– Так ты и он... ты с ним?

– Да, с ним.

– Просто пи*дец, бл*дь! – сердито выкрикнул Соколовский. – Я тебя... я всегда... – глаза Соколовского заблестели, и несколько дорожек прочертили лицо. Сердце Стаси отозвалось на это мучительной пульсацией. – Я любил тебя! – с болью в голосе признался парень. – А ты...

– Артем, я... Мне очень жаль, – ей было трудно подобрать слова. Любые слова в данном случае казались ей либо жестокими, либо безразличными. А Стася знала, как сильно может ранить и то, и другое. Но она старалась оставаться честной с Артемом. – Даже если бы не было Егора... Я всегда относилась к тебе только, как к другу. И, как друга, я тоже люблю тебя... Как друга, Артем.

– Нет... Замолчи! Ты просто... просто... Не хочу больше тебя видеть! – сердито выдал Артем, смахивая с кухонного стола вазу с цветами.

Грохот, треск, всплеск и лязг осколков по деревянному полу впивались в Стасино сознание болезненными шипами.

– Мне жаль, Артем... – повторила она. – Жаль, что так вышло. Я никогда не хотела причинить тебе боль.

– Да пошла ты...

Соколовский покинул помещение, а Стася, словно окаменев, продолжала стоять и смотреть в пустоту. Чувство вины затапливало ее сверху донизу, и она никак не могла с этим справиться.

– Почему ты здесь?

Сладкова испуганно выдохнула и едва удержала равновесие, услышав голос Егора за спиной.

– Артем... – не оборачиваясь, обхватила себя руками. – Пришлось рассказать ему о нас, и он... Ну, он расстроился.

Только произнеся это вслух, Стася ощутила облегчение.

– Он что-то сделал? – в голосе Аравина сквозила знакомая жесткость. – Обидел тебя?

– Нет, – поспешно заверила Стася, разворачиваясь к Егору лицом. – Нет. Правда, все нормально. Просто... я тоже расстроилась, что все так получилось.

Аравин обнял ее, привлекая к груди.

– Никому не давай себя обидеть, Стася. Даже тем, кто тебе по-настоящему дорог. Никто не стоит твоих слез и переживаний.

– Ох, Егор...

– Ты меня поняла?

Закрывая глаза, позволила его словам разместиться в своем сознании.

– Да.

– Вот и хорошо.


***

– Анастасия Романовна!

Стася вздрогнула всем телом, когда из темноты деревьев к ней вынырнул незнакомый мужчина. Но незнакомым он ей показался только вначале, потом она узнала Труханова.

Девушка непроизвольно сильнее сжала кожаный ремешок сумки и напряженно уставилась на него.

– Анастасия Романовна, – с театральным восклицанием сказал Динамит, – позвольте от всего сердца поздравить вас с днем рождения!

– Что ты, с*ка, себе позволяешь? – процедил Аравин, выступая вперед.

– Да вот... пришел поздравить твою красавицу с совершеннолетием, – фальшивя улыбкой, протянул Стасе букет шикарных черных роз. – Честно говоря, я истосковался по вашей сладкой парочке.

Сладкова застыла, не решаясь принять от Труханова столь странный букет. У нее от него мороз по коже пошел.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила она, оставаясь стоять на месте.

Тогда Динамит сам сделал шаг в ее сторону и пихнул в руки букет. Из уст Стаси слетел испуганный вскрик, но Аравин тут же шарпанул на себя дорогую алую обертку и бросил букет на подъездную дорожку прямиком под ноги Труханову. Оттолкнул его за грудки в сторону, подальше от Стаси. Наблюдая, как тот качнулся на пятках, но удержал равновесие, сделал молниеносный размах.

Удар пришелся Динамиту в переносицу. Он крякнул и коротко застонал от резкой боли. А затем ринулся к Аравину с ответной атакой. Егор уклонился, но кулак Труханова царапнул левую скулу.

Завязалась банальная уличная драка без правил и тактики. Только сила и ярость управляли мужчинами. Руководствовались не желанием кому-то доказать свое мастерство, а диким стремлением искалечить и причинить боль.

Когда подоспели Прохоров с Гришей и растянули обезумевших бойцов, оба были в крови и грязи.

