– Сашка! Шурка! Кашеварова! Сюда! – знакомый голос вторгся в мои размышления о мужчинах и сумочках.

Я обернулась и увидела Лиду, журналистку из не слишком известного глянцевого журнала. Лида тоже работала в отделе моды, мы были знакомы тысячу лет. Никогда близко не дружили, но, пересекаясь на показах, любили сесть рядышком и от души посплетничать.

– Сашка, я тебе место заняла! – радостно объявила Лида.

Как я уже говорила, обычно мы садимся в последний ряд, чтобы можно было спокойно поболтать.

– Bay, какая ты сегодня! Не подходи, не тронь!

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила я, – ты тоже хорошо выглядишь.

Вообще-то я ей польстила. На самом деле Лида не очень следит за собой. Она, как и я, высокая, но, в отличие от меня, довольно крупная. Ей бы следовало одеваться женственно, носить каблуки и платья. У Лиды великолепный бюст, пышные бедра, к тому же наличествует талия, несмотря на лишний вес. Но Лида любит стиль подростка-неряхи. Она носит черные джинсы и свободные толстовки, громоздкие ботинки с рифленой подошвой. Она коротко стрижется и предпочитает укладку а-ля «полусгнивший веник» – соломенные пряди торчат во все стороны, что делает ее еще крупнее и выше. Все дело в том, что Лидуше на внешний вид глубоко наплевать.

У нее свои критерии красоты. Оно и понятно, ведь Лида – розовая. Говоря языком протокола, у нее нетрадиционная сексуальная ориентация.

Только не подумайте, что у меня был с ней роман. Нет, я гетеросексуальна от кончиков волос (простите, парика) до кончиков ногтей (черт, опять забыла записаться на маникюр!).

Я узнала о Лидином секрете случайно. Она сама проговорилась – на одном из показов мужской моды. Любимое развлечение журналисток, освещающих подобные мероприятия, это игра под кодовым названием «А с кем из манекенщиков ты бы переспала?». Правила просты, я бы даже сказала – примитивны. Участницы усаживаются в ряд на одном из последних рядов и возбужденно перешептываются, живо обсуждая степень сексуальной привлекательности каждого появляющегося на подиуме мачо. За долгие годы хождений по модным показам у нас даже выработалась своя система оценки конкурсантов. К концу показа мы обычно распаляемся так, что иногда нас даже просят покинуть помещение. С нашего ряда доносятся громкие комментарии, прерываемые захлебывающимся смехом.

– Посмотри на его задницу! Попка, как орех, так и просится на грех!

– А вон брюнетик похож на Киану Ривза. Эй, кому Киану Ривза, девочки?

Однажды я заметила, что во время оживленных дебатов Лида преимущественно молчит. И я решила, что имею право спросить:

– А почему ты отмалчиваешься? Неужели тебе никто из них не понравился?

– Нет, – усмехнулась она.

– Да брось. Ты что, влюблена?

– Нет, – повторила Лида, – просто это не по моей части. Если ты понимаешь, о чем я.

Но я, наивная душа, не поняла.

– О чем?

– Вот если бы ты спросила меня, нравишься ли мне ты, мой ответ был бы однозначным. Да. Ты очень сексапильная девушка, Кашеварова, тебе об этом известно?

– Шутишь?

– Отнюдь. Если захочешь пригласить меня на свидание, я всегда к твоим услугам. А вот от обсуждения сладких мальчиков уволь.

После этого случая на какое-то время наши с Лидкой отношения охладились. Я чувствовала себя не в своей тарелке, когда ловила на себе ее взгляд. Мне все казалось, что Лида оценивающе рассматривает мою фигуру, чересчур близко подвигается ко мне, если мы сидим рядом. Будь она обычно ориентированной девчонкой, я бы на такие мелочи и внимания не обратила. Все закончилось тем, что Лидка однажды сказала, толкнув меня в бок кулачком:

– Кашеварова, ты что, с ума сошла? Я и не думала тебя клеить.

– А я и не думала, что ты думала… – залепетала я.

– Да ладно. Как будто бы я не заметила, что ты от меня нос воротишь. Дорогая, ты не в моем вкусе. У меня есть девушка. Договорились?

– Ладно, – слабо улыбнулась я, – ты меня пойми, Лид, я не ханжа…

– Да ладно тебе, – заржала Лидка, – Ханжа Ивановна. Что, мир?

– Мир, – облегченно вздохнула я, пожимая ее руку без всяких следов маникюра.


И вот теперь эта самая Лида приветствовала меня своим зычным басом (с таким голосом ей бы не модным обозревателем, а директором какого-нибудь предприятия работать. Никто бы не посмел ослушаться такую дамочку).

