– Жизнь – очень переменчивая штука, – дрожащим голосом резюмировала она. – Когда-то мне тоже было фигово жить. Но я всегда стремилась это изменить.

Для своего паскудного отца Стася была всего лишь девчонкой, которая способна сама о себе позаботиться. Она была терпеливой, смелой и, несмотря ни на что, заботливой. Она ругалась матом и драила трущобы, в которые превратилась их квартира стараниями сволочного родителя. Но в душе она оставалась самой собой. Для этого нужно было иметь большую силу воли. И Егор не мог не уважать ее за это.

Снова с трудом сглотнув, Аравин отреагировал с напускной сухостью:

– Похвально, – все, что он сумел вытолкнуть из себя, уперев взгляд в уже дотлевшую сигарету.

– Я поклялась себе, что никто не изменит меня настоящую. Никто не убьет свет внутри меня. Чтобы ни случилось – я есть я.

Она замолчала, и Аравин едва не физически чувствовал на себе ее выжидательный взгляд. Каждую мышцу в его теле сковало от напряжения.

Егор попросту был не способен сейчас продолжать диалог. Все его мысли вертелись вокруг осознания того, что только что произошло. Он выказал слабость перед ней. Никто до этого момента не слышал от него ничего подобного. Он категорически не понимал, как это, черт возьми, вышло из него!

Господи, с недавних пор внутри него сидело так много всего! У него просто кровь в жилах леденела от осознания того, что его Заноза может вытолкнуть все это наружу.

Он реагировал. Реагировал незамедлительно и, вопреки главенствующему инстинкту душевного самосохранения, немыслимо остро на эту девчонку. То, что другие ощущали просто приятным, отдавалось в его теле волнующей болью.

Едва только Стася переступала порог, все восприятие Егора менялось. Ощущал ее близость, и этого было достаточно, чтобы стук сердца ускорился.

Как же его, нахр*н, достала эта бесконтрольная реакция! Но никак не удавалось заставить замолчать собственное тело.

Сколько раз он всячески пытался пресечь это безумие на корню, с наименьшими потерями для обеих сторон, но каждый раз терпел поражение от своей Занозы. Она умудрялась обставлять его. Снова и снова.

– Ты тоже справишься, если позволишь себе, – мягко сказала Стася.

Это уже похоже на бред. Как-то реагировать на нее не было сил, и он продолжал молчать, удерживая свои мысли при себе.

Выбросив в пепельницу давно забытый окурок, потянулся за новой сигаретой.

Аравину не очень нравилось, когда их разговор выдавался таким личным. Ее слова, сказанные тихим рассудительным голосом, надолго заседали в его голове.

А он не хотел этого. Нельзя этого делать. Чем больше он ее узнавал, тем ближе она ему становилась. Нужно было остановить это срочно.

Но в следующую секунду Стася неожиданно заливисто рассмеялась. И Егор, уронив сигарету, машинально повернулся к ней всем корпусом.

Успел увидеть только взметнувшийся от резкого движения жгут густых волос. Склонившись, девушка поднимала на руки своего кота.

– Феликс-преликс – мой любимый четвероногий обитатель, – увлеченно улюлюкала она, выпрямляясь, и прижимая рыжую откормленную морду к своему довольному личику.

Аравин точно знал, что терпеть не может этого мохнатого манипулятора. Только не понимал до конца, почему.

С Феликсом на руках Стася для него потерялась. Все ее внимание обращено было к коту. Неосознанно оборвав дыхание, Егор смотрел, как, прикрыв глаза, девушка терлась носом о густую шерстку. Рыжий мерзавец отвечал ей противным урчанием.

– Скажи, что он прелесть, – восторженно попросила Стася.

– Вряд ли я смогу сделать это искренне.

Стася резко распахнула глаза, заставая его тем самым врасплох. Недоверчиво посмотрела, и Егор был убежден в одном сейчас точно – в его взгляде не появилось ни капли раскаяния.

– Аравин, ты еще и животных недолюбливаешь! – притворно возмутилась девушка. – Не только людей. Настоящий социопат прям. Я уже начинаю бояться за Феликса.

Он невольно улыбнулся. Хотя эта улыбка и вышла излишне самодовольной.

– Я позволил тебе и твоему коту поселиться в моей квартире.

Заноза неожиданно смутилась и попыталась опустить взгляд, но его темные глаза снова настойчиво нашли ее зеленые.

