– Да при чем тут я? – недоумевала Аврора, уставившись широко раскрытыми глазами на Татьяну Георгиевну Рыжикову. – Я ведь ничего не брала!

– Как это? А кто ж, по-твоему, взял? Я, что ли? Ты давай не финти! Чтобы деньги внесла в начале следующей смены! – хладнокровно распорядилась Рыжикова и удалилась в свой кабинет.

Аврора же, заняв свой пост, уткнулась лицом в согнутую в локте руку и зарыдала. Откуда она возьмет столько денег? И почему обвинили именно ее? Разные мысли лезли в голову нашей героини, но выхода из ситуации она никак не могла найти.

«Выход» шел ей навстречу сам. В кремовом костюме, высокий, красивый, подтянутый – тогдашняя мечта тысяч женщин нашей многомиллионной страны.

– Ророчка! Ты что?! Плачешь? Ну-ка, ну-ка! – спросил ее Фазиль Маронов.

– Да нет, нет...

– Скажи еще, что соринка в глаз попала! Я изучил тебя за эти годы! Я ни разу не видел, чтобы ты плакала! Если плачешь, значит, произошло что-то очень серьезное и неприятное. Ну-ка, рассказывай! – потребовал Фазиль, глядя на нашу героиню проникновенным взглядом.

И она рассказала. Все. Как было. Без лишних слов, обвинений, предположений и домыслов. Рассказала от безысходности, оттого, что знала – не выпутаться ей из всей этой грязи самостоятельно. Кто ее слушать-то будет?!

– Вот что, – проговорил Маронов, хмуря лоб. Вообще на лице знаменитого артиста появилось то выражение брезгливости, какое возникает у людей, нечаянно вляпавшихся в навозную кучу. – Тебе нужно увольняться!

– Как?! А куда я пойду? В ателье?

– Почему в ателье? – удивился Маронов.

– Да потому что, кроме швейного училища, я больше ничего не окончила!

– Глупость какая! – воскликнул Фазиль и, взяв со стойки чистый лист бумаги, принялся писать что-то размашистым почерком. – Это письмо, – растолковывал он, – сейчас пойдешь к директору гостиницы...

– К самому?.. Да я его ни разу в жизни не видела! – испугалась Аврора.

– Вот заодно и посмотришь. Выложишь все как было и скажешь, что больше тут работать не будешь. Завтра возьмешь вот это письмо, – и он покрутил перед Аврориным носом сложенным вчетверо листком, – трудовую книжку, паспорт и пойдешь по этому адресу. – Маронов чиркнул адрес на «четвертушке». – Скажешь, что от меня к Зухрабу Маронову...

– А кто это? Где это? – недоумевала наша героиня.

– Это одно из посольств в Москве, где должность посла занимает мой отец. Он обязательно примет тебя на работу.

– Но кем? Я ж ничего не умею! И потом, завтра я никак туда пойти не могу!

– Почему?

– У меня развод завтра!

– Значит, отправишься послезавтра. Тебя оформят задним числом, чтобы не было прерывания стажа. А насчет того, что ты ничего не умеешь, не беспокойся – научишься! Да и вообще, гостиница – это место не для тебя. Поняла? Сейчас иди к директору.

И Аврора, набравшись храбрости, можно сказать совершенно бессознательно, спустя двадцать минут вошла в огромный кабинет директора гостиницы Петра Владимировича Дуева и, поздоровавшись, села на краешек самого дальнего от начальника стула.

– Поближе, поближе, дорогая моя, я ж вас оттуда не услышу! – пробасил Дуев, туша окурок в яшмовой пепельнице. – Вот так. Не робейте и говорите, голубушка, зачем пожаловали.

И тут Аврора поняла, что, если не выпалит на одном дыхании Петру Владимировичу о гнусных обвинениях, о деньгах, которые она каким-то непостижимым образом должна выплатить, она никогда и ничего в этой жизни не добьется. И Аврора как на духу рассказала директору о той обиде, что тяжелым камнем лежала на ее сердце последние два часа.

– Н-да, – задумчиво проговорил Дуев, ероша пятерней свои седые волнистые волосы. – Ну мне-то все понятно, конечно. – Директор будто бы разговаривал сам с собой. – Да и что тут может быть непонятного?! – хмыкнул он. – Красивая молодая женщина! Да эти змеи жаждут от вас избавиться, вот и воспользовались случаем, но не такой уж я дурак! Не позволю! Слышите? Ступайте, работайте себе спокойно, а я уж выведу их на чистую воду!

– Нет, нет, я хочу уволиться! – заявила Аврора. Именно в этот момент до нее вдруг дошло, что оставаться в гостинице, где все, все без исключения хотят только одного – не видеть ее никогда за администраторской стойкой, глупо и неправильно.

– Вы это серьезно?

– Да, да.

– Я бы не хотел терять такие кадры... Но, возможно, вы правы... Гостиница – это не ваше место. Пишите заявление по собственному желанию. Сегодня смену отработаете, а с завтрашнего дня вы свободны.

