Я дипломатично начала с вопросов, дабы убедить его, что я исхожу из самых лучших намерений и все хорошо взвесила.

Был ли он уже на Мазурских озерах? Был. А на Тенерифе? Не был. И не желает, добавил он минуту спустя — потому что на Мазурах…

Я не позволила увести себя в сторону.

Может ли он гарантировать, что будет хорошая погода? Три года назад в июле так лило, что лодки почти растворились в воде. Нет, таких гарантий он дать не может.

А на Тенерифе у нас такая гарантия есть. И два миллиона туристов, добавил он.

А на Мазурах? Пусто? Там рой мошкары. Разве он не помнит тех маленьких черных мошек, которые до смерти заедают людей? Разве он не видел в прошлом году по телевизору одного мальчика, заснувшего в поле ржи: его искусали мошки, и бедняжка попал в больницу! Конечно, видел, но не понимает, какая тут связь, потому что посреди озера он не собирается ложиться в рожь.

Руки просто опускаются.

Наверное, он не помнит, что возле воды — комары? Большие жирные комары, с которыми не отдохнешь и что же это за отпуск, если все силы вечером уходят на охоту за одним таким кровососом, который не дает тебе жизни. Ладно бы при этом он не пищал…

Конечно, комары — неотъемлемая часть отпуска, летающая и пищащая, и в этом тоже своя прелесть, он уже успел привыкнуть. Вот сейчас он не в отпуске, а комары у нас есть.

И тут я перешла к сути вопроса. Ему вообще до меня нет дела. Он предпочитает отдыхать с комарами, а не провести безоблачный отдых со мной. Такой измученной после целого года тяжелой работы. Со мной, которая заслужила дешевый отдых, со скидкой, ведь две недели на Тенерифе по спецпредложению стоят всего-то восемьсот злотых. Он никогда ни от чего не может отказаться ради меня. Даже от этих проклятых мошек, комаров и скверной погоды. Одним словом, он готов стать жертвой комаров, лишь бы испортить мне отдых. Я понимаю, он едет в Америку, и заграница ему не нужна.

Жизнь порой поворачивается к нам не самой приятной стороной. Целый вечер прошел впустую, хорошо хоть ночь мы провели не зря. А утром я подумала: и что мне дался этот Тенерифе?!

А Адась мне шепнул:

— Могла бы так прямо и сказать, что хочешь только на Тенерифе, вместо того чтобы убеждать меня, будто ты уже не любишь путешествовать под парусами. — И достал рекламные проспекты турагентства, а у меня просто душа запела. От радости я бросилась ему на шею — устроим свадебное путешествие!

Мы сели в саду, георгины, которые я посадила весной, до того красивы, что можно никуда не уезжать! Боже ж ты мой! Живешь, так сказать, почти в деревне и даже не представляешь, что есть на свете! Как там красиво! Какое лазурное небо и белые дома! А солнце и скалы, а маленькие кафе! Как же я соскучилась по теплому морю…

Ну и Адасик поехал в это турагентство.

Выяснилось, что действительно, спецпредложения были, но в мае и за три дня до выезда, а сейчас уже не восемьсот, а тысячу шестьсот и не на две недели, а только на одну, но учитывая, что он должен получить аванс на эту чертову Америку… вот такие дела.

Я была так счастлива, что побежала звонить Уле, а потом перевернула кверху ногами весь дом — хотя на вопрос Адама, есть ли у меня загранпаспорт, я ответила, что есть, но откуда мне знать, где он.

Паспорт, к моему удивлению, нашелся вечером в ящике буфета благодаря Тосе, которая искала справку о прививке Бориса — понятия не имею, зачем она ей. И тут оказалось, что мой паспорт недействителен уже семьдесят шесть дней, о чем я не знала, потому что не езжу по миру non stop. Как назло! Ведь не закончился он (слава Богу) перед поездкой на Кипр и (к сожалению) перед тем злополучным вояжем в Берлин. Почему мы живем в стране, в которой у документов имеется срок годности, как у творожков или йогуртов? У последних, впрочем, срок годности довольно нечеткий, на них обычно ловко написано: «Срок годности указан на крышечке», а на крышечке все смазано, только цветочек виден хорошо.

— Ну как? — Сзади подошел Адам, и я быстро закрыла просроченный паспорт. — Мы едем?

Я не созналась, что у меня нет загранпаспорта. В два счета сделаю себе новый.

— Едем?

Я испугалась, что могу не успеть с паспортом. Надо было придумать какой-нибудь интеллигентный предлог.

— А что с Тосей? — спросила я как бы невзначай.