– Кашеварова! Сюда! – размахивала руками Лидка. – Что стоишь как малахольная? Я тебе место заняла и еще Аленке с РТР. Она скоро подгрести должна.

– Лидусь… Я сегодня хотела сесть поближе. Понимаешь, меня собираются уволить, я должна внимательно посмотреть показ.

Она посмотрела на меня так, словно я только что предложила ей заняться оральным сексом прямо на глазах расфуфыренной толпы.

– Ты чего, мать? – короткопалая ладонь прижалась к моему лбу. – Не простудилась? Головка не бо-бо? Хочешь сказать, что не сможешь написать о волосяных сумочках, не глядя на подиум?

Самое смешное: мы обе знали, что я смогу. Во время показа я, как правило, внимательно не слежу за появляющимся на подиуме тряпьем. Вместо этого предпочитаю трепаться с девчонками-журналистками, сплетничать, обсуждать моделей, зрителей и фуршетное меню. Материал же пишу на основе пресс-релиза и скудных отрывочных впечатлений.

Только не подумайте, что я несерьезно отношусь к своей работе. Нет, на гениальных показах я сижу, раскрыв рот, и жадно слежу за передвижениями дефилирующих в свете софитов моделек.

Например, когда в Москву приезжал Пако Рабанн, я едва не разрыдалась на финальном выходе манекенщиц-близняшек. Потому что это было гениально. Гениально! И это притом, что искусство редко провоцирует меня на слезы. Я даже умудрилась не расплакаться в кино, когда Кейт Уинслет в последний раз поцеловала намазанного сероватым гримом Лео. Весь зал сидел с перекошенными физиономиями – уголки губ скорбно опущены вниз, брови построены домиком, глаза на мокром месте. Все плакали, а я только вздохнула – и все. Но я не могу смотреть спокойно на гениально скроенную одежду, на произведение искусства, которое вряд ли кому-нибудь придет в голову надеть, на это чудо – внутри меня словно надувается огромный гелиевый шар, дыхание замирает, к глазам подступает соленая влага.

Что же касается волосяных сумочек модельера Геры Ангела… м-да… глядя на них, мне не то что плакать, мне даже смеяться не хочется. Терпеть не могу продуманный китч, нарочитую тягу к оригинальности.

– Лидуша, ни о чем меня больше не спрашивай, договорились? У меня есть дело. Ты понимаешь, дело, – понизила голос я. Лидка – человек адекватный, она точно поймет. Вот если бы я сказала такое Жанне, та бы от меня не отстала, пока не выпытала бы секрет.

– Ну ладно, – немного растерянно пожала плечами Лида, – а я тебе хотела показать фотографию своей новой девушки.

– Давай после показа, хорошо?

– Как скажешь, – Лида обиженно отвернулась.

Но у меня не было времени ее утешать.

Я уселась в самую середину первого ряда, нагло стряхнув со стула чей-то пышный букет. Какая-то предприимчивая мадам решила занять себе место заранее. Ничего у нее не получится – и пусть только попробует меня отсюда вытеснить. Я, как боевой дракон, напролом иду к намеченной цели.

Наметить цель было совсем не сложно. Эта самая цель в виде ухоженного мужчины средних лет в дорогом бежевом костюме сама приблизилась ко мне и опрометчиво уселась в соседнее кресло. Как говорится, на ловца и зверь бежит. Краем глаза я принялась рассматривать будущую добычу. А он ничего. Мужественный профиль, словно срисованный с греческой гравюры. Темные волосы с проседью слегка вьются, вокруг глаз – сеточка мелких морщин.

Я давно констатировала вопиюще несправедливый факт – многим мужчинам идут морщины. Похоже, шовинизм предусмотрен самой природой. По крайней мере, я не встречала ни одной женщины, которую украсили бы «гусиные лапки». Зато вокруг полно представителей сильного пола, которые стали выглядеть гораздо мужественнее с годами.

– Простите, вы не в курсе, что это за показ? – спросила я, наклонившись к его уху, в котором поблескивало миниатюрное серебряное колечко.

Вообще-то я мужчин с пирсингом не люблю, мне кажется в излишнем украшательстве есть что-то гомосексуальное. Но ему это, как ни странно, шло – некий мальчишеский штрих к его годам и наработанной элегантности.

– Что? – удивился он.

– Я о показе, который сейчас начнется. Не знаете подробностей?

Да, сложно было придумать вопрос глупее. Все равно что вежливо поинтересоваться о пункте назначения у соседа по самолетному креслу.

– Кажется, какие-то сумки, – он странно на меня посмотрел и немного отодвинулся.