– Спасибо! Спасибо вам огромное!

– У тебя есть хоть куда идти? – по-отечески спросил Дуев.

– Да, да. – Аврора, приоткрыв рот, старательно выводила буквы первого в своей жизни заявления об уходе. – А кто ж будет деньги выплачивать? – спросила она.

– Тот, кто их взял! Мариночка, Рыжикову ко мне немедленно! – потребовал он главного администратора по внутренней связи. – Ну, удачи тебе, красавица! – пожелал Дуев Авроре, подписав ее заявление.

Через час Рыжикова с Раисой появились на одиннадцатом этаже с зареванными, пунцовыми лицами после «разговора» с начальником. Они, как две змеи, проползли мимо Аврориной стойки, одновременно бросив на нее по злобному взгляду.

В шесть вечера Татьяна Георгиевна, запихнув «Грюндиг» – магнитофон сошедшего с ума гида – в спортивную сумку, отправилась домой, однако далеко уйти ей было не суждено – на первом этаже главную администраторшу задержали и отвели под охраной в кабинет Дуева. Но что да как там потом складывалось в гостинице, ни героине, ни автору не известно. Посему завершим историю о пятизвездочном отеле (как сейчас говорят) именно на этом эпизоде.

* * *

Все женились, начинали новую счастливую жизнь – взять, к примеру, Любашку или Парамона Андреевича. У нашей героини было все наоборот – работу она потеряла, что ждет ее на новом месте – неизвестно, с мужем она разводится, вынуждена жить на птичьих правах у матери с Геней. Поистине у Авроры началась в жизни черная полоса.

В зале суда Метелкин отрицал все, что касалось его измены, – он долдонил одно и то же:

– Делайте что хотите! Но я жену свою люблю и расставаться с ней не желаю. У нас с ней общая дочь! И вообще, я без Басенки умру, потому что жизнь без нее мне не мила!

Юрик дошел до того, что инсценировал сердечный приступ на глазах у судьи и случайно забредших в зал зевак. Схватившись за сердце, он стал дышать, как рыба, выброшенная на берег, после чего пошатнулся и чрезвычайно удачно «упал» на стул.

Аврора, зная наизусть уловки собственного мужа, не растерялась и, подскочив к судье – полному седовласому мужчине, очень похожему на директора гостиницы Дуева, прошептала:

– Я вас прошу, я вас умоляю! Разведите нас! Я все равно с ним жить не буду, не смогу просто!

В ответ судья подмигнул (!) Авроре и, заявив:

– Как скажешь, красавица! – развел супругов без дальнейших разбирательств.

Метелкин был в бешенстве! Это и понятно! Его любимой фразой на протяжении семи лет брака была «Да куда ты от меня денешься!». Он был уверен на сто процентов, что его наивная Басенка проживет с ним до гробовой доски, не допуская даже мысли о его многочисленных изменах! А тут вдруг на тебе – «вы больше не муж и жена»! Кто бы мог подумать!

Выйдя на улицу, Юрик, захлебываясь злостью, стал выкрикивать в адрес бывшей супруги самые разнообразные оскорбления – такие, каких Аврора ни разу не слышала от него. Потом он вдруг совершенно неожиданно, увязавшись за ней хвостом, принялся нашептывать о своих многочисленных изменах:

– Ты чо думаешь, ты одна, что ль, у меня была? Да у меня столько баб было, что я сам уж со счета сбился! У меня и сейчас любовница есть!

– Я в курсе! – бросила Аврора, пытаясь оторваться от бывшего мужа.

– Да не Лидка! Лидка так, проходная!

– Я рада за тебя! Только вот не пойму, что тебе от меня-то нужно? – остановившись посреди улицы, в лоб спросила она его.

– Люблю я тебя, Басенка! Люблю! – с необычайной печалью в голосе протянул Метелкин и тут же с жаром предложил: – Каренина, пошли в ресторан! Я тебя приглашаю! Отметим развод! Может, помиримся! А?

– Поезжай на работу! – крикнула Аврора и прыгнула в уходящий автобус.

Аврора в отличие от своей матери, которая, выйдя из зала суда после расторжения брака с Владимиром Ивановичем, пожалела, что вообще заварила всю эту кашу с разводом, и, кажется, сокрушалась по этому поводу до конца дней своих, почувствовала невероятное облегчение и свободу – неизведанную, пьянящую, головокружительную. Ей не верилось – неужели она теперь действительно вправе, не опасаясь, что в любой момент может появиться вишневый шлем мужа, спокойно беседовать с мужчиной, ходить с кем хочет в кафе, рестораны, театры?! «Господи! Счастье-то какое», – подумала она и глубоко вздохнула. Все вокруг – люди, дома, деревья, машины – все будто стало ярче, явственнее, четче. Воздух – и тот ей казался другим – свежим, чистым, вкусным каким-то. Она поняла вдруг, что всю жизнь просуществовала под гнетом – сначала материным, Гениным, потом под давлением Метелкина и всего его семейства с присущим ему потрясающим равнодушием, ленью, холодным чаем, ворованным зефиром, клизмами с разведенным спиртом... Наконец-то она избавилась от всего этого! А главное – от ненормальной, нездоровой ревности Юрика, к которому она теперь не испытывала никаких чувств – даже жалко ей его не было.

