Анна Абрамова - Зачем ты причиняешь мне боль?

 - Пойдем в ванную, - аккуратно предложил он ей и тут же услышал недовольный вздох Сержа.

 - Ммм, Серж, ты бы вышел что ли, - больше попросил, чем приказал Матвей, -  мы тут уж как-нибудь сами разберемся. Комната ее где?

 - Разобрался уже, черт! Ты хоть резинку-то натянул?

Матвей кивнул головой, не глядя на друга. Вот что ему сказать? Что не хотел? Так хотел, еще как! Что сама пришла? Так он рад! Что больше никогда и ни-ни? Блин, она же ребенок совсем. Никогда он не замечал сестру Сержа, посмеиваясь вместе со всеми над другом, если тот вызверялся, стоило хоть кому-то заикнуться о его сестре. Никогда даже не смотрел в ее сторону…Никогда не думал…А тут такое сокровище…

 - Ты там поаккуратней что ли, - снова тяжело вздохнул Серж и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

 - Ну что, сестра, давай знакомиться что ли? –Матвей натянул на себя штаны и присел на край кровати.

 - Ирка, - прошептала Ирка, опуская взгляд и загораживаясь волосами. Но сильные руки тут же отвели волосы назад, заставляя смотреть в эти стальные глаза.

 - И что же тебя подвигло на это, Ирка?

Ну вот не признаваться же ему, что взрослой решила стать, или признаться? Да и чувства к Сашке как-то эта ночь перечеркнула. Ирка смотрела на Матвея, на этого высокого, уверенного в себе парня, за которым девки табунами бегают, мечтая затащить в постель. А она вот так вот раз…  - и в его постели. Ирка зажмурилась от ужаса. Вот что теперь будет.

 - Тшшш, - чего-то испугался Матвей, быстро притягивая к своей груди, - ну подумаешь невинность,- неправильно все понял он, - ну хочешь, черт…ну не жениться же на тебе на самом деле? Иринка, - он снова заставил ее посмотреть на него,- что ты хочешь?

Когда-то, когда Ира была маленькой и заболевала, мама садилась у ее кровати, с тревогой щупала лоб и спрашивала:

  - Дочка, может ты хочешь чего-нибудь, я все-все сделаю!

Вот и сейчас вид у Матвея был такой, будто она заболела, а он ее мама.

 - Спать хочу, - честно призналась девушка, болеть у нее ничего не болело, чувствовала она себя прекрасно, да и перемен с момента вступления ее во взрослую жизнь грандиозных не произошло. Гром не грянул, мир не рухнул.

 - Давай, я провожу тебя до твоей комнаты, - и Матвей вдруг легко поднял девчонку на руки, заворачивая в одеяло…

Матвей впервые за свои семнадцать лет познал чувство нежности. Пока девчонка спала, он задумчиво сидел возле ее кровати, поглаживая тонкое, изящное запястье, в сером рассвете разглядывая нежное лицо: чуть припухшие от его поцелуев губы, высокие скулы, прямой нос, черные ресницы подрагивали во сне, тонкие брови иногда хмурятся. Матвей неожиданно даже для самого себя наклонился и легонько поцеловал нахмуренные морщинки, Ирина улыбнулась во сне. Вот что ей сниться? Матвей ревновал ко сну, к новому дню, к это узкой кровати, да даже к этому плюшевому ужасу, который лежал возле стены.

Что она с ним сделала? Ведь зарок себе дал, никаких девушек, а тут…Он укрыл одеялом голенькую ножку, которая так не кстати выглянула из-под тепла одеяла. «Хочу ее себе», - эта мысль приходила ему в голову уже тысячу раз, да он готов был уже тогда, как только отпустил, забрать ее насовсем, с собой, как тот мальчишка в магазине, схвативший понравившую игрушку и уже не в силах выпустить ее из рук. Рядом с ней невозможно находиться и не хотеть до боли в чреслах, до дикого желания взять, владеть. Он хотел снова слышать ее удивленные вздохи, разводить, в смущении закрывающие себя, руки, точно уловить тот момент, когда она раскроется для него вся такая желанная, такая доступная, такая нежная.

Почему он не уходит? Зачем сидит? Ведь и так понятно, что после первого раза, наверное, точно нельзя повторять подвиги! Да и не факт, что она позволит. Вчера, они так и не поговорили о том, что произошло. Пока Матвей донес Иринку до комнаты, она сладко заснула, доверчиво положив ему голову на плечо. Парень так и не решился разбудить девчонку, осторожно укалывая на постель, боясь сделать хоть одно неловкое движение, боясь потревожить ее сон.

Комната была совсем детская. Никаких постеров с брутальными накачанными мужиками, никаких глянцевых журналов, куча игрушек, книг, рисунков.

