Джейн Грин - Всё может быть

— Господи, неужели уже три часа? — говорит она. — Я ужасно опаздываю. Созвонимся. — И она исчезает.

— Так что ты тут делаешь? — настаиваю я.

— Я просто был тут неподалеку и проходил мимо. Вот и подумал зайти и извиниться за то, что я наговорил.

— Что ты делал в этом районе?

— Ммм… — он отчаянно пытается что-то придумать, его глаза бегают по комнате в поисках подсказки, — надо было вернуть кассету в видеопрокат.

— Ты живешь в Хайгейте и ходишь в видеопрокат в Лэдброук Гроув?

— И что такого? Ну ладно. Я позвонил тебе на работу, и там сказали, что ты заболела. Вот и решил зайти, проведать тебя. К тому же я чувствую себя виноватым из-за всего, что наговорил тебе тогда. Ммм… понимаешь…

— И надо было придумывать эту чушь про видеопрокат.

— Отличная пижама, — говорит он.

Я заливаюсь краской от смущения и поджимаю ноги, чтобы спрятать вытертые коленки (это очень старая пижама).

— О, заткнись и оставь меня в покое, — ворчу я. — Ты так и будешь стоять или все-таки сядешь?

Он садится и начинает барабанить пальцами по коленям.

— Ну как ты? Ты вроде не похожа на больную, — он приглядывается получше, — но выглядишь ужасно.

— Ты пришел сюда, специально чтобы оскорблять меня, или есть другая причина? — спрашиваю я; мне уже все равно, как я выгляжу.

— Извини, извини. Я принес тебе подарок. — Он рыскает в карманах плаща и торжественно извлекает банку шоколадной пасты.

— Ник! Это же моя любимая! — У меня текут слюнки, и я выхватываю у него банку.

— Не хотел покупать цветы, — он смущенно улыбается, — слишком уж это предсказуемо. Я хотел извиниться зато, что сказал. Мне правда жаль, не смогу держаться.

— Ничего, — говорю я, откручиваю крышку, запускаю указательный палец в банку с пастой и облизываю его, издавая стоны наслаждения.

— Отвратительно, — говорит Ник, глядя на меня. — У тебя что, нет ложек?

Я протягиваю ему банку.

— Хочешь?

Он улыбается и тоже начинает есть пасту прямо пальцем.

— Ну так, — наконец говорит он, — у вас с Эдом все в порядке?

— Что ты имеешь в виду? — медленно спрашиваю я.

— Ну… после субботы… я… хмм… хотел спросить, все ли у вас в порядке.

Я сижу и размышляю несколько секунд, говорить ему или нет. Но рано или поздно он все равно узнает, поэтому решаю: пусть лучше узнает от меня. Я делаю глубокий вдох.

— Вообще-то нет. Не в порядке.

Ник вопросительно поднимает бровь.

— Все кончено.

— О боже! — произносит он; действительно шокирован. — Это же не из-за меня? Не из-за того, что я сказал?

— Нет, самодовольный ублюдок, не из-за тебя. Ну, ты помог, конечно, потому что я поняла, что ты прав. Все, что ты сказал тогда, — правда. Он совершенно мне не подходит, и в конце концов, я знаю, у нас ничего бы не вышло.

— Боже мой, Либби. Мне так жаль.

— Да, по лицу видно.

— Нет, правда. Я даже не знаю, что сказать.

— Не надо ничего говорить. Все в порядке. Я в порядке. В жизни всякое бывает.

— Ты хочешь поговорить об этом?

— А что говорить? Я совершенно потеряла голову, жила в мире фантазий, не думая о последствиях, и, к счастью, вовремя поняла это.

— А как Эд?

— Не знаю. Я сказала ему вчера вечером, но он никак не отреагировал. Он не произнес ни слова.

— Что? Ничего не сказал?

— Нет. Весь вечер молчал как рыба.

— О господи! — Ник тяжело вздыхает. — Бедняга.

— Знаю. Я чувствую себя настоящей сволочью.

— Нет, Либби, ты не сволочь. Так будет лучше для вас обоих. Знаешь, нет худа без добра.

— Забавно — Джулс сказала то же самое.

— И это правда. Но не беспокойся, он переживет. Найдет кого-нибудь еще. И ты тоже.

— Забудь. — Я решительно мотаю головой. — С меня хватит. Я даю обет целомудрия. Меньше всего мне сейчас хочется общаться с мужчинами.

— Даже со мной?

Я поднимаю глаза и смотрю на него. И хотя он такой красивый и очень мне нравится, понимаю, что сейчас совсем к этому не готова. Меньше всего мне хочется заводить роман с Ником, чтобы избавиться от депрессии. Поэтому я печально качаю головой, смотрю ему прямо в глаза и пытаюсь улыбнуться.