Аврора не чувствовала себя покинутой, раздавленной, одинокой – наоборот, у нее будто крылья выросли, и теперь она могла лететь куда ей вздумается. «Свободна! Свободна! Свободна!» – пульсировало у нее в голове весь день: и когда Зинаида Матвеевна рассказывала ей в мельчайших подробностях о том, как ездила на свой родной часовой завод и как они вместе с Ларисой Николаевной писали вместе длинное, душещипательное письмо первой женщине-космонавтке с просьбой о предоставлении отдельной квартиры несчастной Авроре. И когда на следующее утро она, затянув на затылке конский хвост пшеничных волос и надев свое любимое летнее платье шоколадно-солнечной расцветки, отправилась устраиваться на новую работу, прихватив рекомендательное письмо Фазиля Маронова, – в голове билась все та же радостная мысль: «Свободна! Свободна! Свободна!».

Она остановилась возле премиленького трехэтажного здания, что занимало тогда представительство одной из кавказских республик, выкрашенного в нежный зелено-голубой цвет, открыла дубовую дверь, с удовольствием прошлась, утопая каблуками, по пушистому узорчатому ковру...

– Вы к кому? Прекрасный девущк? – спросил ее вахтер – низенький старикан с черными глазами.

– Я пришла устраиваться на работу. Я к Зухрабу Маронову.

– О, Зухраб Фазиливича сейчас неть. Ты к заму иди. По коридор налево, – сказал он и, аппетитно причмокнув губами, восторженно воскликнул: – Ах! Какой красивый девущк! Роза, а не девущк! Э?

Аврора зашла в приемную – там женщина лет сорока восьми с отросшей стрижкой отчаянно и увлеченно печатала на электрической машинке. Она самозабвенно колотила двумя указательными пальцами по клавишам, то и дело резко вскидывая руки к ушам. Голова ее, казалось, существовала отдельно от тела – она тряслась, ритмично дергалась и вдохновенно откидывалась, как у профессионального пианиста, исполняющего Патетическую сонату Бетховена.

– Здравствуйте! – поприветствовала секретаршу Аврора, но та снова встряхнула головой и сосредоточенно забарабанила. – Я на работу пришла устраиваться! – прокричала наша героиня что было сил.

– А? Что? Господи ты боже мой! – испуганно подпрыгнула «пианистка». – Так же от страха можно умереть! По какому вопросу?

– Я говорю, пришла на работу устраиваться, – повторила Аврора.

– А нам никто не нужен!

– Я от Фазиля Маронова, – робко сказала Метелкина – ей отчего-то вдруг стало очень стыдно.

– А-а, – уважительно протянула секретарша, – тогда проходите к заму. Сейчас, я только предупрежу его. – И она, нажав на черную кнопку, проговорила: – Эмин Ибн Хосе Заде?!

– Да-да, я слушаю вас, Вера Федоровна!

– К вам тут девушка от Фазиля Маронова. Пускать?

– Конечно, конечно!

– Проходите, – молвила Вера Федоровна и вернулась к терзанию пишущей машинки.

Аврора зашла в кабинет... Да, он сильно отличался от кабинета Дуева. Все здесь было по-иному, с восточной роскошью – ковры, полумрак, узорчатые багровые портьеры на окнах... Даже посуда на длинном столе красного дерева была необыкновенной – грушевидные чашки в серебряных подстаканниках, расписные пиалы, сухофрукты на огромных серебряных блюдах...

– Проходите. Здравствуйте. Проходите, присаживайтесь, присаживайтесь! – суетился гостеприимный хозяин столь экзотического кабинета. Он подскочил к Авроре и, встав метрах в двух от нее, буквально остолбенел.

– Здравствуйте, спасибо. Я пришла на работу устраиваться. Вот письмо... – Аврора удивленно смотрела на заместителя Зухраба Маронова. Это был человек небольшого роста – чуть повыше ее, средней комплекции – не сказать чтоб худой, но и не толстый, в темно-синем костюме-тройке, смуглый, лысый (в скобках замечу, что блестящая лысина совсем не портила зама постоянного представителя. Согласитесь, ведь бывают на свете мужчины, которым идет лысина: придает им значительности, внушительности, ума, я бы даже сказала. Если б у него была густая шевелюра, Эмин Ибн Хосе Заде выглядел бы если не смешно, то уж нелепо точно, уверяю вас, холеный), лет сорока, от силы сорока пяти. Аврора учуяла приятный запах заморского мужского одеколона, исходивший от заместителя Маронова, который в наши дни, несомненно, назвали бы дорогим парфюмом, тогда же наша героиня дала этому одеколону четкое и понятное определение – фирменный.