Эстель Маскейм - Я говорил, что лучше промолчать?

– Угу.

Подхватив ранец, она встает, подходит ко мне и садится на соседний стул. Откинув с лица прядь волос, Тиффани выводит свое имя, а под ним – сердечко. После этого кладет маркер на стол и достает помаду. Мы все молча наблюдаем, как она тщательно красится, а потом, приподняв мою загипсованную руку, целует ее, оставив прямо над своим именем темно-розовый отпечаток.

– Вот такая будет моя подпись – единственная и неповторимая, – с улыбкой заявляет Тиффани. – Как и я сама.

– Ой, кажется, у меня сломались губы, – встревает Джейк. – Хочешь их тоже подписать?!

Наши дни

Неожиданно начинает грохотать салют. Небо озаряется, окрашиваясь в голубой и розовый, зеленый и желтый цвета. Мы с Иден молча выглядываем в окно. Толпы зрителей на футбольном поле и трибунах шумят и ликуют. Яркие всполохи освещают коридор и отражаются в светло-карих глазах Иден. Смотрю на нее – и не могу оторваться.

– Значит, считаешь меня интересным? – огорченно переспрашиваю я, словно пробуя это слово на вкус. Никогда не думал о себе в таком ключе. К тому же я хотел услышать совсем другое. – Только и всего?

– Мы опоздали на салют, – жалобно бормочет Иден, отвернувшись к окну.

– Плевать я на него хотел! – рявкаю я. Как она может в такой момент думать о салюте? Есть вещи поважнее! Например, что она имеет в виду, называя меня интересным? – Ты надо мной издеваешься, да?

Какое разочарование! А я так надеялся на что-то большее!

– Ты выстроил стену между собой и миром. – Голос Иден подрагивает. Может, моя резкость ее напугала? Или на этот раз она боится себя самой? – А я пытаюсь за нее заглянуть.

Вот черт! Сердце пропускает удар. Притворяюсь, что ничего не понял.

– Какую еще стену?

Задумчиво потупившись, Иден нервно закусывает губу.

– Раньше я этого не осознавала. – Она вновь поднимает на меня взгляд. – Ты закрылся от всех, чтобы никто не догадался, какой ты настоящий. И мне интересно, почему.

– Мне абсолютно до лампочки, что ты там себе вообразила, – парирую я. Никто еще не осмеливался разбирать меня по косточкам и делать какие-то там выводы. Моя жизнь рушится, и даже сама мысль о том, что Иден станет об этом известно, невыносима. – Думай обо мне что хочешь.

– Что хочу? – повысив тон, переспрашивает Иден. К ней вернулась уверенность. Она вновь готова испытывать меня, отстаивать свою точку зрения, называть вещи своими именами. И такой нравится мне еще больше! – Так вот, я думаю, что ты заносчивый кретин. Даже не можешь ни с кем нормально общаться. Боишься, как бы не заметили, что твоя крутизна – всего лишь пустая бравада.

Не похоже, что я хорошо справляюсь со своей ролью: Иден видит меня насквозь и не сомневается, что все это – напускное. Но мне-то надо убедить ее в обратном! Нельзя допустить, чтобы Иден поняла, какой я слабый и уязвимый. Нет, я докажу, что она не права!

– Ты несешь какую-то чушь.

– Подожди, это еще не все. – Иден глубоко вдыхает. – Еще я думаю, что ты форменный идиот. Невесть что о себе возомнил. Считаешь, что быть циничной сволочью – круто… Тайлер, честное слово, это жалкое зрелище!

Еле сдерживаюсь, чтобы не взорваться: «Хватит твердить про жалость!» Вместо этого вставляю:

– Сейчас я и вправду чувствую себя полным идиотом: приперся сюда, признался, что неравнодушен к тебе. Вообще-то могла бы отшить меня как-нибудь поделикатней.

Я поведал Иден, что она мне небезразлична, а она все поставила с ног на голову и обернула против меня. Больно такое от нее слышать. Надо было сразу уйти и не задерживаться.

– Да ладно? А я-то считала, что такому крутому, как ты, все нипочем.

Она снова поддевает меня, чтобы заставить раскрыться. Сую руки в карманы и отворачиваюсь к окну. Там по-прежнему раздаются залпы салюта, и небо попеременно окрашивается в разные цвета. Размышляю над заявлением Иден. Хотя мне страшно, что она может выведать мои тайны, в глубине души я рад, что Иден не отступает. Я нарочно отталкиваю от себя людей, и все же мне безумно хочется, чтобы хоть кто-то меня наконец понял, утешил, пообещал, что все будет хорошо. Покосившись на Иден, бормочу:

– А если я не такой? Я думал, что ты давно меня раскусила.

