И главное — как? Как говорить с ней теперь, какие слова смогут исправить то, что она натворила?

Лиза появилась неожиданно. Увидела Ольгу и остановилась, напуганная.

— Не убегай, — попросила Ольга, вставая. — Я только хочу поговорить.

Молча вошли в подъезд, поднялись по ступенькам. Ольга поверить не могла, что все это произошло всего несколько дней назад, казалось — прошли месяцы или даже годы.

— Прости меня, — сказала Ольга, когда они прошли в кухню и сели друг напротив друга. — Я… Не хотела.

— Зачем ты это сделала? Ответь мне честно: зачем?

Рука потянулась за сигаретами и сумка от этого движения упала на пол, рассыпая содержимое. Ольга нащупала пачку и наконец закурила.

— Я скажу, только выслушай, потому что это будет непросто. Я начала влюбляться и испугалась этого до безумия. Иногда мне казалось, что в тебя, иногда — что в нее, иногда — что в вас обеих. Это было ужасно, потому что мне не было это нужно, я этого не хотела! Не знаю, кому я мстила в эту ночь, но это была не я. Я не такая, Лиза, правда. Клянусь, я совсем не такая!

Лиза помолчала, не глядя на Ольгу. И заговорила тихо и отчаянно:

— Ты даже не поцеловала меня… И мыла руки, будто я… Будто я грязная…

Ольга сжалась от боли. Каждое произнесенное Лизой слово было будто очередной удар ножом под сердце.

— Мне жаль! — Крикнула она, не сдержавшись. — Если бы ты знала, как мне жаль!

Ей очень хотелось плакать, но было нельзя. Она должна была до конца пройти через это, прожить это так же, как проживала эти дни Лиза.

— Мы с Инной расстались, — сказала Лиза. — Но не потому, что я хочу быть с тобой. Я не хочу. Единственное, что мне сейчас нужно — это спрятаться куда-нибудь, где меня никто не увидит.

Помолчали. Рядом засвистел закипевший чайник. А Лиза вдруг посмотрела на него и перевела взгляд на Ольгу.

— Ты пришла за прощением? Забирай. Забирай его с собой и уходи, потому что больше мне тебе дать нечего.


Глава 13. Я выключаю свет.


От кого: Ольга Будина <Budina@find.ru>

Кому: Алиса <Alice@mail.ru>

Черновик.


Что еще должно произойти для того, чтобы я поняла бессмысленность и глупость борьбы с собой? До какого дна в своей душе я должна дойти, чтобы понять: обычная человеческая жизнь не для меня, и обычные человеческие люди — не для меня тоже? Сколько еще жизней будет разбито мною прежде чем я осознаю, что я просто не вижу в людях людей? А? Сколько?

Ты — такое же дерьмо, как и я. Чуть лучше или чуть хуже — это не играет роли, потому что понятие это абсолютное, и от этого никуда не денешься.

Может, все дело в смирении? Может, я должна, как мама однажды, смириться с тем, что вот это — мой путь, и другого не будет? Может, я должна принять себя вот такой и успокоиться наконец? Надеясь только на то, что на том свете (если он, конечно, существует) мне наконец воздадут по заслугам?

А?


Ольга позвонила в дверь. Глубоко вдохнула и позвонила снова. Из квартиры послышался шум, дверь открылась и на пороге Ольга увидела Иннину подругу.

— Ты что здесь делаешь? — Спросила она в лоб, забыв поздороваться.

— Мне нужна Инна.

Ольга отстранила подругу со своего пути и прошла в квартиру. Инна лежала на диване, завернувшись в плед — бледная и несчастная.

— Привет, — сказала Ольга тихо. — Мы можем поговорить?

Взгляд, которым ее наградили, был красноречивей любых слов. Инна молча отвернулась, уткнувшись носом в подушку.

— Мне очень стыдно за то, что я сделала, — сказала Ольга, глядя на ее затылок. — Сегодня я просила у Лизы прощения. Она меня простила.

Она увидела, как судорога проходит по Инниному телу, и поспешила объяснить:

— Нет. Ты не поняла. Никаких отношений — да я никогда их с ней и не хотела. Если откровенно, я сказала ей, что влюблена, а она меня прогнала.

— Зачем? — Тихо спросила Инна, повернувшись наконец к Ольге.

Ольга пожала плечами.

— Считай это ложью во благо, если хочешь.

Она сделала шаг и присела на край Инниного дивана. Нащупала пальцами холодную руку, сжала.

