– А-ну не «выкай» мне тут! – шикнула Александра Михайловна. – Чай не чужие, –спицы в ее руках двигались быстро и резко, что говорило о сильнейшем раздражении. Но и к этому Стася привыкла. – И как готовка может меня утомить? Безобразие! Это только ихняя мать утомлялась, едва брала в руки сковороду! Звязда сильная была! Царствие ей Небесное. – покойную невестку Александра Михайловна не любила. Но зла на нее не держала, что бы там ни говорила. Потому как признавала, что собственный сын тоже непутевый был.

– Он заедет за нами? – смущённо спросила Стася. Почему-то ей было неловко называть Аравина по имени. И чаще всего она этого не делала.

Александра Михайловна, впрочем, понимала, на кого Стася постоянно говорит «он».

– Да, обещал. Поедим на кладбище втроем. Остальные придут только на обед.

– А как же ваша сестра?

– Нинка? – взгляд, который женщина бросила поверх очков, выражал полнейшее недоумение. – Эта старая пучеглазая ондатра едва ходит.

Стася хохотнула. Она уже привыкла к подобным фразам Александры Михайловны в сторону сестры. Которая, к слову сказать, была старше ее всего на год и не такая уж рохля.

– Вряд ли ондатры могут быть пучеглазыми, – заметила девочка.

– Эта может, – упрямо ответила женщина. – Пускай сидит дома. Нечего ей по кладбищам мотаться. Вот довяжу тебе гольфы и начну ей жилетку.

– Да у нее их уже с десяток, – Стася доела суп и, отставив тарелку в сторону, взяла пирожок.

Александра Михайловна продолжала, словно не слышит:

– Опять ангина у нее. А все потому, что не слушает меня! В дубленке ей жарко, щеголяет в куртке синтепоновой!

Стася встала со стула и, дожёвывая пирожок, стала складывать посуду в раковину.

Александра Михайловна тут же отложила в сторону вязание и вскочила с места. Мимолетно схватилась за поясницу, потом, словно застыдившись, опустила руку. Хотя было видно, что спина ее беспокоит.

– Оставь все. Я сама, – она мягко отпихнула девочку от раковины. – Уроки иди учи.

– Сегодня пятница. Я не хочу! – заупрямилась Стася.

– Порисуй тогда.

– Нет вдохновения.

Александра Михайловна пожала плечами, не зная, то еще предложить Стасе. Затем улыбнулась и, кивнув головой в сторону окна, сказала:

– Кто-то собирался лепить снеговика…

Стаська спохватившись, побежала в прихожую за удобной курткой и перчатками.

– Огромного, бабушка! – закричала она на ходу. – Я слеплю огромного!

Спустя минуту она уже выскочила на улицу.

Александра Михайловна только улыбнулась ей вслед, в который раз поражаясь, что шестнадцатилетняя девочка может быть в душе таким ребенком.

А Стася просто восполняла то, чего ей раньше не хватало: детства, беззаботности, свободного времени, чистых и радостных мыслей.

Ведь, когда она жила с отцом, ей самой приходилось думать о еде и тепле. Последний год она даже не ходила в школу. Алиса болела, и девочка вместо нее ходила торговать на рынок овощами, чтобы тем самым заработать хоть что-нибудь на пропитание и лекарства. На отца надежды не было. Напротив, приходилось еще и ему давать на выпивку, чтобы он ничего не пропивал из дома.

Она до сих пор не понимала, почему Алиса оставалась с отцом так долго? Отец у Стаси, конечно, красивый мужчина. Несмотря на алкоголизм, выглядел моложе своих лет. И была у них поначалу с Алисой общая любовь – к водке. Но Алиса всегда боролась с этой зависимостью. Последние месяцы перед смертью она вообще не пила. И все время говорила:

– Вот окрепну и поеду к брату. Тебя с собой заберу.

Но жизнь распорядилась иначе. Болезнь Алисы оказалась не простой пневмонией. Это был туберкулез, который обнаружили слишком поздно. Как же страшно Стасе было наблюдать, как Алиса сохла. Медленно умирала. Чудо, что девочка тоже не заболела. Отец практически перестал контактировать с Алисой. Пару раз даже пытался выгнать из своей квартиры. Все боялся заразиться. Стася слезно молила не выгонять ее. Больше всего, конечно, имели значение деньги, которые Стася ему исправно приносила.

