Влад подвел Настю к креслу во главе стола, выдвинул незадействованный на переговорах стул, на который не попали капли крови, но девушка отрицательно мотнула головой. Тревога разгоралась в ней с новой силой, и даже нежные прикосновения любимого мужчины сейчас не могли ее погасить.

- Кто же теперь возглавит Синдикат и сделает его крепче и неуязвимее? - Гуляев скрестил пальцы в замок, упираясь локтями о спинку кресла. - Я знаю, вы ждете моей фразы, что я собрал вас для того, чтобы сделать выбор. А что делать в том случае, если вы недостойны быть избранными? Никто из вас?

Влад отпустил руку Насти и выпрямился. Только сейчас она почувствовала его напряжение. Театр не закончился. Гуляев продолжал играть свою роль - ту самую, которая казалась понятной лишь на первый взгляд. Настя повернула голову, но тут же внутренне вздрогнула от странного ощущения. Словно все мысли разом зависли в невесомости, а шум в ушах трансформировался в четкий приказ, прозвучавший в голове.

“Убей его”.

Что это было? Она сходила с ума? Но разве не этот самый голос направлял ее ладонь с зажатым в ней скальпелем? И тогда у нее не было сомнений в том, кому он принадлежит.

“Света?..”

“Разуй глаза, Краснова! Как ты могла забыть о политике Синдиката? Ты не знаешь, что делают с сильнейшими?”

Настя сжала пальцы в кулак. Речь Гуляева, которая до того казалась обыкновенным позерством, постепенно начала обретать зловещий смысл.

- Я долго наблюдал за тем, что происходит в Синдикате. Пора вмешаться тому, кто наведет окончательный порядок. И никто из вас не подходит для этой цели. Мною принято решение о полной замене кадрового состава. Ваши никому не нужные нормы морали и совести лишили наш бюджет миллионов, ваши внутренние терки с подачи Спикера превратились в бабские разборки. Вы, как шавки, перестреляли друг друга по одному щелчку пальцев, надеясь заграбастать трон смотрящего. Никому из вас здесь больше нет места.

Настя повернулась на звук взведенного курка. Достаточно было одного взгляда в глаза Гуляева, чтобы понять: никакой паранойи. Она единственная поняла суть происходящего без всякой подсказки.

- Я не дам вам этого сделать, крестный.

Подошла еще ближе, закрыв собой Влада. Сомнений не осталось. Серый Кардинал не собирался назначать нового Спикера. Его цель была иная: прибрать к рукам то, что создавалось десятилетиями, уничтожив всех, кто оказался достаточно силен, чтобы ему в этом помешать.

Почему она была так слепа? Не разглядела тьмы безумия в глазах бывшего коррумпированного чиновника, ныне серого кардинала, который стоял у истоков, дергая за нити, и умудрялся так долго это скрывать?

- Крестница, заткнись. Твой папа будет не рад, если мне придется прострелить тебе голову. Отойди и не мешай…

- Нет никакого Совета, правда? - глухо повторила Настя. - Вы собрали здесь тех, кто умнее и амбициознее. Тех, кто мог бы возглавить Синдикат и повести за собой массы. Но вовсе не с целью провести выборы. Вы собрали здесь всех с целью истребить!

Настя потеряла бдительность. Все-таки Гуляев не был слаб и глуп. Когда он буквально швырнул ее, схватив за горло, на высокий стол, Настя потеряла над собой контроль. Дуло пистолета в руках крестного смотрело прямо в лоб Влада. Все произошло очень быстро.

- Кто грохнет эту суку, останется на своих местах!

Настя едва поняла смысл сказанных слов. Вскочила на ноги, ощутив, как треснул каблук модельных сапог, и кинулась наперерез между Гуляевым и Владом, выхватывая пистолет у кого-то из ошарашенных бандюков…

Она не поняла, что произошло в этот момент. Только краем глаза заметила Пиночета, который схватил ствол обеими руками и направил в ее сторону. Но стрелял не он. Оглушительная боль прострелила ключицу, залила левое легкое сумасшедшим жаром, а ноги перестали слушаться. Да, она сломала каблук, но почему так больно? И почему нарастает гул в ушах, перекрыв грохот нового выстрела, а глаза больше не видят безумия на лице Гуляева? Только темноту… Она похожа на ковровое покрытие, если бы кому-то пришло в голову сделать его из резины. Металлический вкус крови на языке стал нестерпимым, а попытка вздохнуть вызвала удушье с приступом новой боли. Ей не приходилось прежде испытывать подобную. Комната плыла перед глазами, тьма перемежалась багровыми вспышками. Настя попыталась зажать уши, чтобы этот гул не буравил ей мозг, но не смогла поднять рук. Боль ударила на поражение, и, улетая в пустоту, Ангел закрыла глаза…

Глава 25

Темнота никогда не бывает однородной. У нее тысячи оттенков. Тысячи бликов, которые призваны оттенять ее черное великолепие. Вспышка молнии на краткий миг придает ей бархатный темно-синий отлив. Искры огня тонут в ее густоте, затухая красным заревом. Даже луч чистейшего белого света задает ей серый размытый тон, перед тем как мрак схлопывается, окончательно его поглощая.

