Ягодицы девушки напротив его твердой плоти напряглись, и Егор непроизвольно засмеялся.

– Просто спать, Сладкая, – шепнул, поглаживая руками ее предплечья. – Ты не должна меня бояться.

– Я и не боюсь, – смущенно выдавила Стася. Смех Аравина задел новые струны в ее душе. Отозвался приятными волнами где-то в глубине грудной клетки. – Я только предупрежу бабу Шуру. Думаю, она не станет возражать.

– Я сам позвоню.

Стася лишь кивнула и, повернув голову на бок, позволила Егору оставить на своих губах легкий поцелуй.

Перед приездом Аравина у нее состоялся тяжелый разговор с бабой Шурой.

– Я долго думала, как начать разговор. Что сказать тебе? Что нужно… Что не нужно… – начала издалека Аравина.

Ее голос был резким из-за явно переполнявшего ее волнения. И Стася нервно сцепила руки на коленях, готовясь к неприятному разговору.

Темно-карие глаза бабы Шуры застыли на девушке долгим проницательным взглядом.

– Я видела вас с Егором.

Резкий вздох сорвался со Стасиных губ. Сердце тревожно застучало. Но у нее не было ни малейшего желания играть в игры и притворяться, будто она не поняла, о чем речь.

– И?

– Стаська… – голос железной бабушки дрогнул. – Я не стану указывать, что тебе делать. Просто знай, я переживаю. И я хочу, чтобы ты думала головой. Я призываю тебя к этому. Егор – тяжелый человек. Замкнутый и хладнокровный. Мне хочется верить, что ты отыщешь в нем какую-то теплоту. Что ты исправишь его. Но я не могу не волноваться о тебе. Думай, прежде всего, о своем сердце. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю, ба. Понимаю… – подняла взгляд на бабу Шуру. – Я люблю его, – твердо сказала. Уверенно. – Со мной он другой. И он никогда меня не обидит.

– Не обидит. Я знаю. Но эти чувства будут сложными для вас обоих. А ты еще такая молодая. Хватит ли у тебя сил? Знаешь, бывает так, что первая любовь оставляет незаживающие раны.

– Бывает так, что первая любовь остается самой последней.

– Ох, Стася…


Пока пили чай, успели обсудить несколько маловажных событий. Это являлось необходимостью, чтобы воздерживаться от безумных поцелуев и ласк.

– Самый лучший боксер за всю историю бокса? – в очередной раз резко сменила тему Стася.

– Мы, что, собираемся кроссворд решать?

– Нет. Просто сравним наши взгляды на мир бокса.

Отпив чай, Аравин нахмурился. Прижал теплую кружку к подбородку.

– У меня нет однозначного ответа. Али, Рэй, Луис… Каждый в чем-то был лучше другого.

Губы Стаси разомкнулись, но она не успела ничего сказать. Черный смартфон Аравина коротко прогудел. Она остановилась, но Егор отпихнул телефон в сторону, демонстрируя нежелание просматривать сообщение.

– А как же Тайсон? – нашлась со словами Стася. – Ведь он стал самым молодым чемпионом. Ему не было и двадцати лет. К тому же, он прославился тем, что нокаутировал своих противников в первом же раунде.

– Знаешь, кто-то когда-то сказал золотые слова: «Важно не то, как ты ударишь. Важно, как держишь удар». Тайсон психологически был сломлен. Он натворил много дерьма в своей жизни.

– Ты из-за уха так считаешь14?– возмутилась девушка.

– Не только. Это глубже.

Он знал, о чем говорит. Только он не хотел ничего доказывать. Не спорить же ему со Стасей из-за какого-то Тайсона. К тому же, озвучивание некоторых вещей подразумевало слишком много личного. То, что он никогда не вытягивал наружу. Уродство своей жизни. То, что должно было сохраняться на низах его сознания. На нулевом уровне. Он ведь всегда оставался темным инсайдером15. Несправедливо теперь выливать на Стасю всю ту грязь, что в нем скопилась.

– И все равно я буду любить Тайсона, – сопротивлялась девушка с полной серьезностью. – У него сложная судьба. Знаешь…

Егору не нравился этот разговор. Хотелось закончить его как можно быстрее.

Стася забавно пропищала, когда он стянул ее с соседнего стула. Легко приподняв, усадил боком поверх своих бедер. Подождал, пока она повернула к нему лицо и посмотрела прямо в глаза.