– Всего на четыре дня.

– На целых четыре дня.

Она безумно красивая. Такая чистая. Такая невинная. А взгляд опаляющий. Стася топила его в своей нежности и, тяжело сглотнув, Егор поглощал эту немую ласку. Пил ее глазами. Мощные вибрации проносились по всему его телу, пока он, не отрываясь, удерживал ее взгляд.

Аравину снова дьявольски сильно захотелось коснуться ее. Но он знал, что нельзя. С ней все желания под запретом.

Бл*дь, да он – законченный мазохист, раз добровольно подвергал себя этим мучениям.

– Я голодная. У тебя что-то есть?

– Хм... Что-то найдем.


***

А потом их отношения перетерпели неизмеримые изменения.

Появилась эта Лена-сопли-по-колена. Выцветевшая рыжуха с ярко-голубыми глазами и третьим размером груди.

Аравин привел ее домой тем же вечером.

Стася, раскинувшись на диване в гостиной, смотрела по телевизору какое-то глупое ток-шоу. Не особо внимая бредовым советам мнимых звездных экспертов, с невольной грустью слушала излияния многодетной матери-алкоголички.

– Черта с два ты исправишься! – недовольно бубнила девушка, стискивая пульт в руке, но никак не решалась переключить.

Радость, которая успела плеснуться в груди вслед за скрежетом ключей в замке, мгновенно испарилась, едва Егор с девушкой появились на пороге комнаты.

Стася просто опешила. Разве могла она ожидать чего-то подобного?

Чудом сумев вернуть лицу беспристрастное выражение, Сладкова сдержанно поздоровалась с представленной Аравиным Леночкой, и ушла в комнату, громко хлопнув дверью.

Уже утром, после ухода пигалицы, едва услышав, как хлопнула входная дверь, налетела на Аравина.

– Ну и вкус у тебя! Фу!

– Спасибо!

– Не подавись! И сиськи ее ненастоящие.

– Я в курсе, но и за это спасибо.

– И чтобы я ее в своей комнате не видела! Никогда! – резко потребовала Стася, а затем сама испугалась своего выпада.

Но Егор отреагировал совершенно ровно.

– Ладно.

– И в ванной чтобы ни резиночки, ни зубной щетки!

– Ладно.

– Пускай только волосинку здесь уронит!

– Заноза, я тебя понял. Бахилы и марлевая повязка на входе, – он коротко засмеялся. – Уймись уже. Давай кофе попьем.

Стася протяжно выдохнула, сбитая с толку его спокойствием, и прижала ладони к пылающим щекам. Тот факт, что Аравин такой довольный после ухода этой Леночки, нещадно бил по ее нервам. Но она всячески старалась подавить в себе ярость, не давая ей выхода.

Потому что, несмотря на кричащее в груди сердце, у нее не было права на него злиться.

Сделав глубокий судорожный вдох, Стася призывала себя успокоиться.

– А у тебя есть что-то сладкое? – вяло поинтересовалась она, опираясь на барную стойку в поисках равновесия.

Аравин наблюдал за ней с другого конца кухни.

– Твой любимый экстрачерный с миндалем.

– Отлично, – Стася села на высокий стул и сцепила перед собой дрожащие руки.

С отчаяньем ощущала, как самообладание, вопреки всем ее уговорам, предает ее.

К горлу подступил ершистый ком, а горячая влага решительно наполнила глаза. Девушка зажмурилась, пытаясь прогнать слезы и одновременно сглотнуть этот комок. Но ничего не получалось. Вся обида, вся боль стремительно вырывались из сдерживаемых рамок.

Хотелось зареветь. Завыть в голос.

В голове пронеслись события этой длинной ужасной ночи.

Как же она старалась воспринимать все происходящее отстраненно. Не анализировать. Не давать определения. Не воссоединять в голове Аравина с теми звуками, что доносились из его спальни. Нет! Потому что этого не могло быть. Все это – как страшный сон, реальность которого она бы просто не пережила ночью.

Кто-то другой был тем мужчиной за стеной. Тем искусным любовником, который заставлял Ленку протяжно стонать и громко вскрикивать. Кто-то совершенно чужой в спальне Егора трах*л эту рыжую шлюху.

Эти мысли Стася могла пережить, ничего нового для себя не извлекая. Все то же, что часто происходило в квартире отца. Отвратительный тупой стук изголовья кровати о стену. Несдержанные страстные стоны. Ну, что здесь необычного?