Вот я и сбросил маску.

В глазах Иден мерцают вспышки салюта. Растерянность на ее лице сменяется смятением, а затем страхом. Именно так она смотрела на меня в субботу после того, как мы поцеловались. В тот момент я и понял, что запал на собственную сводную сестру.

– Боюсь, – тихо произносит она, – ты мне тоже нравишься.

Что?! Сердце замирает.

– Нравлюсь? – каким-то чужим голосом переспрашиваю я.

– Да. – Она на минуту зажмуривается и прерывисто вздыхает. Именно это я и мечтал услышать. Но что ее так пугает? – Прости.

– Да сколько можно извиняться? – Почему Иден все время просит у меня прощения? Конечно, происходящее сложно принять, ведь мы сводные брат и сестра. Но мне это не мешает. Надеюсь, ей тоже.

Медленно приближаюсь к Иден.

– Не жалей ни о чем.

Она поднимает на меня свои светло-карие глаза. Мне безумно хочется снова ее поцеловать, ощутить вкус губ и теплоту кожи. Медленно провожу по ее руке от локтя к запястью и приобнимаю за талию.

– Что ты делаешь? – шепчет Иден и отводит взгляд. Она очень напряжена и вся дрожит.

Начинаю осторожно, одним пальцем, поглаживать ее по бедру. От пробежавшей между нами искры воздух словно накаляется. Я знаю: Иден тоже этого хочет. Наклоняюсь и целую ее в подбородок. Мои губы движутся выше… добираюсь до уголка рта и останавливаюсь.

Тишина кажется волшебной и хрупкой, и все же решаюсь ее нарушить.

– Можно тебя поцеловать?

– Ты мой сводный брат, – почти беззвучно возражает Иден.

Мы стоим вплотную, от ее близости перехватывает дыхание.

– Не думай об этом, – прошу я.

Не в силах больше сдерживаться, припадаю к ее губам – таким выразительным и теплым. Целую Иден так, как никого никогда не целовал, медленно и нежно. Не могу от нее оторваться. Мир вокруг растворяется. Я не слышу больше грохота салюта. Чей-то далекий голос зовет нас, но слов не разобрать. Сейчас есть только Иден. Запускаю пальцы в ее шелковистые волосы. Мне хочется дотронуться до ее гладкой, нежной кожи, и я не могу противиться этому желанию. Кладу ладонь ей на талию и еще крепче прижимаю к себе. Наш поцелуй становится еще более страстным и проникновенным. Сердце отчаянно колотится, голова кружится. Иден откликается на каждое мое движение, полностью уступая инициативу. Мягко запрокидываю ей голову, чтобы сделать поцелуй еще глубже. Боже мой, как хорошо…

Внезапно в мое сознание врывается резкий окрик:

– Все, закругляйтесь! Пора и честь знать!

Иден застывает от испуга.

– Черт! – бормочу я и неохотно отстраняюсь. Пригладив волосы, оборачиваюсь, чтобы посмотреть, что за идиот нас прервал и все испортил, и встречаюсь с сердитым взглядом полицейского. Складываю руки на груди и возмущенно смотрю на него. Все произошло так неожиданно, что я даже не заметил, как вновь машинально натянул привычную маску крутого парня. – Какие-то проблемы?

– Вы незаконно проникли на закрытую территорию, – отчеканивает коп, с подозрением глядя на нас с Иден.

– Проникли на закрытую территорию? – Да он смеется! Или просто упивается своей властью. – Вам что, заняться нечем? Лучше бы не допускали там, на поле, пьяных драк. – Киваю на окно, за которым по-прежнему толпится народ и раздаются залпы салюта. Наверняка стражи порядка там куда нужнее, чем здесь. В конце концов, сегодня четвертое июля, День независимости.

– Полегче, парень, – подбоченясь, рявкает полицейский. – Вы зашли на перекрытую территорию, и я даю вам шанс самостоятельно ее покинуть, иначе придется вас принудить.

– Принудить? – едва не рассмеявшись, переспрашиваю я. Так он нам угрожает? Тоже мне преступление. – Вы что, не видите, мы сейчас немного заняты?

– Тайлер, пойдем. – Иден тянет меня за футболку.

Ну нет, Тайлер Брюс так легко не сдается! С места не сдвинусь!

– Вижу я, чем вы тут заняты, – презрительно фыркает коп. Он что, все это время за нами подглядывал? Вот же гад! – Я не намерен с вами препираться. Немедленно покиньте помещение. Не испытывай моего терпения, сынок.