– Если ты, Динамит, когда-нибудь еще хоть слово скажешь о ней... – тяжело дыша, грубо пробасил Аравин. – Если просто произнесешь ее имя... или, не дай Бог, еще раз приблизишься... – утирая сочившуюся из носа кровь, зло ухмыльнулся. – Моя ответка по вкусу тебе не придется. Я убью тебя, Динамит. Я тебя убью, и глазом не моргну, – с пугающей легкостью, словно напевая, произнес Егор. Засмеялся, приводя своим безумием в немой шок всех присутствующих. – И я, мать твою, не шучу. Я просто больше не собираюсь тебя терпеть, – стремительно сменил выражение своего лица, становясь серьезным. – Ты, с*ка, думаешь, мне пояс твой нужен? Ты, бл*дь, думаешь, мне свой нужен? Профессиональный бокс? Мне пох*й на все это дерьмо! Почти пятнадцать лет я жил на ринге только потому, что не имел других вариантов. Бокс – не конечная цель. И мне наср*ть, даже если меня дисквалифицируют.

Динамит не делал никаких попыток стереть с лица кровь. Просто стоял и слушал Аравина.

– Что ж... – сказал он. – Ты больной ублюдок, если говоришь правду. Но мне плевать на это, Волчара! На твой психоз и малолетку твою плевать! И как давно ты ее трахаешь, мне тоже пох*й. Я собираюсь победить любой ценной. Я, бл*дь, буду тебе сниться. Если надо, и твоей девчонке заодно. Я буду удавкой, не позволяющей свободно двигаться и дышать полной грудью.

Труханов оперировал обширной информацией, мог свободно ею поделиться с нужными людьми и создать Аравину проблемы. Только не это ему было нужно. Он работал над моральным состоянием своего соперника. Он, мать вашу, с самого начала учуял, что эта маленькая сучка крайне важна для Волчары.  И он, черт возьми, не ошибся. Динамит хотел, чтобы Аравин дошел до боя и вышел на ринг психологически уязвимым.

– Не получится, Труханов, – спокойно заявил Егор, когда соперник уже развернулся, чтобы уйти. – Я знаю о девушке, которую ты закопал, – эта фраза прорезала воздух, будто кровавая молния. Все, кроме Аравина, застыли. Дышать перестали. – Я нашел ее. Свидетель есть. Место захоронения знаю. Сам лично там побывал. Своими глазами видел.

Труханов медленно развернулся и засмеялся, будто услышал немыслимый бред. Только вот глаза выдали тот факт, что он, с*ка, наконец, занервничал.

– Что?

– Лесополоса на западе, вблизи Левино. Инна Матвеева, пропавшая без вести в две тысячи десятом, – сухо выдал голые факты Аравин.

– Откуда... Что за бред?

– Твой брат, – едва Аравин узнал о том, что братья Трухановы не в ладах, нашел того в Санкт-Петербурге. Много чего рассказал тот ему. За хороший куш сдал Динамита слету. – С*ка, даже родной брат тебя ненавидит. Сказал, что тебя, тварь, нужно было задушить еще в младенчестве.

– Мой брат – конченный наркоман! За бабло он и не такое расскажет.

– Я тоже так подумал. Пока не раскопал, не сопоставил все сказанные им факты. Теперь мой человек наблюдает за могилой. Я держу тебя на прицеле, Динамит. Так что не вздумай туда соваться. Пойдешь заметать следы, считай, рядом выроешь себе могилу. Намеренно все это говорю при них, – небрежно раскинул руки по сторонам. Гриша, Прохоров, Стася едва дышали, шокированные свалившейся на них информацией. – Они будут молчать, сколько нужно. И ты их не тронешь. Иначе... все всплывет.

– Значит так, Аравин?

– Я всего лишь нашел информацию, Динамит. Не собирался ее использовать, пока ты вел себя относительно разумно.

Лицо Труханова исказила гримаса бессильного гнева.

– Хорошо, Волчара. Встретимся, мать твою, на ринге! Только не рассчитывай, что все будет просто... Даже не думай!

– Отлично.

– Это правда? – подал голос Димка, когда Труханов уехал.

– Бл*дь, ты тормоз? – резко зашипел на него Гриша. – Если бы не было правдой, с какого перепуга Динамит это проглотил?

– Отлично, человек-робот, – огрызнулся Прохоров с иронией. – Теперь я сомневаюсь на двадцать пять процентов меньше.

– Клоун...

– Все правда, – сухо подытожил Аравин. – На самом деле, я узнал несколько историй из жизни Труханова, но эта самая гнилая.

– Я, бл*дь... я в чертовом шоке! – выдохнул Димка в сложенные ладони. Присел на корточки, растирая лицо. Потом и вовсе уселся задницей на тротуарную плитку. – И все мы в полном дерьме.

– Нет, – отрицательно покачал головой Аравин. – Он заглохнет, вот увидишь. Он загнан в угол. Не сможет ничего сделать.