– Я не разрешаю, Сладкая. С этого дня ты можешь любить только меня.

Сказал и сам застыл. Они прошли стадию отрицания еще до его отъезда. Но неужели так быстро дошли до принятия?

Сладкова удивила его своим молчанием. Он не дурак, но, все же, думал, что она выскажет свое извечное «люблю». А она молчала. Только глазами говорила очень многое. Любила. Конечно, любила. Этого нельзя не почувствовать. Но что-то сковывало ее в невидимые рамки.

Телефон снова загудел, и она отвела взгляд, так ничего и не сказав.

Его сердце заболело. За нее. За себя. Он ничего не понимал.

Господи, неужели недостаточно просто любить человека? Зачем постоянно культивировать душу разношерстными ощущениями. Да такими сильными, что каждый раз дух перехватывает. То от наслаждения, то от боли.

Подняв руку, Стася невесомо коснулась каждой ссадины на его лице. Кончики ее пальцев остановились на грубых стежках шва над его левой бровью.

– Больно? – спросила мягким шепотом.

– Нет, – его голос звучал сипло, потому что было что-то глубокое в этом моменте. – Давно привык.

Посредством обычного диалога, Стася умудрялась копаться на самом дне его сознания. Задавала простые вопросы, но смотрела с подтекстом. Заглядывала глубоко в душу. И у Аравина создавалось впечатление, что они обсуждали что-то, поистине личное.

– Разве к этому можно привыкнуть? – прикоснулась теплыми после горячего чая губами к швам. Нежно поцеловала.

– Ко всему можно.


Его ненасытная память поглотила еще один исключительно очаровательный момент, когда Стася появилась в тусклой спальне с влажными завитками волос вокруг раскрасневшегося лица. В его видавшей лучшие дни футболке, которая доходила ей чуть ниже середины бедер.

Она улыбалась, а Аравин, замедленно моргая, следил за тем, как длинные обнаженные ноги мягко ступали по пушистому ковру, создавая тихий уютный шорох.

Ему стало трудно дышать, словно в помещении резко упало атмосферное давление. Хотя так Стася смотрелась совсем девчонкой, был в ней необъяснимый невинный соблазн.

Поднеся сигарету к губам, Егор глубоко затянулся. Выдохнув едкий дым, сделал несколько рывков разреженного воздуха. Затем последовала еще одна затяжка.

Аравину хотелось мучительно простонать, когда Стася поежилась от холода. Полушария ее груди отчетливее вырисовались под изношенной серой футболкой. Соски проступили сквозь тонкую ткань, натягивая на ней острую горизонтальную линию.

В очередной раз Сладкова толкала его через край. Каким-то странным образом нежное перышко с размашистым креном перевешивало грубую сталь. Стася ставила новую опасную точку его равновесия.

Неправильно было пялиться. Нужно было отвести взгляд. Но это являлось той самой сложной задачей с тремя звездочками, которую Аравин так и не решил. И не решит уже никогда. Его глаза шарили по телу девушки. Безнаказанно лапали.

Как он вообще собирался спать со Стасей в одной кровати, не прикасаясь к ней?

– Аравин, в моей комнате нельзя курить, – предупредила девушка, огибая широкую кровать и хватая с тумбочки расческу. – Я не люблю, когда вещи прокуриваются.

Футболка немного приподнялась и пришла в движение, когда Стася поднесла щетку к макушке и медленно повела ею вниз. Каскад глубокого шоколадного оттенка заструился непокорными волнами по ее спине.

Ему нравились ее волосы. Они являлись неотъемлемой частью ее уникальности. И ему хотелось трогать их, вдыхать их запах, ощущать, как они шаловливо скользят по его обнаженной коже.

«Аккуратнее с фантазиями, Аравин», – мысленно приказывал себе.

Воображение каких-либо ситуаций само по себе являлось тупиковым процессом. Егор привык к тому, чтобы действовать, а не фантазировать. Но со Стасей нельзя было бросаться сходу к делу. Его это не пугало. Сложно сдерживаться, но в то же время было в этой медлительности необычайно приятное волнение.

Словно почувствовав пристальное внимание, Стася обернулась. Окинула Егора смущенным взглядом.

– Ты снова заставляешь меня нервничать, – тихо сказала, скручивая волосы в слабый жгут и перекидывая на плечо.