Она жутко боялась остаться одна с отцом. Она бы просто сошла с ума в атмосфере постоянного страха и отвращения.

Они много разговаривали с Алисой. Та рассказывала, как еще в школе ввязалась в плохую компанию, много пила, пробовала наркотики. А потом и вовсе ушла из дома. Кочевала то у одних друзей, то у других. Пока не сошлась с отцом Стаси.

Алиса любила рассказывать о младшем брате. В ее голосе было столько восхищения и благоговения. Было видно, что она очень любит Егора. Хотя и не одобряет его боксерскую карьеру.

Но никогда Алиса не рассказывала о родителях. Ни слова. Стася просто знала, что они есть, и все. Мать – известная певица, отец – успешный актер. Но разговоров о них не было. Даже когда пришло известие об их гибели.

Стася тогда спросила, поедет ли Алиса на похороны. На что получила быстрый и четкий ответ. Он был отрицательным.

И хотя за год, который Стася жила у Александры Михайловны, она часто слышала о родителях Алисы и Егора, ничего толком не понимала. А специально расспрашивать было неудобно.

Грустные мысли девочки прервал Гриша. Их шофер. Она как раз скатывала «голову» для снеговика.

– Привет, Насть.

– Привет, Гриша.

– Помочь? – шутливо спросил парень.

– Нет, это мой снеговик! И только я его буду лепить. Сделай себе своего.

Гриша рассмеялся.

– Какая же ты эгоистка, малявка. Даже снега тебе жалко.

Стася ответила не сразу, так как была занята самой важной частью работы – пыталась водрузить вылепленную голову на уже имеющуюся снежную конструкцию. Она пыхтела под тяжестью большого шара, но уперто не желала просить помощи.

Наконец ей удалось установить последний шар. Девочка отошла на пару шагов в сторону и довольно осмотрела «голого» снеговика.

– Не жалко. Вон бери с той кучи, – сказала она и качнула подбородком в сторону газона, куда парни Борисыча откинули снег.

– Э, так неинтересно. Я с тобой хотел, – не унимался Гриша.

– Ладно, так и быть, – смилостивилась девочка. – Можешь принести мне ведро для шапки. Только пластмассовое.

– Будет сделано, – продемонстрировав небывалый азарт, Гриша тут же побежал в сторону кладовки.

– А я пока за морковкой схожу, – задумчиво пробормотала Стася сама себе.

Через полчаса общими усилиями снеговик был закончен. Как же девочка радовалась, приплясывая около белоснежного чуда.

– Смотри, какой он добрый получился, – восторженно сказала она.

Гришка хохотнул на такое замечание девочки.

– И как ты это определила?

– Ну глянь же! У него лицо доброе! – настаивала Стася, удивляясь простодушному Грише.

– А! Ну да, – наконец согласился парень.

А Стаська вдруг стала серьезной.

– Гриш, а ведь это мой первый снеговик, – задумчиво протянула она.

– Как это? – невольно спросил шофер. И сразу же понял, что вопрос глупый. – Хм… Ну, дай Бог, не последний!

А Стаська еще долго стояла возле своего снеговика. Пока баба Шура в дом не загнала.


Глава 2

Если представить, что мир - это дом

а человек в нём - это окно,

то я буду тем самым окном,

в котором всегда темно.

© Джио Россо

Аравин щелкнул выключателем и поморщился, привыкая к яркому освещению. Темноволосая девушка на широкой кровати тихо застонала и зарылась лицом в подушку. Одеяло сбилось вниз, оставляя созерцанию Егора обнажённую спину и округлые ягодицы Риты.

Он досадливо поморщился. Подобные уловки всегда раздражали его. Когда захочет тр**нуть, он скажет прямо, а манипуляций ему не нужны.

– Тебе пора, – сухо сказал Егор, обращаясь к девушке.

– Почему так рано? – приглушено донеся с кровати жалобный голос.

Потому что он хотел остаться один, и его совершенно не трогало то, что в пять утра Рите придется выползать из теплой постели и ехать домой. Но вслух он этого не сказал, предпочитая игнорировать ее вопрос.

– Такси уже ждет, – поставил девушку перед фактом Аравин.

Последняя фраза, наконец, подействовала на Риту. Она быстро вскочила и возмущенно спросила:

– Почему ты постоянно ведешь себя, как последний муд*ла?