— Как это — что с Тосей? — удивился Адам. — Она наверху.

Предельно точный ответ. Я спрашиваю, что с ней, а он отвечает, где она.

Что же я, не знаю, где моя дочь?

— Ты не можешь нормально ответить на вопрос?

— На какой?

— На любой! — взорвалась я.

— Юдиточка, ты не могла бы сказать, в чем дело?

Что за поразительно гладко построенный вопрос! Какая мелодика, какой тембр голоса, а удивление в глазах! Юдиточка??? Никогда в жизни он так ко мне не обращался, и вот те на — Юдиточка! «Юдиточка» звучит почти как «улиточка»! И никакого тебе тепла, ни капли, а ведь когда-то он называл меня с нежностью и любовью Ютой, недотепой, истеричкой и даже сумасшедшей! Нет! Теперь я для него Юдиточка! Только через мой труп! Буду холодной и неприступной! Не позволю собой помыкать!

— Не пытайся разговаривать со мной как черт знает какой терапевт!

— А ты имеешь что-нибудь против терапевтов?

— Я? — надменно удивилась я.

— Ты, — спокойно сказал он и взглянул на меня исподлобья.

— Ничего, — ответила я и направилась к двери. — Вернее, всё, — добавила я уже с порога.

— Что значит «всё»? — Адам догнал меня и шлепнул по попке, а это я просто НЕНАВИЖУ!

— Не прикасайся ко мне! — одернула я его резко.

— Совсем? — ловко ввернул он.

Проклятый социолог и манипулятор! Я не позволю, чтобы какой-то тип хлопал меня по заднице! Ни один мужик, даже тот, кого я люблю, не будет обращаться со мной как с вещью, так, как все мужчины на этой планете, которые относятся к нам, женщинам, без уважения и т.п. Нет!

— Не то чтобы совсем… — Минуту я раздумывала над последствиями, связанными с требованием «совсем ко мне не прикасаться», и воинственно добавила: — Именно потому мир стал таким, что женщина не научилась говорить «нет», когда ее хлопают по попке или сажают на рекламный щит, на грудь приделывают ручки настройки от приемника, и она сексапильно должна раскручивать мужика на покупку автомобиля И у вас есть повод относиться к нам как к худшей половине человечества!

Ютка, помилуй. — У Адама, по-видимому, опустились руки. — Я не хочу покупать никакой машины. Поверь, между похлопыванием по попке женщины, которую любишь, и развешиванием в центре города красоток в неглиже — океан различий…

Я смилостивилась. В конечном счете, если некий гипотетический мужчина говорит, что любит, то, наверное, он может нежно шлепнуть женщину по попке.

— Ты можешь иногда нежно меня погладить, а то и шлепнуть, но не с чувством превосходства, — великодушно согласилась я и покинула его.

К счастью, он забыл о Тенерифе, а я завтра с утра пораньше поеду в город и узнаю, как скоро мне смогут сделать паспорт. Может быть, всего за минуту?

— Но психологов я все равно не люблю! — добавила я в знак примирения уже из прихожей.

— А почему?

— А потому… — запнулась я. — Этакий психолог только глянет, какую ногу на какую ты закинул, садясь, и ему уже известно, что у тебя была нелюбящая бабушка!

— Прости? — Адам чуть было не отрезал себе палец — он как раз принялся готовить ужин. — Какая бабушка?

— Нелюбящая, — надменно повторила я и пошла в комнату — начинался фильм, который я ждала.

Заграничный паспорт оформить совсем не сложно. Первым делом я сфотографировалась — на снимках выглядела как фоторобот, — потом сдала все документы. Сначала мне сказали — нет проблем. Потом — что ждать придется полтора месяца: увы, но разгар сезона. Что следовало бы позаботиться заблаговременно и что раньше никак не получится.

Затем я вспомнила, что соседке сын ее сослуживицы сделал паспорт за пару дней, потому что знаком с какой-то дамой, которая знакома с каким-то мужчиной, у которого есть шурин, а у того друг, который работает в какой-то фирме, занимающейся туризмом.

Я поехала в редакцию, и мы с подругой просидели полдня на телефоне, названивая соседке, которая звонила сыну, который разыскал ту даму и т.д., чтобы в конце концов узнать, что у того мужчины больше нет шурина, поскольку этот мужчина развелся.