– Это всего лишь чертов коридор, – всплеснув руками, напоминаю я. Мы уйдем, но только после того, как я еще раз поцелую Иден. Нас так не вовремя прервали! – Мы же не в Белый дом проникли. Вы что, подождать не можете?

– Ты не понимаешь слова «нет»? – Похоже, полицейский начинает злиться. – Отец не научил тебя послушанию?

Во мне вскипает ярость.

– Ах ты сволочь!

Сжав кулаки, угрожающе наступаю на копа. Если бы он не был полицейским, я бы его ударил. Что он о себе возомнил? Отец меня только и учил, что гребаному послушанию!

– Все, мое терпение лопнуло. – Коп отстегивает от ремня наручники. – Я предлагал вам покинуть территорию, вы не подчинились. Кроме того, ваше поведение неприемлемо, поэтому я арестовываю вас на основании статьи шестьсот два.

Вот черт! Только этого не хватало! Я же должен был сидеть тише воды ниже травы и ни в коем случае не привлекать к себе внимания полиции. Краем глаза замечаю, что Иден разинула рот от изумления и испуга.

В этот момент полицейский добавляет:

– Обоих.

Пятью годами ранее

В пятницу отец берет отгул на вторую половину дня. Когда Хью привозит меня из школы, папа сидит на кухне. Обычно он не приносит из офиса никаких бумаг, но сегодня весь стол завален документами, папками и ручками. Отец в ослабленном галстуке, ероша волосы, внимательно просматривает какой-то отчет. Рядом стоит позабытая чашка с кофе.

В доме тихо. Наверное, Джейми и Чейз наверху. С тех пор как отец отнес приставку в их комнату, они пристрастились к видеоиграм.

Придвинув стул, сажусь напротив отца и улыбаюсь. Он, не поднимая головы, кидает на меня взгляд и улыбается в ответ – впрочем, довольно натянуто. Он явно чем-то обеспокоен: на лбу у него собрались морщинки.

– Вот, пытаюсь разобраться…

– В чем?

– Ты пока не поймешь. Тебе еще нужно подрасти. – Со вздохом отложив бумагу, отец трет виски и бормочет себе под нос: – Сколько же всего навалилось… Почему счета пропали именно сейчас, когда уволились сразу двое сотрудников?

Раньше в папиной строительной компании «Грейсоны» все было хорошо. Отец с успехом открывал офисы по всему западному побережью. Однако в последние два года дела не ладятся. Он сильно нервничает, потому и срывается на мне.

Мама всегда подбадривает его, но сейчас ее нет дома. Значит, придется мне взять это на себя. Не хочу, чтобы отец переживал. Боюсь, что он снова разозлится…

– Пап, ты справишься. Ты же для того и учился в колледже, чтобы уметь решать все проблемы.

– Нет. – Отец отрывается от бумаг и, облокотившись на стол, смотрит на меня. – Я учился в колледже, чтобы ты ни в чем не нуждался. Видишь ли, Тайлер, в юности я был круглым дураком. Плевал на все. Чуть не остался на второй год просто потому, что не хотел учиться. Школа – отстой! Твоя бабушка со мной намучилась. – Он усмехается. – В шестнадцать я влюбился в твою маму. Брал без спросу отцовский грузовик и гонял к ней на свидания. Мы вместе пили дешевое пиво. А потом… Ну, ты же слышал, откуда берутся дети… Правда, мы не ожидали, что так быстро станем родителями…

– Фи, – бормочу я, с отвращением морща нос.

Мне уже рассказывали, что, когда я родился, родители были очень молоды. Думаю, больше мне ничего знать не надо. А то прямо противно…

– Уверен, в шестнадцать ты будешь иного мнения, – шутит отец и, приподняв бровь, добавляет уже серьезнее: – Но лучше все-таки не раньше восемнадцати.

– Пап! – Я чувствую, что краснею.

– Ладно-ладно! – смеется отец и ласково продолжает: – Короче, мы поняли, что, если вылетим из школы, нам придется растить тебя в какой-нибудь развалюхе и едва сводить концы с концами. А мы хотели для тебя самого лучшего, поэтому закончили школу и поступили в колледж. – На секунду он умолкает. – Тайлер, мама целых семь лет отучилась на юридическом. С тремя детьми! Ты хоть представляешь, как это тяжело?

Киваю. Конечно, я помню, как мама до утра просиживала над учебниками.

– А все потому, что мама тебя очень любит. И я тоже. Теперь у тебя есть все, что нужно. Правда?