Вера и Марина Воробей - Запоздалое раскаяние

Люся почувствовала в его голосе искреннее беспокойство, и от этого на душе у нее стало как-то непривычно тепло. Поймав себя на том, что ей это нравится, она резко передернула плечами, будто хотела что-то сбросить со спины. Гена, заметив это движение, встревожился, по-своему истолковав его:

– Тебе холодно? Наденешь мою куртку?

И прежде чем Черепашка успела отказаться, он торопливо стянул с себя куртку и накинул ее на Люсины плечи. Этот нехитрый и такой, казалось бы, естественный для молодого человека порыв отозвался в ее душе новой волной тепла. К горлу подступил комок. Раньше, если Гена и проявлял о ней заботу, то делал это как бы по велению долга, из желания показаться воспитанным.

Теперь же все было иначе. Все! И взгляд его изменился, и голос... и этот трепет, с которым он касался ее руки. Нет, так играть невозможно. Да и зачем ему играть? Стоп! А может, он хочет заново влюбить в себя Черепашку, чтобы вызвать зависть своих друзей, одноклассников? Ведь она теперь знаменитость! Придет в свою школу и скажет: «А я теперь с ви-джеем Черепашкой дружу!» И возможно, из-за неосознанного желания проверить внезапно возникшую догадку, Люся вдруг, сама от себя этого не ожидая, сказала:

– А знаешь, я ведь решила бросить телевидение.

Гена молчал, и по его лицу невозможно было понять, какое впечатление произвела на него эта новость. А Черепашка, с удивлением отметив про себя, что на этот раз даже не покраснела, продолжила как ни в чем ни бывало:

– Во-первых, устаю ужасно, а во-вторых, учебу запустила. Мама волнуется. Часто приходится школу пропускать, понимаешь?

– Вообще-то ты, наверное, права... – задумчиво протянул Гена. – Сейчас пропустишь материал, потом трудно будет догнать. Телевидение телевидением, а образование получить все равно надо!

«Значит, дело не в моей звездности, – подумала Черепашка. – А в чем же тогда? Что ему вообще от меня нужно?»

– Я пошутила! – Люся улыбнулась. – Никуда я не собираюсь уходить. Мне моя работа очень даже нравится. И со звездами нравится общаться, и музыка их нравится, и в школе у меня все в порядке!

– Пошутила? А зачем?

Внезапно Люсе стало стыдно, что она так нелепо ведет себя. И потом, Гена с таким простодушным изумлением смотрел сейчас на нее, что Черепашка почувствовала к нему что-то похожее на жалость. Она вообще всегда и всех жалела.

– Не сердись. – Люся опустила свою руку на его. – Это я так, дурака валяю. Нужно же о чем-то говорить!

– Необязательно, – обиженно пожал плечами Гена. – Можно и помолчать...

Обычно творчество Ника Рок-н-ролла производило неизгладимое впечатление на новичков. И Гена не явился исключением из этого правила. На сцене творилось нечто невообразимое! Представьте себе крепкого, высокого, черноволосого человека, все тело которого казалось лишенным костей. Выражение «извиваться, как змея» в данном случае не казалось преувеличением, а было всего лишь объективным описанием его телодвижений. При этом Ник умудрялся еще и петь. Если те нечеловеческие звуки, которые вырывались из его глотки, можно было назвать пением. Ник прыгал, кувыркался, дрожал мелкой дрожью, рвал тексты песен, написанные на больших листах бумаги и разбрасывал затем клочки у себя над головой. Тяжелые капли пота струились по его искаженному гримасами лицу, а красная футболка промокла насквозь и приобрела кроваво-зловещий вид. При этом певец обладал какой-то невероятной, нечеловеческой энергетикой, и его столь диковинная манера держаться на сцене рождала зрелище яркое, завораживающее, незабываемое. Усидеть на месте было практически невозможно. Словом, ничего подобного Гене, хотя он и считал себя знатоком русского рок-н-ролла, видеть в жизни еще не доводилось. Но, в отличие от большинства присутствующих на концерте зрителей, он впал в какое-то странное оцепенение, граничащее со ступором.

