* * *

А потом мы провели ревизию в моих сумках. Нашли ноутбук, еще один сотовый. Кое-что еще нашел, пока жена на звонок по работе отвечала. На самом дне под свернутыми свитерами пальцы нащупали нечто твердое и холодное. Я сразу понял, что это. Быстро достал и сунул в ящик стола в кабинете.

Решил, что займусь всем этим потом, после похорон, на которые меня уговорила пойти Женя. Мне до какого-то абсурда не хотелось. Понимал, что это скотство — не пойти, что работали вместе, и близок был ко мне Олег. А я не хочу, и все. Эгоистом себя чувствовал, и перед Снежинкой стыдно. А мне просто горя не хочется чужого, отчаяния не хочется. Мне хорошо. Я себя счастливым чувствую. Я со своим счастьем смеяться хочу, а не с мрачной рожей скорбеть по кому-то, кого не помню. Но я, конечно же, пошел. И на поминки поехали домой к нему. Настя, девушка Олега, сказала, что я у них почти не бывал. Только пару раз заезжал. Мне это показалось странным, как и то, что к матери я его тоже не привозил. Тогда почему Женя сказала, что мы дружили? Хотя она разве это говорила? Она говорила, что Олег везде за мной следовал и был предан, что могло означать его работу на меня… но, возможно, ближе я его не подпускал. Я мог в это поверить. Кажется, я был довольно скрытным типом. В такие минуты мне хотелось себя спросить — а сейчас я какой? Я бы мог что-то скрывать от семьи? Ответ напрашивался сам собой — смотря что.

Я осматривался дома у покойного. Скромная двухкомнатная квартира на окраине города со старыми обоями и мебелью. Такое впечатление, что ремонт в ней вообще никогда не делали со времен коммунизма. Я что был такой тварью, что не платил ему? По идее, у него была неплохая зарплата. В отчетах бухгалтера, которая вела мои дела, проставлены довольно круглые суммы, которые заходили Олегу на счет. Тогда почему такая нищета беспросветная. Или это его тараканы? Кажется, паренек был довольно странноватым типом. Я даже невольно усмехнулся — зато я что ни на есть нормальный. Со своей амнезией.

Женя пошла с Настей на кухню, а я медленно перемещался по просторной комнате. Все старое. Допотопное. Даже шторы и скатерти. Какие-то фото в рамках стоят. Лица на фотках незнакомые. Никого не узнал. Да и какая теперь разница, как жил Олег. Это было его личное дело. Меня это не касается.

Я зашел на кухню и сел за стол. Думал, на поминки еще народ соберется, но кроме нас с Женей, так никого и не было. Странно все это. Странно и дико как-то. Умер человек. А у него даже друзей нет и родни.

— Настя, а где семья Олега? Почему никто не приехал?

— Так нет у него семьи, — девушка хлеб с колбасой надкусила и на меня посмотрела большими карими глазами, — детдомовский он. Брат погиб, когда Олежек маленьким был. Мать запила, потом под машину бросилась. Так он рассказывал. Тетка была у него старая, в деревне жила, после смерти матери Олега она в эту квартиру переехала. Его у себя не оставила. Сдала в детдом. Она умерла, когда Олег как раз школу окончил и домой вернулся. Инсульт, вроде как. Я подробности не выясняла.

«Очень удобно умерла, как раз когда пареньку потребовалась жилплощадь» — и тут же тряхнул головой, отгоняя эти мысли.

— А Олег нуждался? Ну, я в том смысле, что квартира старая и… у него денег не было на ремонт?

Настя опустила взгляд и поковырялась вилкой в салате.

— Он странный был. Не такой, как все. Очень странный. Не хотел ничего менять здесь. Говорил, что это музей. Что здесь все так, как при матери и при брате было. Что он ничего менять не намерен. Ну а я… а мне все равно было… я его… я его так любилааа.

Она всхлипнула, и Женя обняла ее за плечи, успокаивая. Посмотрела на меня очень многозначительно. Чтоб допросы прекратил. Но девчонка сама не умолкала.

— Мы с ним в интернете познакомились. Долго переписывались. Я из города другого приехала. Сразу к нему. Мне и пойти теперь некуда. Только домой возвращаться.

Она еще долго о нем говорила. Я внимательно слушал, надеясь, что хоть что-то вспомню, но в голове все та же шторка и боль в висках, если сильно напрягался. В основном, Олег по моим делам мотался и везде меня сопровождал. Друзьями мы с ним не были. Скорее, он был слепо мне предан, а я исправно ему за это платил. Той последней ночью перед его смертью, Настя сказала, что он опять сорвался по моим делам в другой город. Они даже поссорились. У них был год, как они живут вместе, а Олег подорвался с постели и уехал. Настя тогда даже решила от него уйти. Все это у нее и следователь спрашивал. Она рассказала. Оказывается, они уже не совсем уверены, что это несчастный случай, и рассматривают разные версии.

Мы еще немного посидели и поспешили попрощаться. Мне надо было быстрее ехать в офис — покупателей вызванивать и ноутбук свой постараться вскрыть, а Женя к моей маме — Лизу забрать.

— Вы заезжайте, я еще на девятый и на сороковой поминки хочу устроить. У него кроме вас, Кирилл, не было никого. Вами только и жил. По крайней мере, мне так казалось.

— Заедем, конечно. Вы держитесь.

— Вот фото его последнее. У меня в телефоне осталось, — слезы по щекам размазывает, а мне и жалко ее, и побыстрее уйти хочется. Помочь мы ей ничем не сможем, разве что попытаться с квартирой разобраться — может, ей останется, но вряд ли. Она Олегу никто. Вначале начнут родственников искать. Женя обещала с этим помочь. Я сотовый Насти в руки взял, чтоб мельком на фото глянуть… и замер. На ней молодой светловолосый парень в пальто с большими крупными пуговицами… именно такую пуговицу я нашел у себя в кармане. Точнее, это была одна из этих пуговиц, несомненно. Если только плащ не с местного вещевого рынка, и в нем не ходит пол города, что тоже не исключено, пусть даже вещь и казалась стильной и дорогой.

Резко посмотрел на девушку, которая как раз вытирала припухшее лицо салфеткой.

— Это плащ Олега?

Я повернул к ней сотовый.

— Да, конечно. Он купил его, когда ездил в Польшу по вашему поручению. Хвастался, что ему удалось урвать бренд в единственном экземпляре.

Значит, точно, пуговица была с этого плаща. Мне почему-то эта мысль ужасно не нравилась. Я не мог понять, почему… но по спине словно поползли липкие, холодные щупальца какой-то тревоги.

— А когда он надевал его в последний раз?

— Так он в нем той ночью и уехал. Мне его не отдали еще. Следствие идет. Я пока ничего из его вещей забрать не смогла.

Если он той ночью не со мной был… как пуговица у меня в кармане оказалась? По затылку опять пробежал неприятный холодок, и я протянул телефон Насте.

— Я думал что-то вспомню. Пальто показалось знакомым… но нет, не помню ничего.

* * *

— Зачем ты солгал?

— Насчет чего?

Глядя на дорогу и не переставая думать о пуговице.

— Насчет того, что пальто узнал. Ты ведь солгал?

— Нет. Зачем мне лгать? Оно действительно показалось мне знакомым.

— Просто ты изменился в лице. Ты что-то вспомнил, Кирилл? Скажи мне.

Повернулся к ней и провел ладонью по щеке.

— Нет. Я ничего не вспомнил. Пальто, и правда, показалось знакомым. Вот и все. Меня это взволновало.

Я ей солгал. Впервые за все это время. Солгал и вдруг подумал, что и в прошлом вот так же с легкостью ее обманывал. Может быть, именно с этого начинаются разводы. С первой лжи. Когда не можешь сказать правду тому, кто рядом. Я испугался. Не знаю, чего. Пока я еще не понял. Но вот эта пуговица, она вдруг вызвала едкое ощущение тревоги. До озноба. Я теперь думал только об одном — вскрыть свой рабочий ноутбук. Там должны быть ответы. Хотя бы зацепки. У меня были тайны. И продажа квартиры с магазинами далеко не самые страшные из них. Теперь я это знал точно.

— Ты знаешь… а я даже не хочу уже, чтоб ты что-то вспоминал.

Усмехнулся и сжал ее прохладные пальчики.

— Почему?

— Боюсь, наверное, что ты вспомнишь, что разлюбил меня.

Сжал пальцы сильнее и поднес к губам.

— Я не мог тебя разлюбить. Я в это не верю. И даже если я что-то вспомню, это уже не изменит того, что я чувствую, понимаешь?

— А что ты чувствуешь? — тихо спросила и ладонь в моей ладони дрогнула.

— Я чувствую, что ты мое все.

— Ты никогда мне этого не говорил.

Отвернулась к окну, а я снова заставил ее смотреть на себя.

— Ну, значит, то был не я. И мне нечего вспоминать.

— Господи, я совершенно тебя не знаю. Ты вроде и ты, но в то же время совершенно другой.

— А каким я был?

— Я не задумывалась об этом… Каким-то не таким. Менее эмоциональным, что ли. Не знаю… мы давно не проводили время вместе, и я… боже, мне кажется, что я не знала тебя и тогда. Что на самом деле в какой-то момент я перестала тебя знать. Упустила что-то или потеряла.

Она расплакалась, а у меня все внутри скрутилось в узел. От ее слез словно защемило под ребрами. Наверное, ей ужасно тяжело сейчас. Вот так со мной. Вспоминать. Искать причины. Сравнивать. Пытаться простить. Моя маленькая сильная женщина. Я не знаю, почему оставил тебя, но я точно знаю, что не потому что перестал тебя любить. Были другие причины, и я их найду.

— Не копайся в этом. Отпусти. Пусть все идет, как есть. Оставь прошлое в прошлом. И не плачь больше. У меня страшная аллергия на твои слезы. Я ужасно нервничаю и начинаю задыхаться. Ты сделаешь из меня астматика.

Она вдруг впилась в кисть моей руки и так сжала, что я в недоумении посмотрел в ее побледневшее лицо.

— Повтори…

— У меня аллергия на твои слезы, — пожал плечами и включил музыку. Но она ее снова выключила.

— Повтори всю фразу.

— У меня страшная аллергия на твои слезы. Я ужасно нервничаю и начинаю задыхаться. Ты сделаешь из меня астматика. Повторил.

Усмехнулся, но Женя смотрела на меня все так же расширенными глазами.

— Ты сказал мне это на пятый день нашего знакомства, когда мать увозила меня в город, и мы должны были расстаться. Ты сказал это именно так. В твоем рыбацком домике у моря. Когда я пришла к тебе ночью. Ты сказал мне… именно эти слова.

Я все равно рассмеялся и опять включил музыку.

— Значит, теперь мы точно знаем, что я это я, а не мой двойник или неожиданно объявившийся близнец.

— Но ты ведь этого не вспомнил?

— Нет… я этого не вспомнил. Я просто сказал, что чувствую.

* * *

Я Снежинку до ее машины подбросил, а сам поехал в офис, разобраться с ноутбуком и дозвониться посреднической конторе, занимающейся продажей магазинов. Я собирался вернуть им залог и сообщить, что ничего продавать не намерен. А еще у меня постоянно перед глазами стояла эта пуговица… пуговица, испачканная во что-то коричневое. Появилось мерзкое чувство, что я должен ее спрятать. Спрятать так, чтоб никто не нашел, потому что с ней что-то не так. Она не могла лежать у меня в кармане. Потому что это могло означать… означать что-то совершенно паршивое. Я отключил сигнализацию в магазине и зашел в офис. Нашел визитку компании «Магнум». Мне ответила сразу какая-то молодая женщина, которая назвалась Натальей Викторовной, моим риелтором. Тут же защебетала, как она мне рада, и что залог уже на моем счете, они меня потеряли и очень переживали. Я ее тут же расстроил, что сумма залога вернётся на счет покупателя, и сделка не состоится. Я передумал. Кажется, я ввел ее в состояние шока, и какое-то время она молчала.

— Почему не состоится? Мы же все обговорили, и вам нужно было срочно. Мы все устроили как можно быстрее. Вам осталось только подписать документы и…

— А кто покупатель?

— Вас что-то не устроило? Хотите обговорить условия сделки еще раз?

Я на несколько секунд задумался. Алина говорила, что покупатель нашелся очень быстро, на удивление. Покупатель, готовый купить все три точки. Что ж, я бы хотел выяснить, кто это, и о какой сумме мы договаривались. А заодно и подписать отказ от сделки, вернуть залог.

— Да, было бы неплохо обсудить еще раз.

— Я созвонюсь с покупателем, и мы назначим встречу. С вами можно теперь общаться по этому номеру, верно?

— Верно, — к магазину подъехала машина очень похожая на тачку Алины. Отключил звонок, глядя, как она выходит из автомобиля, поправляет сумку на плече и решительно направляется к офису. Черт! А я думал мы уже все обсудили. Рано обрадовался. Я не стал дожидаться пока она войдет. Пошел навстречу и распахнул дверь прямо перед носом, на ходу засовывая сигарету в рот.

— Привееет, — потянула Барби.

— Оооо, привет. А я как раз на перекур.

— Я могу в магазине подождать.

Томно взмахнула ресницами, а я опять подумал, что только этого мне сейчас и не хватало.

— Не стоит. Я потом ухожу по делам. Так что можем постоять, поболтать здесь.

Очаровательная улыбка тут же исчезла.