Иден изображает удивление.

– Серьезно?

– Абсолютно!

Завожу мотор, включаю кондиционер, а потом поднимаю солнцезащитный козырек в машине и снимаю темные очки, чтобы лучше видеть Иден.

– Ну ладно, не джентльмен, – признаюсь после паузы. Чаще всего наоборот, я веду себя как последняя сволочь. – Я слышал, девушки хотят, чтобы парни всегда выходили из машины и открывали перед ними дверь. Верно?

– Ну, типа того, – соглашается Иден, глядя на мои губы.

Я бы поцеловал ее прямо здесь и сейчас, но надо держать себя в руках. Покачав головой, резко жму на газ, и мотор надсадно рычит. Как приятно летним вечером нестись по свободному шоссе к пляжу! Золотистое предзакатное солнце постепенно окрашивает небо в оранжевый цвет. Через открытые окна нас обдувает теплый ласковый ветерок. Я даже включаю радио и киваю в такт поп-музыке, которую обычно терпеть не могу.

– А зачем ты соврал матери? Почему бы честно не сказать, что мы едем на пирс? – спрашивает Иден.

Ох, какая же она наивная!

– Иден, ну не тормози! – смеюсь я. – Зачем нам лишние подозрения?

Посерьезнев, Иден закусывает губу.

– А как насчет Тиффани?

– Все под контролем, – уверяю я, подъезжая к пирсу, перед которым уже собралось несколько машин, и ровным тоном добавляю: – Я сказал, что тусуюсь с парнями.

Мне неприятно думать о Тиффани, особенно сейчас, когда она меня шантажирует, а я встречаюсь с другой девушкой за ее спиной. В горле встает ком, и я с усилием сглатываю.

Припарковавшись, выхожу из машины. На пирсе, как всегда, полно народу. Иден шагает рядом со мной, и я машинально чуть не беру ее за руку, как взял бы Тиффани; спохватываюсь в последний момент. Нельзя: здесь слишком людно. Может увидеть кто-то из приятелей.

– Ну вот, – тоном экскурсовода начинаю я, кивнув в сторону парка аттракционов. – Это и есть Пасифик-парк. Когда был маленьким, я очень любил это место и сейчас хочу тебя с ним познакомить.

Даже не верится, что Иден до сих пор здесь не была. Пирс знаменит на весь мир. Наша главная достопримечательность!

Мы направляемся к парку. Иден улыбается и молчит, ожидая, что я продолжу свою лекцию. Через минуту она спрашивает:

– А почему «американские горки» выкрасили в желтый?

– Честно? Понятия не имею, – отзываюсь я, глядя на Иден сверху вниз: она ростом чуть выше моего плеча.

Иден задает еще несколько ничего не значащих вопросов, ответа на которые я не знаю. Например, можно ли отравиться закусками из лотков, и почему лавочки стоят именно так, а не иначе. Может, Иден болтает о чем попало, потому что тоже нервничает?

Обращаю ее внимание на аляповатое изображение огромного осьминога, опутавшего щупальцами плакат с надписью «Пасифик-парк».

– В детстве я ужасно боялся этого чудища. Мне даже сейчас страшновато, – признаюсь я и сую руки в карманы.

Мне и впрямь до сих пор от него не по себе.

Иден проходит вслед за мной в парк и поддразнивает:

– Значит, больше не строишь из себя крутого парня?

– Разве крутой парень признался бы тебе, что у него слюнки текут при виде сладкой ваты?..

Достаю кошелек и веду Иден к лотку с угощениями. Раньше, когда в семье все было хорошо, отец часто водил нас с братьями в Пасифик-парк, и мы, вволю накатавшись на аттракционах, лакомились сладкой ватой. Это одно из редких воспоминаний, от которого у меня не портится настроение. Поэтому я с удовольствием беру нам обоим сладкую вату.

– Ты уверен, что любил это место «когда-то», а не любишь его до сих пор? – В светло-карих глазах Иден пляшут веселые искорки, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь до ушей.

Ну да, я до сих пор обожаю Пасифик-парк, пусть он и предназначен для малышей.

– Давай где-нибудь посидим, – предлагаю я, отщипывая кусок сладкой ваты. Она так и тает во рту.

Мы с Иден ныряем в толпу и вскоре находим свободную лавочку под «американскими горками». Очень уютно сидеть здесь, посреди всеобщего веселья, вместе с Иден и уплетать сладкую вату. Нас обдувает свежий морской ветерок, согревает ласковое вечернее солнце. Кругом звучит смех. Стучат колесики проносящихся над нами по рельсам вагонеток. Поодаль выступают уличные артисты. Пирс – такое радостное, счастливое место…

Какое-то время мы с Иден молчим. Я ни на минуту не забываю, что, хотя мы пришли сюда отдыхать, нам надо обсудить кое-что важное.

