— Кому только нужен этот Глазго? — пробормотала Кейт, вылив на себя столько масла, что хватило бы на мотор «Феррари».

Остаток дня мы провели в полубессознательном состоянии, просыпаясь лишь когда одна из нас начинала кричать:

— Тревога, на горизонте гора мышц! — Это означало, что мимо нас проходит очередной сногсшибательный представитель мужского пола.

Все было очень пристойно, как в телепрограмме о путешествиях. Пока не наступил вечер…

Мы с Кейт взяли два больших коктейля и, чтобы девочки смогли подготовиться к «выходу на охоту», удалились на балкон — у нас в Глазго такие балконы называются «наружными подоконниками». Когда девочки были готовы, мы сказали, чтобы они шли без нас.


— Встретимся в «Шотландце» попозже, — крикнула Кейт через окно, говоря о пабе, мимо которого мы проходили днем.

Почему только туристы так делают? Зачем вообще ехать в отпуск, если все равно заваливаешься в паб, где как раз находятся те люди, от которых хотелось уехать, и та же самая еда, что и дома? И еще жалуемся, что томатный соус не «Хайнц», а другой фирмы. Странные мы люди, британцы.

Мы с Кейт красились и наряжались целую вечность. К тому времени, когда было готово, мы успели переодеться каждая по двенадцать раз, дважды накраситься, потом все смыть и опять накраситься и сменить больше причесок, чем Мадонна за всю карьеру. Еще мы выпили полбутылки водки и галлон свежевыжатого апельсинового сока. Как мы выглядели, нам было уже плевать, ведь в глазах все равно двоилось.

Шатаясь, мы поплелись в «Шотландец», по дороге захаживая в каждый паб, чтобы освежиться. Когда мы наконец прибыли на место, было почти двенадцать. Кэрол с Сарой были поглощены разговором с двумя из шести эдинбургских парней.

— Где Джесс? — промямлила я, вовсе не желая быть похожей на Рэба Си Несбитта[1] — но так уж получилось.

— Где-то здесь, — ответила Кэрол, размахивая руками в неопределенном направлении. — В туалет вышла, наверное.

Через пару минут нас с Кейт поглотило всеобщее веселье и громкая музыка, ревущая из динамиков. Я обнаружила, что танцую грязные танцы с мускулистым голландцем по имени Хенк (он-то как попал в «Шотландец»?). Вскоре мы уже играли в хоккей языками в темном углу; его руки так и норовили протиснуться к моей груди. В конце концов мне надоело постоянно перемещать его лапы с сосков на ягодицы, я неоригинально выпалила, что мне нужно в туалет, и поплелась на поиски остальных. Кейт мне пришлось отделять от загорелого француза чуть ли не хирургическим путем; Кэрол стояла на барном табурете и горланила «Эй, транжира»; потом нашлась и Сара (валялась под раковиной в туалете). Но куда пропала Джесс? Меня охватил испуг, а вскоре — и страшная истерика, от которой я мгновенно протрезвела. Мы обыскали все углы. Дошли даже до того, что копались в мусорных ящиках на колесах у входа, но ее нигде не было.

Мы ударились в панику и стали лихорадочно приглядываться к каждому парню в пределах видимости, чтобы определить, похож ли он на психованного маньяка-убийцу, похищающего людей. Мы бросились в гостиницу, по дороге обыскав каждый бар и темный закоулок. Все это время перед глазами у меня стояло мамино лицо, которое как будто бы говорило: «Я так и знала! Так и знала, что тебе не обойтись без телефона британского посольства!»

— Черт, — процедила я, ни к кому в отдельности не обращаясь. Мы поднимались по лестнице в наш номер. — Не могу поверить, что это происходит с нами.

Подойдя к двери, я стала искать ключ, но вдруг окаменела. Господи, что это еще такое? Меня оглушил душераздирающий хор, исполняющий песенку «Сыграй нам блюз, белый человек». Звуки раздавались из-за нашей двери.

Все еще трясущимися руками я открыла дверь, и передо мной предстало самое что ни на есть идиотское зрелище. Трое парней в сомбреро орали во все горло, еще один играл на гитаре-развалюшке, а еще один сладко спал. На животе у последнего кто-то выстроил пирамиду из пивных банок, а из его ушей свисали его же носки. В центре всего этого безобразия восседала Джесс с пивной банкой в руке.

— Девочки, я уже начала беспокоиться, где вы! Заходите, я вас с ребятами познакомлю! — прокричала она.

Я онемела и, потеряв способность двигаться, приросла к полу. Хотела было что-то выговорить, но никакими словами невозможно было выразить те сорок семь разнообразных эмоций, что метались у меня в голове. На помощь пришла Кэрол.

