– Лжешь, что плевать, – беспощадно уличил ее он. Дожимал до критической точки.

Реакция Сладковой была незамедлительной. Глаза полыхнули мерцающим малахитом. Брови от ярого недовольства сошлись на переносице. Стремительный негодующий вдох... и девичья ладонь хлестанула левую щеку Аравина. Жгучее пламя полоснуло кожу, но он этого будто не заметил. Сглотнул. Сжал челюсти.

Прицельно следил за Стасей.

– Конечно, лгу! – яростно закричала она. Ревность, как дьявольская червоточинка, успешно ела душу. Заставляла говорить, лгать, брать свои слова обратно, противоречить самой себе. – Не нахожу в себе силы смотреть на вас. Тебя и Риту, – в голосе неуправляемые волны дрожи и злости. Расплескивала эти чувства, исчерпав внутренние резервы самоконтроля. – Хоть убей меня, не могу!

– Напрасно, Мелкая. Напрасно, – голос Аравина звучал сильно, несмотря на то, что он ее, эту силу, сейчас не ощущал. – Повернут исключительно на тебе.

– Вот и ты зря бесишься, Егор. Хотя давно знаешь, что я тебя... Давно знаешь... – на волне злости не смогла договорить. – Душа горит от этих чувств. Но, закрывая глаза, я продолжаю идти. Ты считаешь: малолетка переменчивая. Думаешь так? А я не сверну, Егор, понимаешь? – отчаянно взывала к нему она.

И Аравин, тяжело вдохнув, выдал ответное признание:

– Не могу не беситься. Я ненавижу, когда ты с ним. Ненавижу, когда он касается твоих волос... твоей кожи... Все внутри меня полыхает яростью.

Гулкий ветер летел мимо Стаси. Земля под ногами плыла. Аравин бесповоротно разбередил душу. Сердце с лихими переменами билось в груди. Болезненно пульсировало. С трудом выполняло свою работу.

– Это все ненормально...

Егор был с ней согласен. Любовь, это эфемерное сатанинское чувство, должна быть легкой и радостной. Почему же они без конца отгребают горечь и боль? Часов счастья гораздо меньше. Но, бл*дь, они являлись такими основательными и мощными, что уже невозможно было отпустить из сердца.

– Я до сих пор не могу осознать то, что увидела там, на набережной... Каким я увидела тебя... – голос Стаси сломился, упал в своей высоте.

– Испугалась? – сипло спросил Аравин.

Девушка без промедления кивнула, и у него внутри все сжалось.

– Но не за себя.

– За у**ка этого? – едва не рыча, побуждал к развернутому ответу.

Стася отрицательно качнула головой.

– За тебя, Егор, – обхватила его лицо ладонями. – За тебя... Я... я... просто...

Девушку охватывала истерика. Фундамент треснул. Вот-вот посыпятся камни.

– Тише. Тише, Сладкая, – плавно скомандовал он, сжимая ее ладони и опуская их вниз.

Настал момент перестраивать. Направлять ее эмоции, помогая им излиться с наименьшей болью.

– Егор...

– Помолчи, принцесса, – закрыл ей рот ладонью, заставляя подчиняться и концентрироваться на его словах. Обхватывая второй рукой затылок, не давал пошевелиться. – Не нужно обо мне волноваться. Слышишь меня, Сладкая? Не стоит, – втолковывал, словно нерадивому ребенку. – Я кого угодно голыми руками в сечку покрошу. Потому что нет внутри меня жалости и человеколюбия, – голос нарочито стал жестче, размереннее. Не трудно было Аравину подбирать слова. Дав себе волю, ощущал, как они шли, словно бы самостоятельно, пропитанные задушенными чувствами. – Лишь ты стала исключением. Только ты, Стася, причиняешь настоящую боль. Абсолютное неудобство, – с каждым новым предложением высота его голоса поднималась. Речь оттенялась несвойственной ему быстротой. – Знаешь? Знаешь, почему тебя никогда не трону? Знаешь? Потому что люблю тебя! – свирепое надрывное признание. Выдохнул из себя. Вырвал для нее из черного звериного сердца. – Свободного куска внутри не осталось. Все ты захватила. Все!

Эти слова вторглись целенаправленно в сердце Стаси. Беспечно шаркая по живым тканям, вероломно обосновывались там. Прожигали изнутри. Ненадежный хрупкий нерв критически натянулся и пораженно лопнул. Целые фрагменты, смутные воспоминания выскользнули из него.

Сладкова растерялась. Рассыпалась. Глаза наполнились обильной влагой, и в одно короткое мгновение объемные капли скатились вниз.