— Дай мне шанс, — сказала тихо, замирая сердцем. — Я не такая, какой ты меня видишь, правда. Ведь у тебя что-то ко мне было — я это видела и чувствовала. Дай мне шанс все сделать иначе, и может быть у нас получится?

Инна села на диване и отняла у Ольги руку. Посмотрела внимательно. И по этому взгляду Ольга поняла: нет. Нет. Ничего не будет. Ничего и никогда уже не будет.

— Она любит тебя, — обреченно произнесла Ольга, отвечая на незаданный вопрос. И улыбнулась. — Знаешь… Ты самый непостижимый человек, которого я встречала в этой жизни. Дорого бы я отдала за то, чтобы ты любила меня так, как любишь ее.


От кого: Ольга Будина <Budina@find.ru>

Кому: Алиса <Alice@mail.ru>

Черновик.




Все прошло, и ничего не осталось. Одни сожаления о бездарно и глупо растраченном времени, когда я пыталась что-то доказать самой себе. Даже маме было доказывать проще — был шанс, что сработает. Себе же доказать ничего невозможно. Ты либо можешь, либо нет. А пытаться врать, что можешь — глупо и бессмысленно.

Я не уверена, что могу и должна отправить тебе все это. Но ты была первой, и… Впрочем, нет. Не первой. Первой была Светка. Помнишь, когда мы еще не встречались лично, ты однажды звонила мне и просила «не делать этого»? Так вот, я сделала. И первой моей женщиной была она, а не ты.

В чем разница между любовью и болью? И от той, и от другой сердце раздирает на куски, по интенсивности эти чувства очень похожи. Так в чем разница, ответь? Может быть, удар по лицу ничем не отличается от поцелуя? А?

Ненавижу себя и ненавижу свою жизнь. Как можно было дойти до такого? Как?


Лара не звонила. Не писала. И Ольга не звонила и не писала ей тоже. После того, что она сделала — какое право она имела? Но мыслям и чувствам бесполезно было рассказывать про права — и каждую секунду, каждый миг Ольга думала о Ларе.

Белый свитер и синие джинсы. Крепкий чай на холодной улице, завернувшись в одно на двоих одеяло. Запах сигарет от кожи, волос. Сильные руки, сжимающие плечи. Ладонь на груди и тихое «послушай, как бьется».


От кого: Ольга Будина <Budina@find.ru>

Кому: Алиса <Alice@mail.ru>

Черновик.




Любила ли я тебя? Нет, конечно, нет. Наверное, в тебе я чувствовала нечто, что было и во мне самой. И бросалась на тебя как на пришельца того же вида, той же планеты. Бросалась, сочиняя сказочки про плохих и хороших девочек, которые не могут быть вместе.

Мне казалось, что я — плохая, а ты — хорошая. Но самое смешное, что тогда все было ровно наоборот.


В ноябре в Таганрог прилетела Ковальская. Они встретились в «Старом замке» на Петровской, и Ольга удивилась, как сильно Ксения изменилась за прошедшие несколько месяцев.

— Паршиво выглядишь, — сказала Ольга, целуя ее в заострившуюся еще больше щеку. — Не ожидала так скоро тебя увидеть.

— Я и сама не ожидала, — ответила Ксения, усаживаясь напротив и заказывая бокал виски. — Впрочем, я по делу. Хочу предложить тебе свое место в компании.

Ольга засмеялась. Игорь. Года не прошло — а вот он, зовет обратно, намекает, приманивает. Вот уж нет, милый. Вот уж нет.

— Давай так, — сказала она вслух. — Твое предложение меня не интересует, и абсолютно уверена, что приехала ты не за этим. Переходи к настоящему делу, или я пойду.

Она видела, что Ксения колеблется. Пьет свой виски, рассматривает ногти на пальцах, снова пьет.

— Да говори уже, — вырвалось у Ольги.

И Ксения начала рассказывать.

Многое Ольга и так уже знала, но — как оказалось — далеко не все. Значит, женщина, которую Ксения так трепетно и нежно любит — школьная учительница? Да разве ж так бывает? Разве можно любить так долго?

А Ксения тем временем рассказывала о том, сколько она сделала плохого, чтобы эта учительница осталась с ней. Сколько сделала ужасного, чтобы обеспечить своей женщине призрачное счастье.

— Я поняла, — сказала Ольга, когда Ксения закончила. — Ты то еще дерьмо. И что дальше?

— А дальше, — Ксения усмехнулась. — Дальше я должна ее отпустить. Потому что только так у нее будет шанс построить настоящие отношения и быть счастливой.

Ольга покачала головой.