При этом она не удержалась и скользнула взглядом по его телу. Аравин не испытывал ни малейшего стеснения из-за своей наготы.

Рита оглядела его с головы до ног, ощущая какое-то извращенное удовольствие, рассматривая то, что пару часов назад было в ее власти, но никогда не принадлежало ей. Он был идеален в своей наготе! Широкие плечи, рельефный торс, узкие бедра, длинные мускулистые ноги, эрегированный мужской орган – трудно было не залюбоваться даже в такой ситуации. Крепкое тело напряженно. Он выглядел, словно опасный хищник перед прыжком. Сила, исходившая от него, будто витала в воздухе, предупреждая, что девушке пора убираться.

Глаза напряженно уперлись в лицо Риты. Мужчина выглядел сердитым.

Изящно вздернув правую бровь, она предприняла последнюю попытку и вопросительно покосилась на вздыбленный орган.

Егор перехватил ее взгляд.

– Должен тебя разочаровать, дорогая. Это всего лишь утренний стояк, а не реакция на твое прекрасное тело, – издевательским тоном пояснил он. – Дверь захлопнешь, как обычно, – добавил мужчина и скрылся в ванной.

Ему не было дела до чувств Риты. Она знает его довольно давно, чтобы не строить иллюзий. Но… Всегда есть надежда, что человек изменится в лучшую сторону.

Дальше он действовал по инерции. Стал в душ. Открыл кран. Прохладная вода вызвала легкое покалывание в теплом теле. Но Егор стоял, не двигаясь, лишь слегка склонил голову, подставляя холодным струям спину.

Аравин был не из тех парней, которые тр*хают все, что движется. В этом деле его вполне устаивало постоянство. Рита была его любовницей уже два года. Именно любовницей. Ничего более.

Его натуре претили ухаживания, свидания, долгие разговоры. Поэтому он брал только то, что ему откровенно предлагали. Так вышло и с Ритой. Сознательно он не хранил ей верность. Во время пребываний в других городах и странах легко заменял Риту другими. Но здесь она фактически была единственной.

Сегодня Аравин пребывал в мрачном расположении духа. Годовщина смерти близкого человека это как путешествие в прошлое. Невольно тебя захлестывают воспоминания, поток которых невозможно остановить. Вместе с ними возникают мысли, начинающиеся с фразы «а что, если бы…». Видимо, так устроен человеческий мозг. Он постоянно что-то планирует, даже постфактум.

Этот год стоил Егору полжизни. Травмы, кутежи, сокращение периодов отдыха, несоблюдение режима сна и здорового питания. Он соглашался на все бои, которые ему предлагали. Жил по инерции – тренировки, сборы, бои, восстановление. И так по кругу.

На ринге Аравин был неоправданно агрессивным. Перемещал собственную злобу на соперника, забывая, что бокс в первую очередь спорт. Рейтинг Егора возрос, вызывая соответственный рост гонораров за бои. Он был востребован, как никогда. Его уважали и страшились соперники.

Но великой радости от этого он не испытывал. Так, сухое удовлетворение амбиций.

В реальной жизни Егору было сложно проявлять какие-либо эмоции. Безразличный, холодный, сухой, циничный – таким он был. На ринге же все было по-другому. Выброс адреналина, учащенное сердцебиение, напряжение в мышцах, острая сосредоточенность, боль. Он чувствовал себя живым!

Аравин привык к боли. Он воспринимал ее, как должное. Невозможно выиграть бой, оставаясь невредимым. Впрочем, Егор в этом деле просто счастливчик. А, возможно, прав тренер, который утверждает, что Аравин выкован из ярости. И все же на его счету достаточно травм – несколько переломов носа и челюсти, множественные гематомы и порезы глазной впадины, повреждение наружного уха, разрубленная верхняя губа, разрыв локтевой коллатеральной связки пястно-фалангового сустава большого пальца, повреждения запястно-пястного сустава большого пальца, острые ушибы головы.

Если ты боишься получить травму или боишься за свое здоровье, если не готов идти до конца – ты никогда не достигнешь успеха.

Люди приходят на бокс в поисках крови и зрелищ. Им не нужен скучный бой, где никто не травмируется. Фанаты бокса обожают жестокость. И они же утверждают, что любят бокс. Но они и понятия не имеют, что это такое. В боксе главное уважение. Ты стремишься завоевать уважение к себе. И лишить уважения своего соперника.