На первый взгляд кажется, что в этой черноте всегда царит тишина. Но это не так. Сбивчивый шепот бездны режет барабанные перепонки. Столкновение полей разного оттенка сопровождается громовыми раскатами. А искры света гаснут с шипением, от которого хочется зажмуриться. Даже если глаза и без того закрыты, а ты барахтаешься в этой вязкой тьме, слишком упрямая, чтобы вот так просто в ней захлебнуться, и недостаточно сильная, чтобы вырваться из ее вязкой клетки. А картинки, кадры, вырванные из прошлого, бьют по нервам с беспощадностью формата 7Д, непонятно, с какой целью - то ли придать тебе сил для борьбы, то ли, наоборот, отнять последние.

…Пустое помещение душевой с мигающими лампами дневного цвета, заполненное паром. Она не успевает увернуться, когда женская ладонь с зажатым в ней ножом из последних сил поднимается вверх и задевает лицо. От боли мутнеет перед глазами, а красная кровь льется буквально в глотку Гюрзе, стекая с разреза на скуле. Это борьба не на жизнь, а на смерть. Борьба за право выжить. А с ее стороны еще и за мужчину, от которого у каждой матери случился бы инфаркт, узнай, как он любит заниматься сексом с их дочерьми. Зять из страшной сказки.

Насте плевать на Хаммера с высокой колокольни. У нее к нему иной интерес. Этот варвар с садистскими закидонами работает с лучшими из лучших. Ученица у него будет только одна, и Настя намерена застолбить эту нишу. Второй год ее обучения подходит к концу. На кону отбор в серьезные структуры… и если повезет, доступ в святая святых Синдиката, где и находится ее главный враг. Увы, иначе к нему не подступиться…

Кровь продолжает бежать по лицу. Она не имеет права отключаться сейчас. Пальцы сжимаются на горле Гюрзы до боли в фалангах, и нож падает на плитку. Настя отшвыривает его в сторону ногой, сняв колено с груди противницы и сильнее сжав пальцы, пока та не начнет хрипеть. Хочется ее грохнуть прямо тут, но это будет крахом всем планам. Саму Настю тоже не оставят в живых.

Она не понимает, что помещение заполнилось людьми, а кто-то пытается за плечи оторвать ее от поверженной Гюрзы, которая уже не хрипит, а просто дергается в конвульсиях. Выучка не прошла даром, Настя медленно рисует в воображении мантру самообладания и разжимает пальцы на ее горле, позволив поднять себя на ноги. Футболка камуфляжной расцветки пропитана кровью и паром, сознание уплывает. Она очнется в лазарете спустя полчаса. Врач без обиняков скажет, что ее лицо теперь подпорчено, останется шрам. Стоящий рядом Хаммер устало вздохнет, мысленно похоронив перспективы использовать Настю как универсального агента, не вызывающего подозрения своей смазливой внешностью. Это будет единственный раз, когда она обратится к крестному с просьбой найти пластического хирурга высшей категории.

А потом будет долгий период реабилитации в израильской клинике. Возвращение на базу, где придется в течение месяца восстанавливать прежнюю физическую форму. И привыкать к новому образу. Ей казалось, что она мало изменилась, просто ушла прежняя округлость лица и скулы стали четко очерченные. Появилась даже какая-то трогательность. Обманчивая, сбивающая с толку. Никто не воспримет ее всерьез такую. За что и поплатятся однажды. Так она себе каждый день говорила.

Гюрзу куда-то слили. Никто не знал куда и зачем. Больше никто не смел покушаться на жизнь и спокойствие Насти после того случая. Даже не потому, что она считалась любимицей Хаммера, она и без покровительства главного инструктора теперь умела за себя постоять…

Хаммер. Чего этот маньяк никак не уходит из кадров этого черно-белого кино? Лента без звука, а она слышит его голос.