— Но если ты так ее любишь… Если она так тебя любит… Почему ты лишаешь вас возможности?

Она не успела договорить. Ксения посмотрела на нее волчьим взглядом и зашипела:

— Да потому что я так больше не могу! Я чертовы двадцать лет ощущаю все это настолько сильно, что странно, почему у меня до сих пор не разорвалось к чертовой матери сердце. Слишком сильная любовь, слишком сильная боль… Думаешь, я хочу этого для нее? Нет. Не хочу.

Ольга протянула руку и успокаивающе погладила Ксенину ладонь.

— Знаешь… — сказала она тихо. — Я тут успела слегка влюбиться.

Она поймала удивленный Ксенин взгляд и улыбнулась.

— Нет, это не стало взаимным, но… Но я задумалась. Что со мной не так? Почему я вечно выбираю людей, с которыми у меня априори ничего не может получиться? Вот ты сейчас рассказывала мне свою историю, а я думала, что не смогла бы так. Любить без взаимности двадцать лет. Знать, что ничего никогда не будет — и все равно любить. Быть рядом, защищать, и опять любить…

Нагнулась, посмотрела Ксении в глаза.

— Что ты теряешь? А? Ну скажи, что ты теряешь, если она уйдет? Ты так долго была без нее, одна, и вполне умеешь самостоятельно справляться с компотом своих чувств.

— Ты хочешь сказать…

— Да. Пусть идет. Ты не ее должна отпустить в первую очередь, а себя. Выйди из этого замкнутого круга, вздохни свободнее. Поживи для себя. Может, ничего из этого не выйдет, а может, ты удивишься, как много всего появится в твоей жизни с ее уходом. Кто знает?

— Кто знает… — Тихо повторила Ксения. — Кто знает…

Она молчала, разглядывая бокал с виски, а Ольга улыбалась и думала. Похоже, она только что произнесла вслух рецепт. Рецепт, который, возможно, совсем не подойдет Ксении, но который подойдет ей самой.


Глава 14. Прости, я не одета.


— Вы понимаете, что каждый последующий аборт — это риск того, что вы больше никогда не сможете иметь детей?

Этот милый доктор смотрел на нее так дружелюбно, так ласково и немного осуждающе, что ей даже стало его жалко. Но сидение в гинекологическом кресле в позе «ноги выше головы» не слишком располагает к сочувствию, поэтому Ольга только улыбнулась, покачала туда-сюда ногами на специальных подставках, и ничего не ответила.

Доктор вздохнул и сдался.

— Я выпишу вам направление, на завтра. Можете одеваться.

Он очень забавно прятал глаза и смущался, и Ольге захотелось немного пошалить.

— Как же? — Возмутилась она. — А разве вы не будете делать мне процедуру… Такую, знаете, когда врач вводит во влагалище пластиковый прибор…

Она, конечно же, прекрасно знала, как называется этот прибор, и как называется сама процедура, но смотреть на краснеющего доктора было слишком приятно и весело.

— Нет, УЗИ сегодня не будет, — он с большим трудом взял в себя в руки и ушел к столу, оставив ее за ширмой — одеваться.

Ольга грациозно (насколько это вообще возможно в сложившейся ситуации) слезла с кресла, и принялась надевать одежду. Сначала кружевные невесомые трусики, потом — пояс от чулок и короткую черную, с небольшим разрезом, юбку. Завершили ансамбль туфли на высоком каблуке — фиолетовые, с зелеными заплатами — самые модные этой осенью.

Накинув на плечи тонкую курточку и поправив прическу, Ольга подмигнула доктору, забрала направление и вышла в коридор. Несколько дней назад она впервые за долгое время коротко подстриглась и даже перекрасила рыжие волосы в кипельно-белый, так что теперь постоянно хотелось трогать голову — то ли руки никак не могли поверить в изменения, то ли им настолько нравился новый Ольгин стиль.

На улице ее ждал сверкающий Фольксваген кабриолет — красный, с красными же кожаными сиденьями и матово-черной приборной панелью.

— Стоило переехать в эту Тмутаракань, чтобы заиметь такую машину, — в сто сорок восьмой раз за последний месяц подумала Ольга, щелкая брелоком сигнализации.

Она села в машину, бросила сумку на сиденье рядом с собой, и выехала с парковки, посигналив на ходу зазевавшейся «Хонде».

По Петровской улице доехала до конца, вывернула к порту, и инстинктивно увеличила скорость. В памяти всплыл старый разговор — она всегда вспоминала о нем, когда проезжала здесь, и всегда недовольно морщилась.