– Наверное, я выгляжу глупо. Просто у меня все в голове перепуталось. Так часто бываю на таких мероприятиях, – неловко оправдалась я, одарив его самой сексуальной улыбкой из моего мимического арсенала.

– А я оказался здесь случайно.

Что ж, он поддерживает беседу, и то хлеб.

– Как интересно! – с преувеличенным энтузиазмом воскликнула я. – Меня всегда интересовало, что мужчины делают на показах мод? Вам не будет скучно смотреть на волосяные сумочки?

– Вот и проверим заодно, – ухмыльнулся он, – жаль, что у меня нет девушки. Иначе бы купил ей одну в подарок.

Мое сердце забилось сильнее. Он свободен и не постеснялся об этом заявить!

– Отсутствие девушки, думаю, не проблема, – я поболтала ногой, обутой в туфельку с перышком, – равно как и отсутствие сумочки.

– Вы, наверное, журналистка?

Я ужаснулась – неужели моя профессия у меня на лбу написана?

– С чего это вы взяли?

– Болтаете много, – рассмеялся он.

Я задохнулась: ну и хамство.

– Вы меня простите, – он взял себя в руки, – просто у меня был сложный день. К тому же сегодня такая жара. Вот и сорвался на вас. А на самом деле вы ни при чем.

– Да ладно, – пробормотала я.

– Не обидитесь, если я не буду поддерживать разговор? Два часа назад мне пришлось выступать на совете директоров, надеюсь, вы меня поймете.

– Я и не собиралась поддерживать с вами разговор, – оскорбилась я, – просто проявила вежливость.

Некоторое время мы молча сидели бок о бок. Мое настроение было испорчено, но я пыталась сделать вид, что мне весело. Улыбалась всем подряд, подмигнула Лидке.

И вот, когда я уже почти совсем успокоилась и перестала думать о хамоватом типе с серьгой в ухе, случилось нечто невероятное.

В кресло с другой стороны от меня присела одна из участвующих в показе манекенщиц – рыжая, длинноволосая. Она была тощей, как дистрофик из анекдота про игру в прятки и ручку от швабры. Не знаю, что привело ее в зрительный зал. Она уже была загримирована, а показ начинался через несколько минут. Она должна была сидеть в гримерной и покорно ждать своего выхода, но вместо этого ее угораздило выплыть в зал, да еще и усесться в первом ряду. Естественно, все присутствующие на нее уставились. Я не спорю, она была яркой (хотя я тоже могла бы так выглядеть, если бы на моем лице была пара килограммов грима).

Бизнесмен слева от меня оживился и вытянул шею. Рыжая манекенщица, естественно, это заметила и, мгновенно сориентировавшись в ситуации, сделала стойку. И как талантливо это у нее получилось, как непринужденно! Она закинула одну ногу-макаронину на другую, ленивым кошачьим жестом поправила волосы, потянулась.

– Простите, – не выдержал бизнесмен, – кажется, мы раньше где-то встречались.

Она медленно повернулась в его сторону.

– Не думаю.

Он перегнулся через меня, чтобы быть к ней поближе.

– А я в этом уверен. Как вас зовут?

– Мануэлла, – хрипло представилась рыжая.

С беззвучным «Ха!» я возвела глаза к потолку. Подумать только – Мануэлла! Приходилось ли вам слышать более дурацкое имя! Мануэлла – кличка для второстепенной актрисы из порнофильма.

Но бизнесмен был явно со мной не согласен.

– Какое красивое имя, – восхитился он, – вы манекенщица?

– Именно так.

– Я так сразу и подумал. Такая красивая женщина может быть только манекенщицей…

– Простите, но мне пора, – Мануэлла скупо улыбнулась, – через две минуты начинается показ.

– Да, конечно. Может быть, как-нибудь встретимся?

– Ну я не знаю…

– Как насчет сегодняшнего вечера?

– Вообще-то у меня сегодня пять приглашений на вечеринки…

Я задохнулась от возмущения – эта мымра украла мой текст! Я так обычно говорю мужчинам, чтобы продемонстрировать свою социальную востребованность. И вот теперь какая-то рыжая дура вздумала играть по моим правилам.

– Я мог бы сопроводить вас на одну из них.

– Ладно, – снисходительно согласилась дистрофичная красотка, – так и быть, запишите номер моего мобильного.

Бизнесмен радостно достал электронную записную книжку.

Это было так унизительно, так унизительно.

Я сидела между ними с застывшей улыбкой на лице. Они переговаривались через меня! Он умолял «Мануэллу» (уверена, что это не настоящее ее имя) о свидании! Он совершенно не стеснялся моего присутствия. А ведь пять минут назад отказался со мной разговаривать, сетуя на усталость.