Иногда снисходит нечто вроде озарения. Становится понятно, что застряла в невесомости между жизнью и смертью. Но непонятно другое: почему больше не слышит голос Светы. Почему не уведет вместе с собой навстречу новой жизни или не вернет в прежнюю. Похоже, ее все бросили. Хотя иногда кажется, что она чувствует руки Влада. Влад? Разве его не убили? Она не успела… стрелял Гуляев… еще и Пиночет. Два выстрела, один поразил ее, а второй… Влада или крестного? Мысли путаются, убегают и растворяются в вязкой тьме. Сколько еще ей тут барахтаться? И неужели это все?

Пару раз ей показалось, что она выбралась из черного омута. Но свет был таким ярким, что буквально опалил сетчатку, а голоса и писк приборов слишком громкими. Тьма не преминула этим воспользоваться и потащила обратно в свою вязкую трясину. Насте не хочется думать, что же случится, когда она устанет с ней бороться. Сдастся? Или все закончится гораздо раньше?

Здесь нет времени. Невозможно понять, сколько прошло минут, часов, дней, недель и на исходе какого именно временного отрезка наконец-то догоняет усталость. Тьма ждала именно этого момента. Теперь Настя знает: так выглядит ад. Никакого огня, котлов с грешниками и чертей. Что обидно, никакого Князя Тьмы, которого так часто любят рисовать в образе сексуального мужчины со сказочной мускулатурой и рогами, которые его вовсе не уродуют. Даже этой шаткой иллюзии лишили. Что дальше? Будет задыхаться в вязкой тьме целую вечность? Такие девочки, как она, не попадают в рай. Чтобы там оказаться, ей надо было отойти в мир иной вместе со Светой девять лет назад…

Настя уже готова сдаться, понимая, что преисподняя никогда ее не отпустит. Вроде бы ей показалось, что вернулась, но разряд, похожий на электрический, так больно уколол, что она непроизвольно нырнула обратно. Сама виновата.

…Опять эти стальные тиски взбесившейся темноты. Вне времени и вне пространства. Ты падешь в это снова и снова. Будет момент, когда тебе станет вдруг легко и свободно в этой тьме. Ты почувствуешь, как вырываешься из ее черных тисков и пытаешься взлететь. Взлететь в такую же непроглядную тьму с одним лишь различием: там нет стальных оков, там свобода и уникальная возможность покорить тёмное небо взмахом сильных крыльев. Они уже раскрылись, твоя персональная божья или дьявольская благодать, ты взмахнула ими… и закричала от боли.

У тебя вырвали сердце. Вырвали гуманно, для начала решив его отключить при помощи разрядов высокочастотного тока. Это было посильнее, чем в первый раз, и от этой боли ты рухнула обратно в жесткие объятия своего черного хаоса. Его густая тьма обволокла изгибы твоего тела, застывая твердым обсидианом. У тебя не получилось вырваться, и рай остался недостижимой мечтой. Хотя разве твой ад был так жесток к тебе? Он позволял уснуть и забыться. Просто ты оказалась слишком крутой и упрямой, чтобы это сделать.

Хотя, наверное, ты все же уснула. Даже послала соблазнительную улыбку Сатане, который по закону жанра должен был существовать. И когда тьма озарилась светом, даже не удивилась. Шаблоны созданы для того, чтобы их ломать. Все считают Дьявола воплощением ужаса, забывая о том, что он прежде был ангелом. Пусть падшим, но все ангелы миловидные. Даже если отпустят бороду, набьют на теле татухи и заставят всех себя бояться.

“Дьявол? Краснова, я так хохотала, что свалилась с поверхности своей планеты и даже не знаю, примут ли меня обратно без консультации у Фрейда…”

Нет, не могло быть все так просто. Тьма съедает ее рассудок. Забралась под черепную коробку и разрушает мозг, активировав программу миражей из прошлого. А Настя пытается повернуть голову, чтобы увидеть Светлячка, но вокруг пустота. Все та же тьма, пусть и разбавленная сиянием до оттенка серого шелка.

“Ты взлететь пыталась, да?” - любопытствует Тьма голосом подруги. И ты киваешь в ответ, устав вертеть головой.

“Ну как бы да…”

“Рожденный ползать летать не может”.

“В смысле?”

“В смысле рано тебе пока”.

“Разве ты не пришла забрать меня с собой?”

Ее смех, такой до боли родной и звонкий, ты узнаешь из тысячи. Никому не под силу так его повторить, это может быть только она, Светлячок. А потом мрак озаряется светом. Каким-то уж очень ярким. И оковы тьмы слабеют.

“Забрать? Ты смеешься? У нас нет оружия, полигонов смерти и негодяев. Всего того, к чему ты за эти девять лет так привыкла. Свихнешься от тоски. И тебя ждут в иной епархии”.