– Загнанный зверь крайне отчаян, – тихо сказал Гриша, усаживаясь рядом с Прохоровым и протягивая ему сигарету. После того, как Димка без колебаний принял ее, сам закурил. – Нужно оставаться очень осторожными, Егор. Больше, чем мы раньше думали.

– Знаю, – согласился Аравин, опускаясь на корточки.

Только Стася молчала. Протянув Егору салфетки, присела рядом с парнями на свою дорожную сумку и сняла туфли. Прикурив сигарету, Аравин пристально следил за девушкой, но она прятала взгляд. Склонив голову, рассеянно водила по газонной траве босыми ногами. Тихо вдыхала через приоткрытые губы и молчала. Потом и вовсе, нагибая голову к подтянутым коленям, загородилась волосами, будто ширмой.

– Мы надерем Динамиту задницу! – запальчиво выдал Димка, и губы Гриши изогнулись в слабой улыбке. – Я уверен, после боя он будет перемолот в фарш. Мы с Егором два года бок о бок. Я точно знаю силу его удара.

– Такой собаке, как Труханов, невольно хочется пожелать больше, – сказал Гриша, сплевывая в траву перед собой.

– Да уж... Не говори, – согласился Прохоров. – С первых самостоятельных шагов нам впаривают о необходимости быть открытыми, дружелюбными, вежливыми... Об этом пишут в каждой поганой книжке, где добро всегда побеждает зло. Вынеси, мол, это зерно истины. Как бы не так, *б вашу мать... Реальность с каждым разом все больше опровергает заявленные стандарты. Окружающие не отвечают добром на твое добро, сильные отбирают у слабых, зло остается безнаказанным... И самое обидное... не осталось, во что верить.

– В себя, Димка, – отрешенно произнес Егор, выбрасывая окурок. – Нужно верить в себя.


***

Аравин все ждал, когда Стася заговорит. Но она хранила молчание и по дороге домой, и в квартире, и в душе. Спокойно разделась донага. Бросила светлое платье в груду с окровавленной одеждой Егора. Щелкнула застежкой лифчика и спустила его по плечам, на пол. Скатила по бедрам белые трусики и, отшвырнув их ногой, шагнула в душевую кабинку к Егору.

После случившегося ничто не располагало к интиму.

Аравин ощущал себя монстром. Словно грязь сочилась не только по внешней оболочке тела. Будто темный морок клубился внутри него. Словно он тащил за собой черноту и гниль.

Встал к Стасе боком, пытаясь не пялиться на ее обнаженное тело. Но, черт возьми, буквально чувствовал присутствие девушки. Слышал ее, улавливал боковым зрением движения, вдыхал запах. Упираясь руками в черный кафель перед собой, впервые стыдился своей эрекции. Не удавалось ровно дышать. Грязный, окровавленный, все еще переполненный собственной жестокостью – он возбуждался.

Раны саднило и жгло, но все это воспринималось как-то отстраненно. Перед глазами плыло из-за других ощущений. И не знал он, что сказать ей. Какие слова способны были смыть подобные эмоции?

Повернул голову. Встретился со Стасей взглядом. Она вмиг застыла, прекращая мыться. Замерла руками на плечах, позволяя мелкому распылению воды лениво скатывать пышную пену. Открыто посмотрела на Егора, давала ему возможность заглянуть внутрь нее.

Дрожь скользнула по мокрому телу. Сердце стремительно заколотилось. Пальцы на ногах поджались.

– Не молчи, Стася, – хрипло выдавил Аравин, потирая подбородок о плечо поднятой руки и не отрывая от девушки взгляда. – Говори, как есть.

– Чего ты ждешь, Егор?

– Правды. Хочу знать, о чем ты столько времени думаешь.

Ее руки начали двигаться, мягко массируя голую кожу плеч и шеи. Золотой ободок блестел на безымянном пальце, заставлял сердце Егора наполняться безграничными и дикими чувствами.

– Если ты ждешь, что я заплачу, зайдусь в истерике, то ты ошибаешься. Я просто не хочу обсуждать произошедшее.

– Это и странно. Не похоже на тебя.

Невольно следовал глазами за ее руками, скользящими по плавным изгибам тела. Сгорал изнутри.

– Я перегружена, ясно? Ваша драка, эта информация, нечеловеческая жестокость... Я просто не готова была с этим столкнуться. И я не хочу это обсуждать.

Аравин тяжело кивнул. Тело требовало обнять ее, подчинить себе, вытряхнуть из нее то, что она не хотела говорить. Но Егор не смел этого сделать. Испытывал страх ее сломать. Боялся того, что может от нее услышать.