— Да, — тихо говорю я. — Даже с тобой.

На следующий день звонит Олли.

— Я уже все знаю, — говорит он. — Мне мама утром позвонила, поделиться своим несчастьем. Ты в порядке?

— Да, Олл, — отвечаю я. — Все еще немного расстроена, но начинаю чувствовать облегчение.

Олли смеется.

— Я не хотел тебе раньше ничего говорить, но, знаешь, он был полным придурком.

— Что?

— Да ладно тебе. Теперь-то уж можно честно сказать: напыщенный старый пердун.

Это невыносимо: слышать такое от людей, которых ты любишь.

— Олл! Зачем ты так? Не так уж он был ужасен. Ради бога, мы всего пару дней назад расстались.

— Либби, все твои предыдущие бойфренды тоже были не подарок, но этот… Если бы ты вышла за него замуж, мне бы пришлось от тебя отказаться.

Я в шоке. В глубоком шоке.

— Ты действительно так думаешь?

— Извини, Либби, но мало того, что внешне он просто пугало, так еще и самодовольный, как индюк. Единственное его достоинство, на мой взгляд, — это деньги. Ну да, еще спасает то, что он был без ума от тебя.

Я вздрагиваю: реальность оказалась очень жестокой.

— Ты думаешь, все остальные тоже так думали?

— Не сомневаюсь. Слушай, извини, что я тебя расстроил, но вы же расстались, я думал, что могу говорить откровенно.

— Да, — вздыхаю я. — Просто я чувствую себя такой дурой. Но знаешь, Олли, он был неплохим парнем.

— Ладно, согласен. Но он тебе совершенно не подходил.

— Да, теперь я понимаю. Мама еще не успокоилась?

— Что ты. Ты же знаешь нашу маму. Она и через десять лет тебе не простит, что ты порвала с Эдом Макмэхоном.

— Боже, как же она меня раздражает. Хотя бы попыталась понять меня.

— Ну, если это тебя утешит, она сказала, что понимает, что ты чувствуешь.

— Ты шутишь!

— Нет. Я удивился не меньше тебя. Она, конечно, до смерти боится рассказывать соседям, но в глубине души понимает, что ничего хорошего из этого бы не вышло. Она все твердила о том, как они с папой были влюблены, когда поженились. Я уж думал, старушка совсем спятила.

— Ох, Олли, — смеюсь я, — ты и не представляешь, как мне сейчас хорошо.

Прошел уже месяц, и я чувствую себя абсолютно нормально. С головой ушла в работу — в офисе не могут понять, что же со мной произошло, так много мне удается сделать. Но разве работа не лучший способ справиться с одиночеством?

Конечно, по вечерам приходится нелегко. Разумеется, мне и в голову не приходит вернуться к Эду, — просто не знаю, чем же заняться. Мои друзья очень помогают — постоянно приглашают меня на вечеринки, и я точно знаю, что у меня нет ни малейшего шанса встретить Эда. И это самое лучшее.

Ведь теперь, когда я снова одна, понимаю, что с Эдом обманывала саму себя. Я носила одежду, которую настоящая Либби никогда бы не надела; ходила в такие места, куда настоящая Либби и не подумала бы заглянуть; вела себя так, что противоречила самой себе. Я всегда думала, что хочу жить именно так, но теперь, когда вкусила сладкой жизни, осознала, что никогда больше не стану притворяться той, кем на самом деле не являюсь.

Немного странно снова возвращаться к холостяцкой жизни. Мне приходится тщательно планировать каждый вечер, чтобы не сидеть дома в компании китайской еды навынос. Но все равно это намного лучше, чем быть с Эдом.

Хотя мне было немного неприятно, когда в один прекрасный день мне на работу позвонила Аманда и ни с того ни с сего спросила, не возражаю ли я, если она начнет встречаться с Эдом.

— Нет-нет, — отвечаю я с притворным энтузиазмом, — все в порядке.

— Ты уверена, что ты не против? — спросила она.

Я поняла, что, даже если я против, ей глубоко наплевать. Хотя, наверное, они идеально подходят друг другу: Аманда больше всего на свете мечтает взобраться на самый верх социальной лестницы. А я в последнее время скатилась по этой самой лестнице ступенек на пять, не меньше.

— Я так рада, — говорю я.

Интересно, они уже встречаются? Ответ на свой вопрос я получаю в тот же день: Джо врывается в мой офис, размахивая свежим выпуском «Дейли экспресс» и «Стандард».