– Иден… – медленно подбирая слова, начинаю я. Она доедает последний кусочек сладкой ваты и спокойно оборачивается ко мне. – Давай пока никому не будем о нас рассказывать. Лучше… сохраним все в тайне. Ты умеешь хранить секреты?

Лицо Иден омрачается. Кажется, она тоже осознала, что мы поступаем неправильно.

– Умею, – помолчав, подтверждает Иден с чуть заметной улыбкой. – Я вижу, и ты умеешь хранить секреты, ведь у тебя их предостаточно.

Как же она хорошо меня изучила! Мне и правда есть что скрывать. И зря ты, Иден, заставляешь меня раскрыться, ничего не выйдет! Криво усмехнувшись, запихиваю в рот остатки сладкой ваты и встаю.

– Пошли кататься. – Я обвожу взглядом окружающие нас аттракционы.

Весь вечер мы развлекаемся и хохочем, а пока ждем в очередях – обмениваемся разными мыслями и болтаем о всякой ерунде. Приятно в кои-то веки перестать притворяться и просто побыть самим собой! Я словно забываю о толпах посетителей. Хочется, чтобы этот вечер никогда не заканчивался… Увы, настает пора возвращаться.

Бредем обратно к машине. Уже совсем стемнело, и пирс преображается. Повсюду сверкает огни, слышится тихий плеск волн.

На автостоянке какие-то ребята фотографируют мою «Ауди». Заметив нас, они поспешно удирают. Я привык, что мой автомобиль привлекает внимание. Для этого я его и покупал. Теперь для всех я – парень с крутой тачкой, у которого все путем. Открываю машину, и мы с Иден садимся.

– Зевак полно. – Провожу пальцем по логотипу на руле. – И что их к ней тянет? В Лос-Анджелесе чуть ли не на каждом углу что-нибудь типа «Ламборджини».

– А как к тебе попала такая машина? – интересуется Иден.

Конечно, ей любопытно! Мне часто задают этот вопрос, и обычно я пожимаю плечами и выкладываю правду… ну, или полуправду.

– Я рано получил доступ к средствам трастового фонда, – откинувшись на спинку сиденья и постукивая по рулю, объясняю я. – А когда на тебя вдруг сваливаются такие деньжищи… Какой подросток будет думать об экономии? Естественно, я сразу спустил все на крутую тачку.

Конечно, это было очень глупо.

– А почему ты рано получил доступ?

– Потому что деньги помогают почувствовать себя лучше, – выпаливаю я и замираю.

Обычно я об этом не распространяюсь, хотя… Может, мне стоит хоть раз в жизни побыть чуть более откровенным. Все равно замалчивание проблемы ни к чему хорошему не приводит, а Иден по крайней мере не все равно. Помолчав, добавляю:

– И денег было много, потому что моя мама – юрист, а отец… Отец владел строительной компанией с филиалами по всему западному побережью.

– А как она называлась?

– «Грейсоны», – мрачно бурчу я. Странно вновь произносить мою прежнюю фамилию. С ней связано столько воспоминаний – об отце, о нашей семье… И они причиняют мне боль. – Потому что раньше мы были Грейсонами.

Иден, видимо, чувствует мои переживания. Несколько секунд она смотрит на меня, а затем тихо уточняет:

– До развода?

– Да, до развода. – До того, как все пошло наперекосяк. Отвернувшись, разглядываю снующих мимо машины прохожих. Машинально ерошу волосы: эту привычку я унаследовал от отца. – Когда-то я был Тайлером Грейсоном. Мама поменяла нам всем фамилию.

Иден молчит. Наверное, не знает, что сказать. Но мне и не нужны слова. Главное – она готова меня выслушать, ей на меня не наплевать. И все же я не могу до конца открыться Иден. Во всяком случае, пока. Я еще не уверен, что вообще этого хочу. Когда пять лет назад отца арестовали, я поклялся, что отныне всегда буду скрывать свою уязвимость. К тому же я так долго ни с кем не делился воспоминаниями о детстве, что сейчас даже рассказ о какой-то чертовой фамилии дается мне с трудом.

Повисает тишина. Иден, не таясь, изучает мои губы. Не удержавшись, провожу по ним языком и кладу руку ей на колено. Все это время я изнывал от желания дотронуться до нее.