— Джесс, какого черта здесь творится?

Четверо парней выжидающе смотрели на нас. Спящий хранитель пивной пирамиды даже не пошевелился.

— Мы познакомились у входа в «Шотландец», — выпалила Джесс. Ей хватило приличия немного смутиться. — Они из Барнсли, и им негде жить, потому что из кемпинга их выгнали. Я пожалела их и привела их к нам… Подумала, что они могли бы пожить с нами. Вы ведь не против?

Я все еще пыталась расшевелить онемевший язык. Кейт громко вздохнула.

— Извини, Джесс, но у нас есть правила, — отрезала она. — Мужчин приводить нельзя.

На лице Джесс застыл непередаваемый ужас, и она уже хотела произнести оправдательную речь, когда заметила на губах Кейт улыбку. У Кэрол задрожали плечи, и через пару секунд все мы катались по полу от хохота. Даже разбудили Парня с Носками.

До рассвета мы не спали, пили, исчерпав весь репертуар песен «Битлз», Элвиса и Фрэнка Синатры. В шесть утра завершив пирушку чудовищным исполнением песни «Нью-Йорк, Нью-Йорк», мы рухнули спать там же, где сидели. Даже не стали решать, кто где будет спать: десять человек в квартире, предназначенной для двоих, — это безнадежно. Просто договорились так: кто сможет где расчистить место на полу, там он и ляжет.

В состоянии опьянения нам показалось, что парни из Барнсли — безобидные и забавные ребята. Дейв играл на гитаре, был ростом пять футов восемь дюймов, у него была милая улыбка и злобные шуточки. Братья Пол и Барри говорили одновременно — один мозг на двоих и вдвое больше рук и ног. Марк был красавчиком — высокий, смуглый, дьявольски симпатичный и явно не понаслышке знал, что такое штанга. Что до Парня с Носками, то он за всю ночь даже ни разу не приоткрыл глаза, так что мы договорились, что отныне и навеки он официально будет именоваться Парнем с Носками.

Последующие три дня повторяли первый почти в точности, только вот народу стало больше. Ребята вели себя, как старшие братья: приносили нам коктейли на пляже и отваживали посторонние ухаживания, изображая из себя братьев, дружков или мужей в зависимости от ситуации. Правда, Кэрол решила, что хочет узнать побольше о том, как Майк качает пресс, и они устроили маленький инцест, но, не считая этого, наши отношения были чисто платоническими.

Однако на четвертый день все изменилось.


День не предвещал ничего дурного: долгое ленивое лежание на пляже, крем от солнца, пляжный волейбол. В шесть мы вернулись в гостиницу, чтобы подготовиться к очередной вечерней прогулке по злачным местам Бенидорма. Для посещения ванной мы разработали весьма эффективный график: сначала идут мальчики, и пока они принимают душ, мы часок попиваем коктейли на балконе. Потом они уходят в паб, а мы наряжаемся и встречаемся с ними уже на месте. Все очень цивилизованно, если бы не неизбежная нехватка места, драчки с брызгами и прочее безобразие, которого было не миновать. В тот вечер я приняла душ, оделась и накрасилась довольно быстро, что было мне несвойственно. Однако я пришла к выводу, что а) слишком жарко, чтобы копаться, и б) в этом городе даже с лицом, похожим на коровью задницу, и фигурой не лучше тебе все равно гарантировано мужское внимание.

Когда мы явились в паб, ребята уже стояли на столе, распевая футбольные гимны, так что мы воспользовались возможностью и украли их стулья. Неумный ход, так как они уселись нам на колени и сидели там, пока нам не свело ноги и мы были вынуждены аккуратно спихнуть их на пол.

Примерно в одиннадцать часов, когда меня уже не на шутку качало на тонких шпильках, в бар вошел высокий блондин в сопровождении темноволосого парня. Блондинчик выкрикнул приветствие Саре, и я смутно припомнила, что зовут его Грэхем: это тот парень, которого она домогалась вчера вечером. Он подошел к нашему столику, а его друг стал проталкиваться к бару. Он ждал своей очереди; через толпу я могла разглядеть только его макушку.

Грэхем уселся Саре на колени, и тут его друг повернулся и стал пробираться к нам. Мое сердце замерло. Еще пара секунд — и перехватило кислород. Я уже собиралась искать коричневый бумажный пакет, чтобы подышать в него, как его глаза остановились на мне. И какие глаза! Такие синие, что, если бы дело происходило в девяностые, клянусь, я бы подумала, что он носит цветные линзы; его ресницы заставили бы куклу Барби умереть от зависти.