Два посторонних ей человека занимались сексом. Именно так она принимала тот сексмарафон, невольным слушателем которого стала.

Сердце дико колотилось в груди только из-за напряженной концентрации на своей версии происходящего. Стася так отчаянно цеплялась за эту защитную реакцию, что буквально вся вспотела. Но ей было плевать на это.

Черт, да по ней словно катком проехались! А она и глазом не моргнула.

Хвала Господу, бесконечные стоны и всхлипывания Леночки оставались одинокими. Может, она даже была там одна. Как угодно, только не... Даже мысли не допускала, удерживаясь на краю той бездны, куда ее так жестоко затолкали.

Но самообман не мог длиться вечность. И сейчас все запрещенные ночью эмоции и мысли обрушились на нее одним махом: омерзение, ревность, боль, злость...

И ее понесло.

– Ну ты и п*дла, Аравин! – резко заорала Стася, вскакивая. Она схватила стоящую перед ней керамическую чашку и яростно швырнула в угол кухни, где стоял уже настороженный Егор. – Е*учий кретин! – слезы хлынули из глаз обильными потоками.

Она ничего не видела перед собой. Боль в сердце разрывала ее грудную клетку. Это ощущение было точно физическим и абсолютно незнакомым.

Обхватывая себя руками, в попытке хоть немного унять эти страдания, Стася визжала во всю силу легких. Она так хотела выплеснуть из себя захлестнувшую ее боль.

Но, казалось, прекратить эту пытку было невозможно.

– Я ненавижу тебя! Я так тебя ненавижу!!! Ты, нахр*н, меня слышишь? – Яростно стирая с глаз и щек слезы, кричала девушка.

Вторая чашка полетела в него.

Аравин понимал, что растоптал ее. Но это вынужденная мера. Он не способен сам отказаться от нее. Заноза – как сладкий яд для него. Каждый день она отравляла его собой все больше. И он, с*ка, продолжал, словно умалишенный, тянуться к ней.

Он должен был сделать так, чтобы она его оттолкнула. Ее ненависть – единственный выход. Ему нужна была нерушимая стена между ними, такая, которую он больше не сможет преступить. А она не захочет.

Е* вашу мать, он просто хотел выбросить ее из своих мыслей!

В действительности все гораздо сложнее, чем он рассчитывал. Он думал, что готов столкнуться с ее ненавистью. Но оказалось, что нет. Стася ему душу рвала своей болью. И Аравин не отрицал перед собой, что ему тоже больно. Каждое произнесенное ею слово, каждый ее взгляд отзывался внутри его ледяного сердца.

– Ты, бл*дь, собираешься что-то сказать???

– А что ты хочешь? – взревел Егор, заталкивая подальше распотрошенное ею сердце. – Признайся, напридумывала себе? Ты думала, я ничего не замечаю? Думала, что я твой долбаный прекрасный принц? Ни хр*на подобного! Хотела дружбу? Получай свою дружбу! – Это самый жестокий урок в ее жизни, и он это понимал. Собственноручно разрывал ее сердце, страдая внутри от этого едва ли не сильнее нее.

Стася задохнулась от его слов. Ее не смутил тот факт, что он давно разгадал ее чувства. Ее убило то, что он, не раздумывая, бросил ее любовь под ноги и растоптал.

Стены и обстановка кухни завращались вокруг нее. Большим усилием воли удержалась на ногах. Она была уверена, что не сможет пережить эту боль. Ни сегодня, ни завтра. Она просто скончается от этой душевной муки. И сейчас ей даже хотелось этого. Исчезнуть с лица Земли, только бы избавиться от этих страданий.

Наверное, прошла целая вечность, прежде чем она, справившись с рыданиями, смогла говорить.

– Т-ты... самый безжалостный... с-самый чудовищный человек, которого я знаю! – слабо закричала она, сквозь всхлипы переполнявшей ее боли. – Я так тебя ненавижу! Так ненавижу... Ненавижу, слышишь?

Темные глаза Егора неопределенно сверкнули. Он шумно и резко вдохнул, на мгновение отводя взгляд в сторону. Затем медленно выдохнул и вернулся глазами к Стасе.

– Слышу, – издевательская усмешка исказила его напряженное лицо.

Она хотела расцарапать эту бессердечную эмоцию по его лицу. Но не готова была двинуться с места.