Домой я возвращалась злая как черт. Кому пришла в голову дурацкая идея ехать за границу? У Голубого ум за разум зашел? Ехать летом, ну, почти летом, в жаркие страны? Тем временем как Мазурские озера такие красивые, намного красивее Тенерифе. Что же хорошего там, где такие толпы туристов, что шагу не ступишь, и солнце палит целый день? Конечно, на Мазурах могут быть комары и мошки. Но мошки не выносят запах ванили. Если я куплю какие-нибудь духи с чудесным, стойким ванильным ароматом, они, наверное, не будут меня кусать? Нет. Конечно, нет. И какая экономия! Собственно, мне больше хочется купить духи, чем тур на Тенерифе. Придется как-то объяснить Адасику, что путешествие под парусами по озерам не идет в сравнение ни с чем… Или нет, у меня есть идея получше! Мы поедем на море! Но на польское, а не какое-то чужеземное! Там и чудесно, и совсем недорого, мы сэкономим уйму денег, в это время года в некоторых местах на море не очень много народу и можно гулять по пляжу, собирать камни и плескаться в белых пенистых барашках. И ладно уж, пусть приедет к нам мама или папа, если Тося тоже мечтает от нас отдохнуть и побыть одна дома.

НАКОНЕЦ МЫ ОДНИ

Я сидела на берегу чудесного польского моря. Дуло — хоть святых выноси. Оказалось, однако, что газеты не врут, ледниковый период не за горами, кто б мог представить себе в августе такую температуру? Я сидела в куртке, закутавшись в плед, и глазела на волны. Что-что, а уж волн правительство не отберет у меня ни за какие деньги. Утром я выползла вся разбитая, Голубой молчит, но я вижу, что он не доволен. На Мазурах, кажется, сейчас замечательно, да и погода самая что ни на есть подходящая для парусных эскапад — тоже гуляет ветер. Клянусь, никогда не буду упрямиться, настаивать на своем, убеждать. Торжественно обещаю: если Адам что-либо предложит, соглашусь, сделаю именно так, даже если его предложение будет таким же нелепым, как мое — поехать на море. Я попробовала бродить босиком по песку, но он ледяной, словно только что из холодильника, и мокрый.

Адасик, тоже в куртке, сел рядом, я отвернула край пледа, и мы прижались друг к другу.

— Прости, — собралась я с мужеством.

— Да что там… — вздохнул он тяжело. — Ты в общем-то была права, на Мазурах наверняка такая куча парусников, что не развернешься, а здесь совсем пусто…

Я уж было собралась его подколоть, но, если честно, он прав, хотя и не совсем, потому что на горизонте, со стороны Колобжега, на волнах колыхалось что-то крошечное. Так что в общем-то нельзя сказать, чтобы здесь было абсолютно пусто.

Сидели мы так, сидели, пока я не почувствовала, что мне насквозь продувает голову. Тося, конечно, осталась дома, не захотела ехать, и хорошо. В кои-то веки мы можем побыть вдвоем. Я попросила мою маму, чтобы она приехала на эти пять дней — разве можно ребенка оставить без присмотра? Тося ужасно разозлилась, обозвав меня матерью-извращенкой, мол, когда она была намного младше, я поехала на Кипр, и ее можно было оставить одну, а когда она повзрослела — нельзя. Разумеется, тогда я за нее не боялась. В крайнем случае она бы осталась голодной, и это было самое страшное, что могло произойти. А теперь? Восемнадцатилетнюю девушку подстерегает масса искушений, из которых самым опасным мне представляется Якуб. Спят ли они уже? Не хочу даже об этом думать. Во всяком случае, моя мама проследит, я надеюсь, чтобы Тося не наделала глупостей. Мама сказала, что с радостью приедет, потому что надо рассадить юкки, а в сентябре у нее не будет времени. Они едут с моим отцом за грибами. И зачем они развелись? Ну конечно, они едут не вместе, а только в одно и то же место, потому что друзья папы ездят туда охотиться, вернее, они уже не охотятся, а только бывают там. У одного из приятелей есть жена, которая дружна с мамой и тоже любит собирать грибы, хотя, впрочем, всегда приятнее путешествовать вдвоем…

Адам разгребал руками влажный песок, а возле самой воды сидели, свернувшись клубками, чайки и даже не поднимали головы. У меня нет никакого желания выходить замуж при таких погодных условиях. Хотелось бы, чтобы светило солнце, было тепло, а если подождать до возвращения Адама, то я могла бы сбросить пару килограммов и выглядеть божественно. Правда, хорошо бы иметь в Америке мужа, а не жениха. Однако если ему захочется выкинуть какой-нибудь номер, то он сделает это независимо от того, жена я ему или нет. И в этом случае лучше не быть женой. Но с другой стороны, хотя бы раз в жизни женщине положено счастливое замужество.