– Можно тебя поцеловать? – наклонившись к Иден, чуть слышно прошу я.

Неожиданно Иден перелезает через рычаг переключения скоростей, садится ко мне на колени и внимательно смотрит на меня своими бездонными светло-карими глазами, чуть приоткрыв рот. Ее ладонь ложится мне на грудь. Не понимаю, откуда в Иден эта решительность, но такой она нравится мне еще больше.

Запускаю пальцы в ее волосы и припадаю к пухлым губам. Страстно целую Иден, поглаживая ее по спине, и не могу остановиться. Вкладываю в поцелуй все свои чувства. Это восхитительно… Мягко заставляю Иден запрокинуть голову и, убрав в сторону темные пряди, покрываю поцелуями ее шею.

Иден тесно прижимается ко мне, ерошит мою шевелюру, а потом, приникнув к моему уху, горячо шепчет:

– Тебе незачем об этом спрашивать.

43

Пятью годами ранее

Уже на стадионе выяснилось, что у отца для меня сюрприз: спортивная футболка, на которой сзади написано «Форти Найнерс», а ниже – моя фамилия, Грейсон. Себе он купил такую же, только побольше. Мы оба тут же с гордостью переоделись в обновки.

Игра идет полным ходом, и пока Сан-Франциско выигрывает у Лос-Анджелеса. Это первый матч, который я вижу вживую. Атмосфера потрясающая! Тысячи болельщиков теснятся на трибунах и хором кричат, подбадривая игроков.

Мы с Дином, вскочив на ноги, с азартом следим за происходящим на поле и время от времени делимся друг с другом впечатлениями. Правда, сидим мы далековато, футболисты отсюда выглядят совсем крошечными. Зато на установленных рядом огромных экранах все прекрасно видно.

– Круто, да?! – Я с восторгом подталкиваю Дина локтем.

– Ага! Меткий удар! – восхищенно наблюдая за игроками, соглашается Дин. – Вот бы научиться принимать такие пасы!

Дин то и дело объясняет мне тонкости игры. Все-таки он разбирается в этих вопросах куда лучше: Хью часто возит Дина на футбол, да еще и разрешает играть самому. Как бы я хотел, чтобы мой папа брал пример с Хью!

Кидаю взгляд на наших отцов. Они оживленно разговаривают и смеются, прихлебывая пиво из пластиковых стаканов. Кажется, они приехали сюда не ради матча, а просто чтобы выйти в свет.

Папа, заметив, что я смотрю на него, добродушно улыбается.

– Нравится?

– Угу. А где здесь туалет?

Опрокинув в рот остатки пива, отец поворачивается к Хью со словами «сейчас вернусь» и встает. Протиснувшись мимо Дина, кладет руку мне на плечо и ведет к выходу с трибуны. Я рад, что он вызвался меня проводить. Здесь полно народу, гораздо больше, чем на бейсболе. Скорее всего, я не смог бы потом самостоятельно отыскать наши места.

– А мы еще пойдем на футбол? – с надеждой спрашиваю я, пока мы продираемся сквозь толпу.

В начале недели мне сняли гипс. Так приятно больше не таскать его на себе! Конечно, запястье еще слабое и плохо сгибается, но скоро заживет.

– Тут здорово, правда? – с воодушевлением подхватывает отец. – Знаешь, мы очень редко выбираемся куда-то вдвоем, без Джейми и Чейза. Давай устраивать такие вылазки почаще! Как тебе предложение?

Он протягивает мне ладонь, и я здоровой рукой даю ему пять. Я люблю проводить время с отцом, когда нам никто не мешает.


Выхожу из кабинки, папа ждет меня у раковины. Открываю кран, искоса поглядывая на отца. Вот уже месяц как он не распускает руки. Он чаще улыбается, а если и сердится, то отходит подальше. Теперь мы счастливы. И я отваживаюсь задать ему вопрос…

– Пап?

– Да?

Почему-то меня охватывает робость. Изучая собственные ладони под струей воды, мямлю:

– Можно… можно мне иногда играть в футбол с Дином и Джейком? – Конечно, папа всегда был против, потому что американский футбол – опасная игра, где легко получить травму. Но раз уж его характер изменился, то, может, и мировоззрение тоже? – Мы хотим попасть в школьную команду в старших классах.

– Что ты сказал? – выключив воду, нахмурившись, переспрашивает отец, хотя, я думаю, он и так все прекрасно расслышал.

Беспокойство во мне нарастает. Сердце сжимается. Тем не менее несмело повторяю: