Катажина Грохоля - Я вам покажу!

Так вот, я сидела в ванной и думала, не поплакать ли мне. Неужто я стану рыдать из-за несостоявшейся свадьбы? Как бы не так!

И вообще я ни о чем его больше не буду спрашивать, больно мне надо. Мы можем жить, как мой экс-супруг и Йоля. Почитывать вместе газеты или записаться на курсы.

Я вернулась в комнату и села рядом с ним на тахту, он деликатно отодвинулся, не задумавшись, кто это я или Борис, настолько был поглощен проблемами наших политиков, которые — толку-то что! — меняются, как в калейдоскопе. К чему сегодня читать, с каким правительством мы войдем в Европу, если прежде, чем мы в нее войдем, у нас наверняка будет новый кабинет министров? Пустая трата времени.

Я взяла страницу с некрологами. По крайней мере есть хоть какая-то польза от чтения этой рубрики. Польза состоит, в частности, в том, что не находишь в ней своей фамилии.

— Ютик, что с тобой? — Ну вот, пожалуйста, стоит начать читать, тебе непременно помешают.

— Ничего, — ответила я и почувствовала комок в горле. Что со мной, к черту?

— Я же вижу. Ты хотела поболтать.

— Уже расхотела, — сказала я, понимая, что решение «не плакать» было принято ad hoc [1].

— Может, у тебя скоро месячные? — покосился на меня Адась со свойственной ему заботой и проницательностью.

Ну это уж слишком!

Я пошла в кухню и метнулась к сотейнику. Мясо, увы, прилипло ко дну, стало другого цвета и теперь походило скорее на труху.

— Блин! — сорвалось у меня.

— Не ругайся! — Тося в последнее время ведет себя, как Борис: ни звука, ни шороха, а он тут как тут.

— Прежде у меня никогда не подгорала еда, — сказала я, выбрасывая обуглившиеся ошметки мяса в мусорное ведро.

— Прежде мы ели пиццу, — заметила змея, которую я самолично породила. — Сделай яичницу. — И дочь подала мне яйца из холодильника.

Тося редко ест яйца, обычно ей становится плохо при виде одной скорлупы, но на сей раз она почему-то не привередничала. Я вбила шесть яиц на сковороду и стояла, не отходя от плиты. Смотрела, как они шипят, и размышляла о жизни и о смерти.

— Ты тоже всегда ко мне цепляешься перед месячными, — заявила Тося.

Я сняла с огня сковороду и сдернула крышку. Глазунья красиво поджарилась, как и положено, белок загустел, желток немного мягонький. Я отставила сковороду в сторону и взглянула на дочь. Она смотрела на меня, и я при всем своем желании не обнаружила в ее глазах ни капли издевки.

— Твоими или моими? — попыталась сообразить я.

— Ну… — замялась Тося. — И теми, и другими.

И вдруг мне стало все предельно ясно. Просто Адам с трудом переносит предменструальный синдром раздражительности. Становится обидчивым и нервозным, несобранным, мне надо бы об этом помнить и не вызывать его именно в этот трудный момент на разговоры. Ничего странного, что он так реагирует и не в настроении. Хорошие партнеры, даже если они не женаты, спустя какое-то время уподобляются друг другу.

Я улыбнулась и велела Тосе накрыть на стол. Она покорно и без комментариев достала тарелки и кефир.

Мир поразительно прост, достаточно понять механизмы, которые им управляют.

А потом я с ужасом уставилась на хлеб, который начала резать. Если мы с Адамом до такой степени уподобились друг другу, не значит ли это, что у меня теперь по ночам будут поллюции?

Я не какая-то взбалмошная истеричка, как может показаться. Просто я попросила Голубого, чтобы он никому не рассказывал о наших дальнейших планах на жизнь, пока мы не решим все до мелочей. И Адась дал слово, хотя при этом, кажется, насмешливо прищурил глаза. Речь шла о всяких пустяках, к примеру, спешить со свадьбой или подождать, пока Адам вернется, и тогда устроить миленькое торжество. Господи, как я обожаю выходить замуж за Голубого!

Он поклялся и добавил:

— Предпринимать какие-либо действия, не сопряженные с риском, — не в моих правилах. — И вынес вердикт: — Решено, я подтверждаю: хочу на тебе жениться.

Но я боюсь сглазить. Я не суеверна, но если о твоих планах становится известно слишком рано, то они могут не осуществиться. А кроме того, если все сорвется — постучу по дереву! — как я тогда буду выглядеть? Как еще раз брошенная женщина? О нет, хотя, впрочем, эта свадьба не так мне и нужна, люди живут с бумажкой и ненавидят друг друга (как мой бывший с Йолей). А мы, пожалуйста, прекрасно живем без всякого принуждения. В жизни все поправимо: даже если когда-то был срыв, потом всегда может произойти что-нибудь хорошее, вот так! Конечно, проще погибнуть от рук террористов, чем выйти замуж после сорока лет, но унывать не стоит: терроризма сейчас столько, что пропорции меняются в нашу пользу. В нашу! Женщин зрелых лет!

Поскольку я хотела сохранить пока все в тайне, то по секрету сообщила только Уле. Ну и Агнешке, потому что она моя двоюродная сестра. И Гжесику, потому что он ее муж, к тому же мужчина, а мне было любопытно, как прореагирует мужик на известие о свадьбе. Реакция Гжесика, впрочем, была, как всегда, следующей: «Расслабьтесь!»

Он сразу же позвонил Адасику, чтобы ему сказать… не знаю, правда, что, поскольку Голубой не захотел повторить.

— Кому ты еще сообщила? — спросил Адам, подняв голову от книги, когда я вернулась домой.

— А что? — ощетинилась я. — Моя свадьба — мое дело!

— Да ничего. Я просто так спрашиваю. Ведь это ты хотела сохранить все в тайне. Я сказал только Шимону.

— Вот видишь! — злорадно улыбнулась я.

— Он — мой сын! Тося ведь тоже знает!

— Ну и что? Боишься, или как? Может быть, ты раздумал?

Меня затрясло от одной этой мысли, и я тут же осознала, что набор вопросов получился идиотский и не на уровне, но ни один нормальный не пришел мне в голову. Наверное, он потому так легко согласился сохранить конфиденциальность, чтобы никто не узнал и чтобы не чувствовать себя чем-то связанным? Иметь возможность в любой момент пойти на попятную?

— Ютка! — Адась теперь стоял в дверях. — Не мучай меня, я не раздумал, мне одно непонятно почему ты велишь мне держать все в тайне, словно это какой-то неблаговидный поступок, а сама трезвонишь на весь свет?

Ну знаете ли! Я сказала только ближайшей родне, а у него претензии, да к тому же накануне свадьбы!

— Ну, я рассказала Агнешке, не думала, что ты будешь против.

— Я не против, хотелось бы только знать, кому еще известно, потому что с Гжесиком я говорил как заторможенный, не знал, что он тоже в курсе, и выходит, что я, как выражается Тося, веду себя дурнее пьяного ежика.

Вот уж действительно нехорошо получилось, но дрожь понемногу унялась. Значит, он не собирается меня бросать, не передумал и т.п., а хочет лишь кое-что уточнить. Очень мило.

— Ну… — вспоминала я. — Реня знает и ее муж… Голубой, опершись о книжную полку, многозначительно улыбался.

— Потому что они наши соседи, — поспешно вставила я. — Уле сказала… Маньке…

— Ну конечно, это же тайна. — Голубой в открытую издевался надо мной.

Почему мужчина перед свадьбой заставляет нервничать свою будущую жену лишь потому, что она говорит правду? А Маньке я сказала, потому что она мне пообещала, что никому не проговорится!

— Я должна была сказать Маньке потому… — Я замялась, ничего не приходило на ум, а Адась стоял в окружении книг и улыбался радостно и ехидно, наверное, потому, что оказался прав. Быстрее, быстрее, надо найти какую-нибудь причину, какой-нибудь очень серьезный повод, что я, разумеется, все держу в секрете, но в данном случае… В голове — пусто. — Мне пришлось ей сказать, потому что… — У Адама брови все выше лезли на лоб, он даже не собирался мне помочь. — Короче говоря, у меня не было выхода… — И вдруг меня осенило: — Потому что Манька — ветеринар!

Мне удалось огорошить Голубого. От удивления он замолчал и уставился на меня своими красивыми глазами, потом помотал головой, словно не расслышал, а я испугалась. Даже если до сих пор у него не возникало мысли, что можно раздумать, то теперь он раздумает и покончит со всем, никогда не станет жениться на женщине, которой уже далеко за тридцать. Я подошла и прижалась к нему.

— Ну не сердись, — шепнула я.

— Постой. — Он отстранился и взглянул мне прямо в глаза. — Пожалуй, по-другому будет проще. Кому ты не говорила?

Ясное дело! Ни своей маме, ни своему отцу. Пока. Коли они с таким трудом освоились с мыслью о наличии в моем доме мужчины, не могу же я их непрерывно ошарашивать новыми переменами. Я им скажу, когда все будет окончательно решено. Разве что им сказал мой брат. Брату ведь я должна была обо всем рассказать!

Уважаемая редакция!

Только вы можете мне помочь. Я вас очень прошу, вы — моя последняя надежда. Мой жених раздумал жениться за две недели до свадьбы. Как же так, он обещал, папа уже накупил водки. Есть ли какой-нибудь закон, не позволяющий ему уйти? Должно же быть какое-нибудь предписание? Или вы ему напишите, так было в одном фильме, когда жених испугался ответственности. Ведь он не может так со мной поступить…

Ой, может-может… Как это: может?

Дорогая Эльвира!

Я отлично тебя понимаю, знаю, что ты чувствуешь себя оскорбленной, но каждый человек имеет право принимать решение, которое не всегда совпадает с нашими ожиданиями. Да, жених нарушил договор — обещал на тебе жениться, но в последний момент передумал. Однако лучше сейчас, чем потом, когда ты останешься с тремя крошками на руках.

Черт подери, как меня понесло!

Очень часто в порыве чувств мы принимаем необдуманные решения, и потом бывает трудно нарушить опрометчиво данные обещания. Я не одобряю этого, однако тебе придется смириться с фактом, что этот мужчина не предназначен тебе судьбой.

Что я такое плету? Ведь должен же быть закон, карающий таких клятвопреступников. Может быть, посоветовать ей дать объявление в газету с его фотографией и фамилией? Чтобы он уже навсегда был скомпрометирован? Если бы мы жили в стране, где существует справедливость, ее жениху пришлось бы за все ответить! И он до конца жизни платил бы большие деньги в качестве возмещения морального ущерба!

Эльвира, твое будущее, видимо, связано с другим человеком, которого ты обязательно встретишь и который окажется лучше. Не стоит плакать из-за того, кто не достоин тебя. Даже если бы существовал закон, принуждающий твоего жениха остаться, что за жизнь была бы у вас? Я не пожелаю тебе испытать что-либо подобное даже в самом дурном сне…

Эльвира, оглянись вокруг, на свете так много приятных людей…

Конечно, при условии, что ты не смотришь программу новостей. Я ненавижу твоего жениха, Эльвира. Он не стоит ни единой твоей слезинки.

Желаю тебе встретить такого мужчину, как мой Голубой, — эх, не сглазить бы! — который должен немедленно починить эту чертову ручку на входной двери, потому что я уже бог знает в какой раз рискую растянуться на полу в прихожей, когда Тося резко открывает мне дверь.

Борис разлаялся на всю деревню. Значит, возвращается Адась.

— Мама, успокой собаку! — крикнула сверху Тося.

У нее — Якуб, а я — в догадках, чем они там занимаются. Наверняка торчат в Интернете, потому что Якуб скачивает оттуда какие-то программы для аранжировки, и в Тосе неожиданно прорезались необыкновенные музыкальные способности. Пусть уж они сидят вместе в Интернете, чем, например, в ванне, не так ли?

Живи я одна, не надо было бы срываться, бежать во двор встречать Адасика и придерживать Бориса, потому что этот идиот кидается на машину и царапает краску. Я бы спокойно сидела дома как ни в чем не бывало, и никаких тебе лающих собак. Как известно, с мужчиной могут случиться три несчастья: ДТП, смерть и царапина на машине.

Голубой, швырнув мне сумку с помидорами, картошкой и стручковой фасолью, закричал:

— Привет, Тоська! — А меня поцеловал и сообщил: — Если мы хотим поехать в отпуск, то нужно поторопиться, у меня девять неиспользованных дней, и решение мы должны принять в течение двух дней.

— Мы заняты, привет! — отозвалась Тося, словно Голубой намеревался к ней подняться.

Разумеется, я хотела, чтобы в этом году у меня был совершенно нормальный отпуск, и лучше за границей — такой, который заранее планируешь и обсуждаешь сообща (то есть с Адамом), решаешь формальные вопросы, откладываешь деньги или в крайнем случае одалживаешь недостающие, радуешься, что приближается день отъезда, ждешь его все с большим нетерпением и тому подобное. Тося сразу же сказала, что замечательно, если мы куда-нибудь поедем, она с удовольствием останется и присмотрит за домом.

Мне потребовалось немало времени на то, чтобы убедить Адася, что нам следует сосредоточиться на Тенерифе, а не на Нидском озере [2]. Но вчера нам позвонили друзья и сообщили, что они берут в аренду яхту (с парусом в тридцать два метра) и что будет великолепно. Весь вечер я пыталась втолковать Адасику, чего на самом деле я хочу.