В довершение всей этой сюрреалистической феерии на сцену выбежала неизвестно откуда взявшаяся маленькая, черная гладкошерстая собачонка. Больше всего она была похожа на таксу, но ее туловище и морда были значительно короче, чем у настоящих такс, а лапы, наоборот, длиннее. Скорее всего, это была какая-то помесь таксы. Ник, завидев собачку, подлетел к ней со зверским выражением лица, схватил на руки (причем проделывал он все это, не прерывая пения), а затем с такой силой прижал ее к себе, что Черепашка всерьез забеспокоилась, как бы с собачкой не случилось беды. Однако такса, судя по всему, чувствовала себя превосходно и приветливо виляла хвостом. Она не проявляла ни малейших признаков беспокойства. Люся с облегчением подумала, что Ник всего лишь имитирует бурю эмоций. И словно в подтверждение ее догадки, собачка несколько раз восторженно взвизгнула и лизнула Ника прямо в нос, чем, казалось, привела его в дикую ярость. По залу пронесся тревожный ропот. Видимо, не только Черепашку беспокоила судьба собаки. А между тем Ник, опустил ее на пол, подхватил под передние лапы и начал подпрыгивать вместе с ней. Вопреки ожиданиям, собачка была в полном восторге от всего происходящего.

– И вот это ты собираешься показывать по телевизору? – прошептал Гена, нагнувшись к самому уху Черепашки.

– Ну, не именно это, – так же шепотом ответила она. – У Ника есть парочка очень даже приличных клипов. И кстати, очень многие от него «тащатся».

– Раньше ты таких слов не употребляла, – с едва уловимым упреком произнес Гена.

– Раньше! – многозначительно хмыкнула Черепашка. – Раньше мне бы и в голову не пришло пойти на концерт Ника Рок-н-ролла! Я раньше только Баха и Чайковского слушала. Между прочим, Ник – очень интересный собеседник. Вот увидишь!

И тут Люся поймала на себе его взгляд. Нет, никогда Гена не смотрел на нее с такой откровенной злостью и вместе с тем с обожанием. Или это была не злость, а что-то другое? Черепашке стало не по себе.

– Что ты на меня так смотришь?

– Интересно, что же такого тебе этот Ник сказал? – ушел от ответа Гена.

– Да так, – пожала плечами Люся, – ничего особенного.

Они сидели в баре клуба «Форпост». Черепашка, Ник Рок-н-ролл и Гена. Успевший умыться и переодеться, Ник держался спокойно и вполне адекватно отвечал на журналистские вопросы Черепашки. Гена смотрел на его открытое, хотя и сильно уставшее лицо и не мог поверить, что это тот же самый человек, который всего лишь четверть часа назад выделывал на сцене нечто невообразимое. Беседа уже подходила к концу, были оговорены день и время студийной съемки. Ник с радостью, без тени кокетства и жеманства откликнулся на предложение Люси стать героем одной из ближайших программ «Уроки рока». Теперь Черепашка пыталась разгладить один из текстов его песен, который Ник безжалостно смял во время концерта и бросил в зал. Случилось так, что бумажный комок угодил прямо Черепашке в руки, и, как истинный журналист, она просто не могла не использовать эту случайность в корыстных целях. Тем более, что в творчестве Ника именно тексты песен интересовали ее больше всего. Наконец ей удалось справиться с измятым листом, и слова, старательно выведенные явно не рукой Ника, стали теперь вполне различимы.

– Эта песня называется «Они ни о чем не мечтают». – Черепашка пристально вглядывалась в текст.

– Именно так, – подтвердил Ник.

– Старые седые официантки отказались от него.

И когда я иду по освещенным тротуарам

и заглядываю в окна богаделен,

я вижу, что они его потеряли, —

медленно прочитала Черепашка и подняла глаза на Ника. – В этой песне постоянно звучит этот рефрен: «Его у них больше нет. Они его потеряли. Они от него отказались...» Ник, вы в самом деле считаете, что ни у кого из тех, кто вас окружает, в душе нет Бога?

– Ну почему же ни у кого? Кое у кого есть. Понимаешь, может, я, конечно, слишком много на себя беру, но мне кажется, что я с первого взгляда научился распознавать, кто с Богом живет, а кто – без. По глазам.

И прежде чем Черепашка успела осмыслить его ответ, Ник вскочил со стула, дико вращая глазами, обвел всех присутствующих быстрым взглядом и, остановив его наконец на Черепашке, изрек, понизив голос:

– У тебя – есть, а вот у него, – Ник указал пальцем на Гену, – у него – точно нет! Сто процентов!

Услышав это, Гена резко встал и, коротко кивнув, покинул помещение бара.

– Ну, зачем вы так? – с упреком спросила Черепашка.

– Да я же пошутил, – принялся оправдываться Ник. – Просто не надо так буквально понимать тексты песен! – Он виновато улыбнулся.