Серж заглянул в комнату и поманил друга пальцем. Сейчас как раз вовремя! Матвей все никак не мог заставить себя уйти, а другу не откажешь. Он поднялся, еще раз тихо коснулся манящих губ и, не оглядываясь, вышел.

Серж ждал его на кухне, мрачно меряя шагами небольшое помещение. Матвей вошел, включил кофе-машину и уселся на барный стул, в ожидании крепкого напитка. Напитка без сахара, такого, который прочищает мозги и остужает бешеное желание.

 - И что теперь?  - спросил Серж, не глядя на друга, уставясь в другую сторону, делая вид, что ответ на вопрос его не волнует. – Понимаешь, - торопливо начал Серж, - я слишком хорошо тебя знаю, Мороз, ты как я, я как ты, мы слишком похожи, чтобы любить постоянство.

Серж был прав,они и  сдружились крепко только потому, что понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Одно видение жизни, одни мысли, одна цель, одно отношение к любви. Поэтому Матвей молчал, не зная, что сказать.

 - Мороз, давай сделаем вид, что ничего не было, не надо влюблять мою сестру в себя, и сейчас, пока она не знает, какой ты, ей будет легче отпустить тебя. Ведь ты как тот огонь, на который летят глупые бабочки, а мне так не хочется, чтобы она сгорела.

Матвей все так же молчал, тяжело разглядывая свои руки, теперь тоже не желая встречаться взглядом с Сержем. Внезапно кулак друга обрушился на ни в чем не повинную барную стойку. Серж правильно расценил молчание друга, правильно понял этот смотрящий в сторону взгляд, эти сжатые в кулаки руки все сказали за Матвея.

 - Нет, Мороз, ты не сделаешь этого! Слышишь? – и Серж схватил друга за грудки, приподнимая над полом. Оба они знали, кто может победить в этой схватке, но за эти три часа у Матвея поменялся весь мир, какое поменялся, весь мир вывернула наизнанку какая-то мелкая девчонка, коснувшись один раз.

 - Отпусти, - глухой голос Матвея, - не трону я ее…..обещаю.

Матвей обещал искренне. Повторения как с Викой не хотелось. И пусть сейчас было все по-другому, но он боялся, впервые боялся причинить боль девушке, не хотел видеть ее растоптанной, униженной, слабой,  уговаривая себя, что любовь не для него.

 Как часто в подростковом возрасте мы принимаем категорические решения!

Серж облегченно выдохнул, в их компании знали, что если Мороз что-то пообещал, то он разобьется в лепешку, но выполнит.

 - Знаешь, больше всего боялся, что она западет на тебя, берег ее, а тут… - друг виновато посмотрел на Матвея, - нет, Мороз, ты не подумай, ты – крутой, сам знаешь, но она -  моя сестра, я люблю ее!

Матвей только кивнул, принимая слова, и глотнул обжигающего крепкого кофе.

 - Пойду я, Серж. Давай! – он хлопнул друга по плечу, прощаясь с этим домом и с девушкой, которая крепко спала наверху.

* * *

Ирка проснулась ближе к обеду. За окном вовсю светило зимнее веселое солнце, снег сверкал так, что больно было глазам. И вдруг такое внезапное счастье накатилось на Ирку, что сердце запело, телу захотелось танцевать, захотелось чудить, громко смеяться, бурно радоваться. Она вскочила на кровати, прижимая к себе Собака и запрыгала, будто маленькая девочка, получившая долгожданный подарок. Тихо приоткрылась дверь и Ирку еще больше развеселило изумленное лицо брата.

 - Ир? Ты как? – виновато спросил он. А Ирка только рассмеялась, весело спрыгивая с кровати.

 - Сережка, -   она закружилась по комнате, - какая же я счастливая!

Серж мрачно плюхнулся в кресло, почему-то радость сестры он не разделял.

 - Ир, ты это…подожди радоваться, - попытался утихомирить сестру Серж,- ну ты что? Влюбилась что ли в Мороза? Ну не глупи, а? Какой из него парень? Сама знаешь у него таких как ты куча! А ты не такая, ты – особенная! Ир, ну плюнь на него, пожалуйста! Ну, хочешь, я родителей попрошу, чтобы они тебя в другую школу перевели.

Кажется, Серж так не уговаривал родителей, когда мотоцикл домой привел.

 - Сереж, ты его просто не знаешь, он такой, такой… – и девчонка снова закружилась по комнате, останавливаясь у зеркала, трогая чуть припухшие губы, разглядывая новую себя.