Ему был примерно двадцать один год; иссиня-черные волосы, смуглая кожа и скулы, как у актера из американской мыльной оперы. Он был ошеломляюще хорош собой. Все время, пока он шел к нашему столику (как мне показалось, мили полторы), он не сводил с меня глаз. Все еще глядя мне в глаза, поставил стаканы. На его губах появилась улыбка, приоткрывшая зубы, по которым мне захотелось постучать, чтобы убедиться, что они настоящие. Боже милостивый, да это же любовь с первого взгляда! Мне казалось, что громовые удары моего сердца заглушают даже ритм дурацкой песенки «Заткни рот», ревущей из динамиков. Он посмотрел на меня еще немного и медленно, с мягким шотландским акцентом произнес:

— Ну что, мы уходим?

Мой мозг заскрежетал в поисках остроумного ответа, услышав который все должны были схватиться за живот, но способность мыслить меня покинула.

— Да.

Да? И это все? Все, что способна придумать образованная и бойкая на язык молодая девушка вроде меня? Наверное, он подумал, что я тупа как пробка и не в состоянии поддержать беседу.

Он протянул руку, и я взяла ее, все еще утопая в его взгляде. Вышла вслед за ним на улицу, где он свернул направо и зашагал в полном молчании. Где-то через сотню ярдов он остановился, взял мое лицо в ладони и медленно меня поцеловал. Я почувствовала, как у меня подкашиваются колени. Господи, что со мной происходит? Мой разум захватили инопланетяне, или все это — свидетельство жестокого умственного расстройства? Я не могла говорить, еле перемещала ноги и совершенно не контролировала свои чувства. Словно превратилась в безмолвную восьмидесятилетнюю старуху.

Он пошел дальше, завернул налево, потом направо, пока мы не вошли в один из больших отелей на побережье. Мы поднялись на лифте на шестой этаж и зашли в его номер, там он повернулся и опять меня поцеловал. Только на этот раз дело этим не ограничилось. Он расстегнул мою блузку, и та соскользнула на пол; вслед за блузкой он стянул и юбку через бедра. Тем временем я каким-то образом сумела снять с него рубашку и брюки. Мы барахтались на кровати, целуясь, кусаясь и обнимаясь. Не успела я сообразить, что происходит, как откуда-то появился презерватив, и вот уже кончик его члена ищет что-то в моих лобковых волосах.

— Приподними бедра, — прошептал он, теребя губами мое ухо.

Как это — приподними бедра? Высоко? Мне показалось, что сейчас не время спрашивать: «Извини, но я никогда ничего подобного не делала, так что не мог бы ты нарисовать диаграмму с точным указанием угла подъема?» Я приподняла зад, и он медленно и постепенно проскользнул внутрь. Мое тело взорвалось. Он продолжал двигаться вперед и назад, подразнивая меня, пока я не стала молить его остановиться и начать снова и продолжить этот танец — сама не знаю, чего я хотела. Наконец он кончил — задрожал, замер и рухнул рядом со мной.

Он повернулся и коснулся моего лица.

— Ты красавица, — прошептал он.

Я просияла.

— Спасибо, — ответила я, не зная, что еще сказать. Мама всегда меня учила, что, если кто-то говорит комплимент, нужно улыбнуться и поблагодарить его. Вряд ли она ожидала, что я применю ее урок после того, как незнакомец устроит мне сексуальную встряску, но откуда же мне знать правила этой новой игры?

Я стала припоминать, что же сейчас должно произойти. Я была уверена, что в этот самый момент парень должен перекатиться на бок и через десять секунд захрапеть. Но почему тогда он водит пальцем по моему соску? А теперь вот и по животу. И по бедрам. О боже, он хочет сделать это еще раз! Это нормально? Он затащил меня на себя, и, не успев сообразить, я начала двигаться, используя мышцы, о существовании которых даже не подозревала.

Мы занимались любовью еще два раза, один из которых был в ванной: теперь-то я знаю, что «водный спорт» имеет еще одно значение.

Когда мы уснули (я — с тупой улыбкой на лице), уже светало.

В десять утра меня разбудили лучи солнца, проникающие в окно. Сперва я не поняла, где нахожусь, а потом вспомнила.

Я начала было вставать, но почувствовала, что вынуждена лечь на кровать из-за боли. Ноги ныли, как после марафонского пробега. Я заставила себя дойти до ванной, по пути подбирая поспешно сброшенную одежду. Посмотрела в зеркало. Это было большой ошибкой. Лицо красное, глаза похожи на дорожную карту; волосы, как у панка. Я не могла позволить ему увидеть себя в таком состоянии: от шока у него на всю жизнь останется психическая травма.