Аравин видел слезы Стаси. Ощущал, как они сползали и сочились по его руке, но, исходя внутренним пламенем, некоторое время смотрел на них, будто на обязательный фрагмент этой исповеди.

Мучительно медленно грудная клетка расползалась по грубым швам. Но не все сегменты были порваны.

С колотящимся сердцем и густой пеленой перед глазами, позволил Стасе себя отпихнуть. Больше не пытался ее успокоить. Только смотрел на девушку немигающим цепким взглядом. Видел, как та упрямо растирает слезы по щекам, хрипло выдыхает и готовится сказать то, что совершенно точно убьет его. Он это чувствовал. Читал по ее глазам.

– Прости меня, – решительно выдала Сладкова, и по спине Аравина прошелся ледяной озноб. – Прости, Егор, – в ее голосе слышались такие полутона и оттенки, такая непривычная сила. Нереально было понять, что она в данный момент чувствует. Будто скопилось в ее душе всего и помногу. – За то, что неудобна тебе. За то, что хочу быть твоей слабостью. За то, что люблю тебя слепо и эгоистично, невзирая на все запреты. За то, что буду упорствовать в своих чувствах.

Обострила, отчеканила, казалось бы, простые слова: «хочу», «люблю», «буду». В мелкую пыль стерла гибельную душу Аравина. Внутри него все затрещало от силы сумасшедшего перерождения эмоций.

Терпеливо ждал, когда чувства пойдут на спад. Но Стася продолжала срывать все засовы и латки.

– Не хочу быть похоронным маршем в твоей душе, Аравин. Не хочу толкать на необдуманные поступки. Мне стыдно признаваться, но в тот момент я волновалась исключительно о тебе, потому что твоя злость... твои действия могли навредить тебе. Косвенно. Ты понимаешь? Понимаешь, Егор.

Старалась донести до него всю тонкость своих внутренних ощущений. Открывала ему душу. Демонстрировала непосильное бремя, таившееся в самой сердцевине. Пересоленные чувства. Острые зазубрины одиночества. Резкие переходы тонких материй.

Полный диск луны равнодушно освещал бескрайнее пространство. Позволял увидеть смену эмоций на лице Аравина, когда он, качнувшись на пятках, заторможенно моргнул.

Расширенные зрачки. Пронзительный взгляд.

– А если я скажу, что все умышленно, Стася? Что дышу дурными помыслами. Хочу тебя. Что тогда? – этими твердыми внушительными словами Аравин грубо замкнул круг ее восприятия. Разбил ее вдребезги. – Я преднамеренно украл тебя, Сладкая. Заманил на независимую территорию. Расчетливо и эгоистично дестабилизировал твою психику, – его голос выдержанный, низкий, опасный. Не было в нем и грамма раскаяния. Будто желал шокировать Сладкову сильнее прежнего. И у него это получалось. – Здесь, Стася... Здесь ты только моя.

С ее тела внезапно схлынуло природное тепло. По бледнеющей коже забродили колкие мурашки.

– И что дальше? – упавшим голосом спросила девушка.

– К черту все ограничения и правила!

Резкий выдох сорвался с ее приоткрытых губ.

– Егор...

– Подойди.

Слегка оттолкнувшись носками, заставила себя двигаться вперед. Останавливаясь перед ним, бессознательно задержала дыхание.

Аравин напряженно сглотнул. Потянулся к ней, бережно касаясь растрепанных волос. Трепетно скользнул к щеке. Шероховатые ссадины на согнутых суставах приятно раздражали Стасину кожу. Будоражили рецепторы. И она закрыла глаза, подчиняясь долгожданной ласке.

Ощутила, как Егор неторопливо спустил руку к ее шее, постепенно воспаляя восприимчивую кожу, исследовал все открытые участки. Выпирающие ключицы, скромную впадинку между грудей, поникшие плечи. Ей казалось, еще секунда, и от одних этих нехитрых сдержанных ласк из нее полетят искры.

Сдавленно глотая воздух, Стася только сейчас понимала, что без Егора и не дышала вовсе. Жила инерцией, скопленными воспоминаниями. Вновь настолько близко ощутить его – это синхронный эмоциональный и физический шок.

А Аравин скользил все ниже в своем сознании. Разлетался от изнуряющих тело желаний.

«Стася...»

Ее близость. Теплота, упругость и мягкость тела. Нереальное воплощение его непреоборимых желаний. Наматывая на кулак мертвые нервные волокна, понимал, что безжалостно истратил их ради Стаси. И потратит еще несметное количество в ее пользу.