 - Да, б..ть, Ирка, очнись, - заорал Серж на сестру, - ты не для таких как мы! Ты – другая! Тебе настоящий нужен! А мы….мы берем от жизни, что хотим, ломаем, а потом бросаем, потому что жаждем эмоций, адреналина, скорости, перемен. Знаешь, что это значит? – Серж надвинулся на сестру, заставляя ее отступить, - это значит, что нам все быстро надоедает: девушки, машины, дискотеки, и чем старше мы становимся, тем опаснее игры. Поймешь ты это или нет? И Мороз – один из сильнейших, он не успокоится пока не дойдет до конца, он подсел на адреналин! А знаешь, что для нас конец? Это смерть! Смерть, дура! Ты хочешь рыдать над его могилой? Ты хочешь, чтобы твои дети были сиротами? Не лезь к нам, не лезь в ту жизнь, там нет ничего романтичного! А ты… Ты должна быть счастливой! Слышишь, сестра? Я не позволю зайти тебе в этот мир, он не для таких как ты…

У Ирки было такое чувство, что она -  воздушный шарик, который наткнулся на колючую ветку и быстро сдувается.

 - Сереж, вы же уйдете оттуда? Ты сможешь уговорить его? - прошептала она, с ужасом глядя на словно выточенное из камня лицо брата. Она не знала, чем занимаются эти мгновенно вдруг ставшие взрослыми парни, но впервые осознала, что все не так просто, что брат живет в другом мире и этот мир скорее всего не отпустит его.

 Серж помотал головой.

 - Мы дойдем до конца, сестра! Прости!

Все счастье прошедшей ночи, все ощущения нежности, были смыты черной краской страха.

В школу Ирка собиралась неохотно. Рюкзак давил на плечи, ноги не шли, легкая шубка казалась тяжелой. Быстрее бы каникулы!

Вовка нагнал ее по дороге, на ходу стаскивая с ее плеч сумку.

 - Давай помогу, - пробасил он, - идешь так, как будто там у тебя кирпичи.

Ирка только кивнула, разрешая забрать рюкзак. Ничто не радовало ее: ни этот волшебный снег, падающий крупными снежинками, ни то, что сегодня последний перед каникулами учебный день, ни то, что скоро такой долгожданный Новый год.

Девчонка любила Новый год за настроение, за ожидание чуда, за то, что в эти дни люди будто и вправду становились чуточку добрее, веря в любовь, счастье, волшебство. А сейчас это чувство вмиг пропало, заменив яркую картинку на монохромную, состоящую из серых красок.

 - Привет! – кто-то окликнул ее, и Ирка споткнулась, встретившись с серыми глазами парня. – Ты как?

Взгляд Матвея метнулся на Вовку и вернулся обратно. Мороз стоял возле низкого спортивного автомобиля, который еще не успел заглушить. Из мощной турбины вырывался низкий рычащий звук.

Ирка смутилась, взгляд Матвея вызывал в ней ненужные воспоминания, будил желание прикоснуться, еще раз проверить на нежность эти волевые губы.

 - Нормально, - тихо сказала она, проходя мимо.

 - Иринк, - она замерла, боясь продолжения и мечтая о нем, - если кто обидит, убью.

Сказано было вроде для нее, но Вовка сразу же отшатнулся от девушки как от чумной и даже сделал два шага подальше, словно желая сказать, я не с ней.

 - Что у тебя с ним? – Вовка сильно сжал ее руку, как только они зашли за угол школы.

 - Пусти, больно, - вырвалась Ирка. – И это не твое дело!

 - Не мое? – взорвался Вовка. – Не мое? А если я скажу, что люблю тебя?   - Вовка преградил ей путь своим мощным телом, не позволяя обойти.

 - Не надо, Вов, - попросила Ирка. Мысленно спрашивая у неба за что? То ни одного, то сразу вон сколько, только надо ли ей это? Зачем просила? Недаром говорят, бойся своих желаний, они могут сбыться.

 - Что не надо? – оторопел Вовка. – Ирк, ты что совсем? Я тебе в любви признаюсь, думаешь это так просто, да? Конечно, я не красавчик Мороз, которому эти слова сказать раз плюнуть, вот только люблю я по-настоящему, а не как он на одну ночь! Я – настоящий, а не яркая обертка, упакованная в красивый автомобиль.

Вовку прорвало. Никогда Ирка не слышала от Вовки более чем трех слов подряд, говорить ему всегда удавалось с трудом. С трудом подбирал слова, с трудом выталкивал их из себя, делая большие паузы, замолкая там, где все ждали продолжения, а тут словно пробку с бутылки сорвало: слова лились и лились, поражая Ирку с каждой секундой все больше и больше.

 - Вовка, остановись, - крикнула Ирка, зажимая уши руками, - я не готова, я не хочу. Отстань, не надо, пожалуйста.