражения и редких проявлений дружеской симпатии?

Как признаться им, что последние месяцы провела, в мельчайших деталях планируя свою свадьбу, но ни разу не задумалась о том, что ждет меня после дня бракосочетания?

Разве они смогут понять, что, несмотря на мою так называемую независимость и карьерный успех, я позволила себе полностью отдаться фантазии, жила в мире грез, мечтая о роскошной жизни? Что я мелочный, поверхностный человек, о чем и сама не подозревала?

День проходит как во сне. Я пытаюсь ни о чем не думать, но это трудно, потому что мне очень, очень плохо. И когда звонит Джо с работы и говорит, что мне срочно надо перезвонить Аманде, я думаю: а ну, к черту, по крайней мере, может, меня это отвлечет.

— Аманда? Это Либби.

— Дорогая! — восклицает она. — Бедняжка моя! Мне сказали, что ты заболела, и я не хотела тебя беспокоить, но секретарша настояла на том, чтобы позвонить тебе домой.

Ну да, конечно. Джо никогда бы не сделала ничего подобного. Я знаю, что Аманда просто потребовала, чтобы ей дали мой домашний телефон.

— Я в порядке, — хрипло отвечаю я. — Немного простудилась.

— Скоро выздоровеешь, — беззаботно щебечет она. — Просто мне сегодня утром позвонили из «Космо». Они хотят взять у меня интервью, и я подумала, что, может, ты позвонишь им и все устроишь.

И за этим она звонит мне домой? Она что, не могла сама поднять трубку? Но, видно, Аманде просто необходимо притворяться звездой мегамасштаба: разве такая, как она, может звонить кому-то лично?

— Хорошо, — измученным голосом отвечаю я, — завтра позвоню.

— Отлично! — Она в восторге. — И, кстати, твоя вечеринка удалась. Как тебе повезло! Быть невестой Эда Макмэхона.

— Вообще-то, — постанываю я, но знаю, что, если сейчас ей не скажу, она придет в ярость, когда узнает от кого-то еще, — мы разорвали помолвку.

Мне кажется, она перестает дышать.

— Аманда, ты слушаешь?

— Да, извини. Не могу поверить, вы так идеально подходили друг другу.

— Нет, как видишь, это не так.

— Но вы все еще вместе, да? На время отложили свадьбу и все?

— Нет. Все кончено. Мы расстались.

— О господи, да как он посмел! Бедная, бедная девочка. Неудивительно, что ты не вышла на работу. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. И, кстати, это я решила порвать с ним. Так что не стоит меня жалеть.

— Ты шутишь? — Она смеется.

— Нет, а что?

— Ты бросила Эда Макмэхона? — Она не верит своим ушам. — Да ты что, совсем спятила, что ли?

— Боже мой, Аманда, если он так тебе нравится, забирай его с потрохами.

В трубке молчание.

— Извини, — бормочу я. — Я не хотела нагрубить тебе. Просто он не для меня, вот и все.

— Хорошо, хорошо. Я прекрасно тебя понимаю. Ну и ладно, на свете полно других мужчин.

Через несколько секунд ей звонят по другой линии и мы прощаемся. Стоит мне положить трубку, как я начинаю чувствовать себя отвратительно. А что, если это был мой последний шанс выйти замуж? Вдруг я ошиблась? Но потом вспоминаю его щенячье выражение лица, его усы, привычку говорить по-французски. И понимаю: ни за что бы не согласилась на это. Ни за какие деньги, даже за все сокровища мира.

Чуть позже днем, когда Джулс оставляет уже четвертое за сегодня сообщение, я снимаю трубку. Она говорит, что заедет проверить, все ли у меня в порядке.

— Ты выглядишь ужасно, — говорит она.

Я открываю дверь в пижаме.

— Спасибо, — бормочу я. — А ты чего ожидала?

— Извини, я просто не думала, что ты так расстроишься. Ты будто всю неделю лила слезы.

— Так я себя и чувствую.

— Иди ко мне, — говорит она и крепко меня обнимает.

Потом я ставлю чайник и делаю чай. Мы садимся, и я все подробно ей рассказываю.

— Я понимаю, тебе сейчас тяжело, но ты должна жить дальше и надеяться на лучшее. Ты уже никогда не повторишь той же ошибки.

— Знаю, — вздыхаю я. — Просто ему было так больно, так обидно, а я раньше никому не причиняла такой боли, поэтому ужасно себя чувствую.

— Как говорится, нет худа без добра. Так будет лучше и для него, и для тебя.

— Да, понимаю. О боже, мне снова придется ходить на вечеринки и свидания, я же теперь опять одна!

— Отличный способ забыть обо всем.

— Но я пока не хочу ни с кем встречаться. Я хочу какое-то время побыть в одиночестве.

— А как же Ник?

Я отрицательно качаю головой.

— Я не готова к этому. И потом, Ник — не то, что мне нужно. Хотя, может быть, ради секса стоит попробовать… — И впервые за несколько дней на моем лице появляется тень улыбки.

— Не вздумай! — возмущается Джулс. — Даже не пытайся снова убедить меня, что тебя интересует только секс.

— Джулс, — я опускаюсь на диван и начинаю хихикать, — знаешь что? Слава богу, мне никогда больше не придется спать с Эдом.

Она тоже смеется.

— Это было так плохо?

— Нет, — отвечаю я. — Хуже.

Мы продолжаем болтать, Джулс готовит мне чай и ухаживает за мной как за больной. Я чувствую себя лучше. Мы разговариваем, и я понимаю, что, несмотря ни на что, все же испытываю огромное облегчение.

А потом, внезапно и неожиданно, наш разговор прерывается звонком в дверь. Мы обе вскакиваем на ноги. Джулс смотрит на меня и шепчет:

— К тебе кто-то должен прийти?

— Нет, — шепотом отвечаю я. — Надеюсь, это не Эд.

— Хочешь, я открою? — спрашивает она.

Я киваю и снова устраиваюсь на диване. Кто бы это ни был, Джулс отправит его куда подальше.

Она возвращается в гостиную, и позади нее, прямо-таки по пятам, следует тот, кого я сейчас ожидала увидеть меньше всего, — Ник. Черт.

У него смущенный вид. Мне хочется умереть. Я похожа на чучело — не причесывалась со вчерашнего вечера, не накрашена, и под глазами потеки черной туши. А уж мою фланелевую пижаму вообще не следует показывать никому — только Джулс. И то вряд ли.

— Ммм… привет, — говорит он.

Я ломаю голову: какого черта он тут делает? И почему так потрясающе выглядит в отличие от меня? И отчего мне сегодня не пришло в голову привести себя в порядок — так, на всякий случай? Но вернемся к главному — что он тут делает?

— Что ты тут делаешь?

Не успевает он открыть рот, как Джулс с широченной улыбкой быстренько напяливает пальто и маленькими шажками направляется к двери.