Аравин сощурился. Сделал последнюю неторопливую затяжку и, отвернувшись, пульнул сигарету через открытую балконную дверь.

– Очень плохая привычка швырять окурки, куда попало, – высказалась девушка позади него.

– Стася, – тягуче произнес Аравин, оборачиваясь.

– Егор, – подражала ему она.

– Ложись в кровать, – скомандовал неожиданно.

Сладкова одарила его удивленным взглядом, но промолчала. Откинула одеяло и забралась в постель. Случайным образом перед Егором дразняще мелькнула неоново-желтая ткань ее трусиков, и в его горле запершило. Приложив кулак к губам, он попытался прочистить дыхательные пути. Только легче не становилось. По напряженному телу медленно прошла дрожь, когда Стася откинулась на спину, и ее волосы рассыпались по подушке.

Он, правда, собирался с ней просто спать?

Аравин лег прямо поверх одеяла, не скидывая спортивные штаны. Закинув руку за голову, уставился в потолок.

Повернувшись к нему, Стася согнула укрытые одеялом ноги и, подставляя руки под щеку, уютно устроилась рядом с ним. Широко зевнула.

– Что, по-твоему, самое главное в жизни? Самореализация или семья?

– Я думал, мы спать будем, а не продолжать интервью, – слегка нахмурился Аравин.

– Еще чуть-чуть.

Он тяжело выдохнул, но, все же, ответил ей.

– Если рассматривать нормального человека, то, видимо, должна быть семья.

– А как же бокс? – целенаправленно перевела разговор к его личности.

– Бокс – не конечная цель, – устало пояснил он. – Бокс – средство.

– Средство для чего? – шепотом уточнила Стася.

Егор ответил не сразу. Долгое мгновение просто глядел в потолок. А она, ожидая ответа, пытливо всматривалась в его профиль.

– Для того, чтобы жить, – поразил ее в очередной раз Аравин.

Холодок поплыл по спине и плечам девушки. Она не знала, что ответить на это откровение, поэтому просто положила ладонь на его обнаженную грудь. И он накрыл ее своей рукой.

Для Аравина бокс – чистой воды сублимация. Защитный механизм психики. Перенаправление энергии в приемлемое русло. Рассказывать об этом, кому бы то ни было, казалось странным. Только Стася не абы кто. Для него она целая вселенная.

– Помнишь, ты когда-то меня спросила: как это, когда плевать на всех?

Хотя с тех пор прошел почти год, Стася помнила этот диалог. Она тогда была сбита с толку затопившими ее незнакомыми чувствами. Безнадежно влюбленная. Грустная из-за его ледяного безразличия.

Вот и теперь ее сердце тревожно сжалось. Она не могла хоть как-то ответить ему. Даже кивнуть не получалось.

Но, видимо, Аравин и не ждал этого. Он продолжил, заставляя ее сердце брать новую дистанцию и делать следующую попытку.

– Мне не на всех плевать. У меня есть исключения.

– Например? – выдохнула очень быстро, судорожно сжимая ладонь под его рукой в кулак.

– Ты мой приоритет.

Ей словно внутривенно вкололи дополнительную дозу адреналина. Сердце, наполнившееся волнующей надеждой, самозабвенно понеслось. В груди раскачивались волны тепла.

Закрывая глаза, Стася широко улыбнулась.

– Я должна что-то ответить. Но я не знаю, что сказать, – взволнованно прошептала она.

– Тебе не нужно ничего говорить, – тихо заверил Егор. – Просто засыпай, Сладкая.

И, как ни странно, Стася уснула. Окрыленная, провалилась в радужный сон.

Дыхание Аравина сделалось реже. В теле разлилась скопившаяся усталость. Но у него не получалось отключиться. Тепло ее тихого дыхания приятно грело правую часть его лица. И это ощущалось самой правильной вещью за долгое время.

Аравин окончательно и бесповоротно принял Стасю. Он не стоил ее, но, бл*дь, он ее так сильно хотел.

Очень точно то изречение, что жизнь – это череда выборов и их последствий. Аравин всегда самостоятельно принимал решения. И также в одиночку нес за них ответственность. Даже будучи ребенком, был один на один со своим выбором. Его родители слишком увлекались собственными драматическими комедиями, чтобы обращать внимание еще и на детей.