— Так, — говорит она, садясь на край моего стола и вытягивая длинные ноги. — Ты лучше сядь. И дыши глубоко. Готова?

Я киваю. Джо открывает «Экспресс» и кладет передо мной на стол. Там, в статье о самых красивых парах Лондона, в самом центре, — большая цветная фотография Аманды Бейкер и Эда Макмэхона. Фотография явно сделана папарацци, и я с интересом замечаю, как искусно Аманде удалось изобразить раздраженный вид и поднести руку к лицу, будто ей не хочется, чтобы ее фотографировали.

— Ничего себе, — выдыхаю я. — Быстро сработано.

— Подожди, — смеется Джо, — ты еще вот это не видела. — С этими словами она бросает мне «Стандард», открыв его на странице «Дом и собственность».

В колонке сплетен — еще одна фотография Аманды.

— «Ведущая утреннего шоу Аманда Бейкер, — громко зачитывает Джо, — выставила на продажу свою недавно отремонтированную квартиру с одной спальней в Примроуз Хилл. Ее ближайшие соседи — Лайм Гэллахер, Пэтси Кензит и Гарри Энфилд. По словам агента по недвижимости, она переезжает на Гановер Террас, в дом своего нового возлюбленного, Эда Макмэхона. В квартире есть терраса на крыше, с которой открывается прекрасный вид. Отличное расположение. Рыночная цепа сто восемьдесят пять тысяч фунтов…» — Джо замолкает и смотрит, как я реагирую.

— Черт, — бормочу я, — когда она только успела?

Джо пожимает плечами.

— Не знаю. Но слава богу, что у тебя с ним все кончено. Господи, Либби, да ты только посмотри на него! Только взгляни на эти усы! Как ты могла опуститься так низко? — Я изучаю фотографию Эда в «Экспрессе» и смеюсь.

— О чем я только думала?

Джо Купер выходит из своего кабинета и видит, что мы смеемся. Он подходит узнать, из-за чего такое веселье.

— Если хочешь, я поручу ее рекламу кому-нибудь другому. — Джо внимательно смотрит на меня. — Как ты думаешь?

— Нет, — смеюсь я, — не надо. Все в порядке. Какое счастье, что не я на этой фотографии.

— Что ты делаешь в субботу вечером? — У Сэл взволнованный голос.

— Ни-че-го, — медленно выговариваю я. Но мне не хочется принимать ее приглашение, пока я не узнаю, куда она меня зовет. — А что?

— У нас вечеринка. Ты обязательно должна прийти. Мы тут с Полом подумали, что никто уже не устраивает домашние вечеринки.

— Да, ты права.

— Вот мы и решили устроить у себя дома. Самую грандиозную, шумную, веселую вечеринку столетия.

Я уже чувствую, как мне хочется попасть на эту вечеринку; уже представляю, что я надену. Мне не терпится.

— Это будет у тебя дома? — Я представляю дом Сэл в Клэпхеме: огромная гостиная, стеклянные двери, ведущие в сад.

— Да, конечно. Пол все прошлые выходные собирал гриль, и у нас будет бар с мартини и «Морским бризом». А сегодня я пойду в магазин и куплю огоньки, чтобы развесить по деревьям.

Я визжу от восторга.

— Кто еще придет?

— Все! — восклицает она. — Нет, подожди. Это еще не все. У Пола есть знакомый диджей. Он придет и принесет с собой свою вертушку и пластинки — все будет как на настоящей дискотеке.

— Не техно, я надеюсь?

— Да что ты, для таких старушек, как мы? Нет, он играет настоящий фанк вперемежку с хитами семидесятых.

— Отлично, как раз то, что я люблю. Во сколько начало?

— Часов в восемь. Большинство, конечно, подтянется попозже, но я хочу собрать самых близких друзей пораньше. Либби, у нас будет столько еды и выпивки, так много народу, — думаю, это будет потрясающая вечеринка.

— Сколько народу?

— По списку человек восемьдесят, но каждый хочет привести друзей, — все говорят одно и то же: больше никто не устраивает вечеринки.

— Сэл, я в восторге, ты даже себе не представляешь.

И это правда — я действительно в восторге.

Уже в три часа дня я начинаю готовиться. И, хотя это чем-то напоминает мне о школьных вечеринках, наслаждаюсь каждой минутой.

Я мою волосы под душем и втираю в них лечебное средство с горячим воском. Завязываю голову полотенцем и целый час болтаю с Джулс: жду, пока средство подействует.

Натираю лицо и шею абрикосовым скрабом, а потом делаю три разные маски — каждую оставляю на двадцать минут. В результате кожа становится такой гладкой и блестящей, что в нее можно смотреться как в зеркало.