– Мне вечером даже чая не было с кем выпить, – неожиданно сменила тему баба Шура, и Стася отметила, как ее голос смягчился, а взгляд потускнел.

– Ну, ты что? – склонив голову на бок, растроганно переспросила девушка. – Ба? ... Нужно было Нину Михайловну позвать в гости.

На это предложение баба Шура возмущенно фыркнула и, игнорируя вошедшего в кухню Егора, снова заворчала:

– Я что, похожа на сумасшедшую? После ее вечерних визитов у меня кошмары.

Стася неопределенно двинула плечами.

– Что тут скажешь? Ты права, – согласилась сразу со всем.

– Здравствуй, баб Шура, – поздоровался Аравин, уводя ее внимание на себя.

– Здравствуй, Егорушка, – оборачиваясь, радушно приветствовала женщина.

Брови Стаси поползли вверх, а губы сложились в беззвучную «о». За спиной бабы Шуры она стала подавать ему какие-то немые знаки, но он не знал, как их интерпретировать. Настороженно прищурился, наблюдая, как девушка, то прикладывает к губам палец, то, буквально заходясь в невербальной истерике, изображает рубящий жест по шее.

«Что, черт возьми, она хочет сказать?»

– Рада тебя видеть живым и практически здоровым, сынок, – тепло сказала баба Шура, осматривая все его ссадины и швы на лице. – Как Канада?

– Америка, ба, – поправила Стася, буквально пробегая вперед и вручая Егору стакан. Хлестнув холодного компота, на мгновение задержалась перед ним. – Взрослый разговор! – «заорала» едва различимым шепотом. – У нас есть рыбный рулет. Будешь? – поинтересовалась вслух, искоса поглядывая на бабушку.

– Да какая разница? Канада, Америка? Один черт! – продолжала разговор баба Шура.

– Не хотелось бы умничать, ба, но боюсь, Обама и Елизавета II не согласятся, – заметила Стася.

Достала из холодильника рыбный рулет и неизвестную запеканку. Выставила на стол.

Баба Шура, в свою очередь никак не отреагировав на ее последнюю реплику, отвернувшись к плите, загремела кастрюлями.

– Она приготовилась ездить тебе по ушам, – тут же зашипела Стася Егору, гримасничая. – Насчет меня, – зеленые глаза навыкате. – Сдерживайся! – наконец, Егор понял, из-за чего она переживала. Боялась, что он резко отреагирует на нравоучения бабы Шуры.

Он вспомнил их давнишние разборки по поводу его грубости. И ему стало смешно, когда он понял, что рубящий жест у шеи предназначался ему.

– Что такое? – отреагировала на его смех баба Шура.

– Да так. Вспомнил, старый случай, – туманно сообщил он. – А ты помнишь, Мелкая?

– Уж я-то помню, – недовольно отозвалась девушка.

– Еще бы.

Баба Шура снова отвернулась, и Стася показала ему язык.

– Детский сад, – закатывая глаза, негромко прокомментировал Егор. Поставив нетронутый стакан с компотом на стол, прошел к раковине, чтобы вымыть руки. А на обратном пути зажал Стасю у холодильника. – Не злись попусту, Мелкая, – прошептал он. – Мне больше нравится, когда этот сладкий язык у меня во рту.

С тайным удовольствием наблюдал, как Стасины щеки становятся пунцовыми. А затем и вовсе взбесил ее, ущипнув за грудь.

– Прекрати, – зашипела она, отпихивая Егора в сторону.

Посмеиваясь, он прошел к дивану и расслабленно уселся.

Вскоре большой круглый стол был заложен разнообразными яствами. Александра Михайловна, как обычно, чрезвычайно ответственно приготовилась к приходу внука.

– Что-то я замерзла… Стася, метнись наверх, шаль мне принеси, – выдала баба Шура заранее подготовленную просьбу.

Девушка неохотно поднялась и, стрельнув в Егора предупреждающим взглядом, последовала на второй этаж.

Не то, чтобы его сильно беспокоило то, что скажет баба Шура. Но все же…

– Итак. Не буду ходить вокруг да около, – сурово начала Александра Михайловна. – Ты меня знаешь не первый день, я человек прямой. Скажу, как вижу. Стася – девушка молодая. Впечатлительная и наивная. Ты же парень с определенным багажом опыта. Хр*нового опыта, – справедливо, но жестко отметила баба Шура, глядя Егору прямо в глаза. – Ты и сам знаешь, – он кивнул, невольно сжимая скулы. – Вся ответственность за эти отношения исключительно на тебе, Егор. Так что подумай хорошенько, надо ли оно тебе?