С ней Аравин переставал быть бездушным ублюдком. Просто любил ее больше собственной жизни. Больше фактически возможного. Выше всех здравых пределов.

– Боишься меня, Сладкая?

– Нет. Не боюсь, – прошелестела девушка, открывая глаза.

Егор не мог досконально отследить наполненность ее голоса, так как она приглушала его. Но тот определенно звучал уверенно.

– Хорошо, – скрепил руки на Стасиных плечах. Неосторожно сжал, всматриваясь, утопая в глубине ее глаз.

– Ты тосковал без меня, Егорушка? Ответь же, тосковал? – жарко спросила девушка.

– Тосковал.

Аравин отклонился. Затем, разорванно дыша, снова наклонился к Стасе, застывая мутным взглядом на алых губах. Они попеременно дрожали нежными частыми вздохами.

Хотелось стереть эту помаду. Хотелось... Сладкову настырно хотелось. Просто здесь и сейчас.

Вдохнуть ее глубже. Глотнуть ее. Попробовать.

Руки обхватили талию. Крепко стиснули в безмерном стремлении близости. Поднял глаза чуть выше. Столкнувшись с чувственным взглядом Стаси, уже не мог увести свой в сторону. Сердцебиение скоротечно усилилось, отдаваясь гулким грохотом в висках.

Глубоко вдохнул и чрезвычайно медленно выдохнул. Хотел наполнить ее своей любовью снизу доверху. Но, склонившись губами к ее губам, едва коснувшись нежной плоти, ощутил голод, пронизывающий тело острыми спицами.  Бесконтрольно жестко надавил на мягкие губы Стаси. А она не сопротивлялась его резкости. С глухим стоном подставлялась. Захлебываясь воздухом, позволяла ему кусать сочную плоть губ и слизывать с них вишневую сладость помады. Торопился добраться до истинного вкуса Сладковой. Уже практически бредил им.

Так давно ее не целовал. Так давно это было. Будто год назад. Словно в другой жизни. И не было больше сил следить за моралью. За выдуманным совершенством всего человечества. За своей истертой кольчугой и Стасиной хрупкостью. Целовал жадно. Поглощая прелестные обрывистые вздохи своей принцессы, позволял рукам свободно путешествовать по желанному телу.

«Господи... Преклоняю колени. Отсекай.»

Небо развернулось стремительным шумным дождем. Увесистый холодный каскад ужалил разогретую кожу Аравина. Что-то произошло... Пробивным толчком, заставляя задыхаться, сместилось внутри него. И без того помутненное сознание вскрылось пульсирующими вспышками. Движения стали грубее, наступательнее, отчаяннее. Рывком подхватил Сладкову на руки. Стиснул до хруста в костях, когда стройные ноги с готовностью обхватили его талию. Дернул мокрые волосы назад, за спину. Беспечно смял промокающую ткань платья на вздымающейся девичьей груди.

Стася возмущенно шипела, шумно вздыхала, что-то бессвязно бормотала. Жаркими поцелуями ответно раздражала его кожу. Отрывая Егора от себя, неосознанно оставляла страстные метки на его шее и подбородке.

Влажная ткань футболки позволяла полноценно ощущать раздутые от напряжения мышцы Аравина. С упоение неслась ладонями по широким плечам и крепким грудным мышцам. Зарывала пальцы в короткие жесткие волосы на затылке. Гладила сильную шею, стирала с горячей кожи холодные дождевые капли. Любила Егора до сумасшествия.

Шагнув под раскидистую тень высокого дерева, Аравин прислонил Стасю к толстому шершавому стволу. Шквальные порывы дождя и ветра скрывали протестующий треск их одежды. Скрадывали обхват восприятия. Обволакивали окружающий мир в безликие формы и фактуры. Отсекали их островок от бескрайней реальности.

– Я бы тебя... – сиплый голос Егора оборвался.

– Что?..

– Я бы тебя залюбил. Затр*хал бы до изнеможения. Моего. Не твоего. Ты, Сладкая, быстро устанешь.

Откровенная пошлость этих слов прожгла дыру в Стасиной душе. Она содрогнулась. Пришла в неистовое волнение, готовая следовать за Аравиным до конца.

– Что, если я тоже об этом думаю? – дерзко выпалила ему в губы. – Не сплю ночами, Егор... Задыхаюсь, мечтая ощущать на себе твои руки.

– Черт возьми, Стася... Черт возьми! – тяжело прохрипел Аравин, сталкиваясь с девушкой воспаленными взглядами. Силой прижался ртом к ее губам. Поймав припухшую от его бесконтрольных ласк плоть, терзал в новом жаждущем поцелуе.