Черепашка поднялась, попрощалась с Ником, еще раз уточнила время съемки и поспешила к выходу. Все-таки это она привела сюда Гену, а значит, в какой-то степени чувствовала свою ответственность за него.

– Извини меня, пожалуйста! – крикнул ей вслед Ник. – И парню своему передай мои извинения! Хочешь, я ему сам позвоню?

Люся обернулась, замотала головой и, помахав Нику рукой, скрылась в темном проходе.

Гена ждал ее на улице. За все время, пока они шли до метро, он не произнес ни слова. Несколько раз Люся пыталась объяснить ему, что это была шутка, продолжение того, что они видели на сцене, и все такое. Но Гена оставался нем, и тогда Черепашка, передав ему извинения Ника, тоже замолчала.

– Вот видишь, как все получилось, – грустно улыбнулась Черепашка, когда они с Геной остановились около ее подъезда. – Я же говорила, тебе не стоит идти на Ника...

– Да при чем тут Ник! – Казалось, Гену прорвало – с такой неожиданной горячностью прозвучала эта фраза. – Дело не в Нике, а в тебе!

– Как это? – не поняла Черепашка.

Гена сделал брови домиком, отчего его лицо приобрело совсем детское выражение, набрал полные легкие воздуха, видимо, он хотел сказать что-то еще, но потом резко выдохнул, махнул рукой и зашагал прочь. Люся провожала взглядом его в миг осунувшуюся и даже как будто бы усохшую фигуру.

– Вот видишь! Что я тебе говорила?! Ведь чуяло мое сердце неладное! – Лу была вне себя от возмущения. Они сидели на скамеечке в сквере. Погода стояла теплая и ясная, хотя был уже октябрь. Уроки кончились, и теперь ничто не могло помешать разговору подруг.

– Ты бы видела, Лу, как он изменился! – лепетала в свое оправдание Черепашка. – Мне даже жалко его стало!

– А он тебя не пожалел, когда... – Лу осеклась, оборвав себя на полуслове.

Еще секунда – и она бы проболталась! Ведь Люся до сих пор не знала, что полгода назад Геша и Шурик Апарин поспорили на нее. А Лу поклялась тогда, что сделает все, чтобы Черепашка никогда не узнала об этом. Да, Лу частенько становилась жертвой своих собственных, бьющих через край эмоций. Впрочем, на этот раз она вовремя спохватилась. А может быть, если б Черепашка знала всю правду, то не повела бы себя так безрассудно и не согласилась бы на встречу с Геной?

– Да чего ты паникуешь, Лу? Скорее всего, мы с Геной никогда больше не увидимся. – Люся искренне верила в то, что говорила сейчас.

– Как же, жди! – скептически протянула Лу. – Отвяжется он от тебя теперь, когда ты стала знаменитостью! Да он в доску расшибется, чтобы ты снова в него влюбилась! Вот увидишь, через неделю...

– А от меня, по-твоему, ничего не зависит? – перебила Черепашка разошедшуюся не на шутку подругу. – Я что, вещь, которой каждый может распоряжаться по своему усмотрению?

Тут с ветки старого клена, росшего прямо за скамейкой, с шумом взлетела ворона. На девочек посыпались красные с желтыми подпалинами листья. Один – особенно яркий и большой – опустился прямо Черепашке на колени. Кленовый лист так отчетливо выделялся на фоне ее черных брюк, что невольно девочки залюбовались им. Люся взяла лист за черенок и поднесла к лицу. Сухой и едва уловимый запах осени показался ей тревожным и грустным. Люся подняла руку над головой и разжала пальцы. Медленно кружась в воздухе, лист стал падать на землю.

«Если он коснется земли прежде, чем Лу успеет что-то сказать, Гена сегодня позвонит!» – загадала про себя Черепашка. Откуда-то сверху послышалось зловещее «ка-а-ар!». В ту же секунду красный лист опустился на землю. Потом наступила тишина, а через несколько секунд снова одно за другим: «Ка-а-ар! Ка-а-ар!»

Лу со значением посмотрела на Черепашку:

– Не хотела бы я оказаться в роли этой вороны, но попомни мое слово, подруга: этот Геша от тебя просто так не отстанет!

– Да уже два дня прошло, а он ни разу не позвонил... А его нового телефона я не знаю, – тихо отозвалась Черепашка, и Лу услышала в ее голосе плохо скрываемую грусть.

– Молодец этот твой Ник! – с неожиданной экспрессией заметила Лу. – Ведь он сущую правду сказал: Геша – форменный подлец!

– Ник этого не говорил, – возразила Черепашка. – Он сказал, что у Гены в душе нет Бога.