Аравин под тяжелым взглядом Александры Михайловны не стушевался. Выдержал прямо. Как бы ей не хотелось думать, что она контролирует ситуацию, оба знали, что в случае с Егором все ее слова не более, чем пустая бравада. Никогда ранее не прислушивался, и сейчас вряд ли бы стал нежничать. Но по затронутым Стасей причинам проявил уважение. Принял волнение бабы Шуры. Ответственность свою и без нее осознавал. Не нуждался в разъяснительных разговорах. Сам все понимал.

– Давно все обмозговал, – серьезно ответил Аравин. – И понимаю, о чем ты говоришь. Так что можешь быть спокойна насчет Стаси.

– Значит, мы друг друга поняли.

– Держи, ба, – стремительно возвратилась в кухню Стася с шалью в руках. Попыталась накинуть вязаное полотно на плечи Александре Михайловне.

Но та протестующе повела плечами.

– Спасибо, милая. Положи на стул.

– Ты же говорила, что замерзла? – в некотором смысле, Стася сердилась на бабу Шуру за подобные манипуляции. Но понимала, что за ними стоит искреннее волнение.

– А теперь мне стало жарко.

Стася на эту откровенную ложь отреагировала спокойно:

– Смотри сама. Если снова замерзнешь, накинь.

Пару часов спустя Аравин уехал домой, а Стася, банально тоскуя, ни на чем не могла нормально сконцентрироваться. Лежала в гостиной на диване с томиком пьес Чехова. Фоном работал телевизор, наполняя комнату дикими криками джунглей. А взгляд девушки то и дело устремлялся к спящему дисплею смартфона.

В ее голове разворачивались жаркие дискуссии, не имевшие, впрочем, никакого отношения ни к Чехову, ни к леопардам.

Ночью Стася переживала, что после их с Аравиным близости, утро будет неловким. Но на деле каким-то нескладным вышло их прощание. В двух шагах от них маячил Гриша, натирая ветровое стекло Мерседеса. Со скамьи странно поглядывал Иван Борисович. А баба Шура резво намывала окно, что выходило в передний двор.

Так сложно оказалось довольствоваться сухим «я позвоню» и поцелуем в лоб.

Сердце терзалось сомнениями. В мысли закрадывались дурацкие предположения. Так глупо было мучиться от разлуки в три часа, пережив ранее целых пять месяцев. Умом понимала, что до завтра чувства между ними не рассеются. Только вот грусть накатывала независимо от голоса разума.

В тот миг, когда Стася уже совсем утопала в своих тяжких думах, пришел Артем Соколовский.

– Привет, красотка! – живо поздоровался он, и Стасе пришлось натянуть на лицо ответную улыбку. – Чем занимаешься?

– Ерундой, – буркнула Стася, поднимая с живота книгу и как бы маяча Артему ею.

Она только заметила, что в порыве слепых терзаний нечаянно помяла несколько страниц в книге и, не поднимая головы от подушки, попыталась разровнять измятую бумагу.

– У тебя же вроде каникулы? Зачем тебе эта муть?

– Каникулы. Но домашнее задание никто не отменял. Почему-то некоторые светлые умы переживают о том, что школьникам на каникулах нечем заняться.

– И чтобы пресечь дурные помыслы, обеспеченные большим количеством свободного времени, вас загружают уроками, – шутливо констатировал Артем и уселся на диван, возложив ноги Стаси себе на колени. – Что тут у нас? – спросил, хватая из рук девушки книгу. – Антон Палыч Чехов. Занятненько!

– Угу, весьма.

– Как насчет нетривиального кинца? Я целый день занимался проектом по долбаному АЖЗ. И сейчас просто нуждаюсь в мозговой разгрузке.

Равнодушно посматривая на то, как Соколовский дергает ее шерстяные носки, Стася уклончиво пожала плечами.

Она не могла решить, нужна ли ей сегодня компания Артема.

– Не знаю. Я без настроения, – лениво откинула голову на диванную подушку.

– Ах, так, значит, Сладкова! Когда я тебе нужен, то бросай все и беги, спасай. А сама динамишь меня?

Склонившись к ней, Соколовский применил самый действенный способ ее уговорить. Щекотку.

– Ох, что ты… – прыснула от насильственного смеха Стася. – Что ты делаешь?.. А-а-а, перестань! – отпихивая парня, кричала она. – Ненавижу… Ненавижу щекотку…

– Я знаю. Так что? Ты подумала над моим предложением?

– О… хорошо. Хорошо! Только перестань уже.

Артем и правда убрал руки. Вскочив, рывком поднял Стасю на ноги.

– Ты бываешь таким идиотом, Соколовский! – не сдержала своего недовольства девушка. – Иди в кухню, возьми что-то из провизии. А я схожу за ноутом.

Раньше они смотрели фильмы в ее комнате. Валяясь либо на полу, либо на кровати. Но сегодня Стася решила, что подобная дружба больше не приемлема в силу того, что она теперь не свободна. И хотя Стася никогда не воспринимала объятия Артема выше дружеских, непонятным образом появился некий стопор. И вряд ли это укрылось от Соколовского.

– Ты сегодня какая-то напряженная, – сказал он, когда прошло пятнадцать минут фильма, а привычных комментариев от Стаси так и не услышал. – Я что-то сделал не так?

Повернувшись в сторону парня, Сладкова столкнулась с его взволнованным взглядом.

– Нет. Что ты выдумываешь, Артем? – устало спросила она.

– Настя, ты молчишь уже минут двадцать, – бросил ей в лицо, как серьезное обвинение.

Стася не растерялась. Рассмеялась.

– Фильм интересный. Вот и молчу, – развела руками в недоумении.

– Ага, конечно, – не поверил Соколовский. – Ты бы уже жужжала: какие краски, какие диалоги, какой задел... Что не так, я спрашиваю? – настойчиво спросил он.

– Просто мы выросли, – краснея, попыталась сказать полуправду. – И находиться в моей комнате вдвоем теперь… странно.

– Выросли? Только сегодня? – шокированно воспринял ее слова парень. – Я знаю тебя с пятнадцати лет. Не с пяти. Мы как бы всегда были немаленькими, – швырнул в нее пару попкорнин.

Непонятным образом это ее сильно взбесило. Сердито смахнув упавшее на футболку лакомство, Стася загребла из вазы приличную жменю.

– Сиди и помалкивай, если хочешь остаться в этом доме, – раздраженно выпалила, бросая в его сторону попкорн. – Теперь будет так!

Артем, вопреки ее желанию, успокаиваться не собирался.

– Серьезно, Настя? – вскочил на ноги. – Ты сейчас ведешь себя, как настоящая стерва! Мне дерьма и дома хватает! Думал, приду к тебе… потусим, как привыкли. Развеюсь! Ага!

Сжав пальцами переносицу, Стася попыталась привести дыхание в норму. Если бы не напоминание Соколовского о психологической обстановке его дома, она бы вышвырнула его сию минуту. Но зная, хоть и не понимая до конца того, как он тяжело переживает рождение сестры, смягчилась.

– Ладно. Прости, пожалуйста, что сорвалась, – простосердечно извинилась девушка. – Я же говорила, что не в духе сегодня. Садись и перемотай то, что мы упустили, пока спорили.

Артем не спешил принять ее извинения. Все еще выглядя уязвленным, задал вопрос без промаха:

– Это из-за Аравина?

Стася стойко выдержала его изучающий взгляд, но промолчала.

– Что он тебе сказал? – не унимался Соколовский. – Настя?!

– Боже, Артем! Что он мог мне сказать? – заорала в свою очередь. Ее сейчас бесило в нем все! Манера называть ее Настей. Привычка скидывать свое плохое настроение на других. И больше всего, постоянные придирки к Егору.

– Ты после встречи с ним всегда расстроенная ходишь, – упрямо заявил Артем. – Думаешь, я не замечаю?

– Я думаю, что ты крайне преувеличиваешь, – холодно произнесла Стася, как всегда быстро перегоревшая к ссоре. Скрестив руки на груди, отвернулась к экрану. – Перестань грузить меня, Артем. У меня нет настроения спорить. Даю тебе две минуты, чтобы решить, хочешь ли ты остаться.

Решение Соколовского не удивило Стасю. Он остался. Перемотал фильм. Только вот расслабленного вечера не получилось. Сердитое сопение и напряженное молчание на протяжении часа не способствовали эмоциональному отдыху. Попкорн остался в миске нетронутым, а многие детали фильма прошли мимо них.

– Что за жуткий цвет помады у Джей! – неожиданно подал голос Артем, практически в самом конце.

– Это марсала, – машинально пояснила Стася сиплым после долгого молчания голосом.

– Что?

– Глубокий винный цвет. Называется марсала. Модный сейчас.

– Кажется, я видел его на Нине Михайловне…, – припомнил парень. – Та сумасшедшая сумочка и платок!