Софи Джордан - Запретные желания

– Не бойся, сынок, боль продлится всего одну секунду, но когда я начну зашивать, ты скажешь мне за это спасибо.

– Мне это не нужно, – повторил Каллаган тихим, но уверенным голосом.

Доктор Уокер долго смотрел на него, а затем поднял на Брайар взгляд, в котором читалось сомнение.

Она пожала плечами:

– Если он отказывается…

Девушка не договорила. Учитывая то, как резок был с ней Каллаган, у нее не было желания вступать с ним в пререкания ради того, чтобы облегчить его участь. Если ему хочется испытывать боль, так тому и быть.

Не успела эта злобная мысль промелькнуть у нее в голове, как Брайар прогнала ее прочь. Ее профессия предполагала оказание помощи, утешение и сочувствие. За столь короткое время Каллаган сумел подавить в ней это желание. Она испытывала отвращение к самой себе. Тюрьма уже начала влиять на нее, и Брайар это не нравилось. Девушка поклялась себе, что ни за что этого не допустит. Она выбрала профессию медсестры, потому что хотела стать хорошим человеком. Совсем не таким, как ее отец.

– Хорошо, мистер Каллаган, – сказал доктор Уокер. – Я постараюсь действовать как можно осторожнее, но не могу обещать, что вам не будет больно.

Веки Каллагана медленно опустились, прикрыв синие глаза. Он слегка отшатнулся, как будто его шокировало употребление слова «мистер» перед его фамилией. Брайар сомневалась, что ему часто оказывали подобную честь. И уж никак не во время его пребывания в тюрьме, а он признался ей, что попал сюда довольно давно.

Верный своему слову, доктор Уокер работал быстро и профессионально. Брайар стояла возле него, проворно подавая необходимые инструменты и медикаменты, и лишь пару раз позволила себе взглянуть на Каллагана.

Он смотрел прямо перед собой, стиснув зубы. На его лице не отражалось ровным счетом ничего, хотя ему наверняка было больно.

«Неужели именно это делает с людьми тюрьма – убивает в них способность чувствовать?» – промелькнуло в голове у Брайар, и девушка похолодела от этой мысли.

– Готово, – произнес доктор Уокер, снимая перчатки. – Против ацетоминофена[1] вы тоже возражаете?

После секундного колебания Каллаган покачал головой. Доктор Уокер улыбнулся:

– Вот и хорошо. Медсестра Дэвис даст вам его, а также мазь с антибиотиком для предотвращения инфицирования.

Он слегка похлопал Каллагана по плечу, словно тот был жалующейся на артрит старушкой, а не закоренелым преступником.

– А что с ребрами? – напомнила Брайар.

– Ах да, давайте посмотрим. – Доктор Уокер потер ладони, согревая их, прежде чем коснуться кровоподтеков на теле Каллагана. – Не исключено, что тут есть трещина, – произнес он через секунду. – Хотя, возможно, это просто ушиб. Вам не больно дышать?

Брайар подала врачу стетоскоп, и он прослушал легкие Каллагана, который по команде врача вдыхал, выдыхал и задерживал дыхание. Наконец доктор Уокер выпрямился, повесив стетоскоп себе на шею.

– Легкие у вас хорошие. Учитывая то, что лечить ваши ребра особо нечем, я не вижу необходимости направлять вас на рентген. Но мы сделаем вам перевязку. Это облегчит ваше состояние и ускорит заживление.

Каллаган коротко кивнул. Брайар подумала, что этим движением он, вероятно, одновременно выразил понимание и благодарность. Похоже, добродушие и заботливое отношение доктора Уокера тронули даже этого отъявленного бандита. Пожилой врач поднялся на ноги, и в этот момент дверь медпункта открылась.

Честер и еще один надзиратель вошли в комнату своей фирменной походкой вразвалочку.

– Кто-нибудь из них уже готов? – поинтересовался Честер.

Взгляд, брошенный на Каллагана, не оставлял сомнений относительно того, кто ему на самом деле был нужен.

Брайар попыталась не обращать внимания на откровенную неприязнь надзирателя к этому заключенному. «Если Честер так его выделяет, – решила она, – это лишь в очередной раз доказывает, что Каллаган представляет собой проблему и, скорее всего, заслужил такое обращение».

– Просто я хотел доставить их в карцер до конца смены. – Честер остановился, сунув большой палец за ремень и широко расставив ноги. – И избавить от этой проблемы своих сменщиков.

На лице доктора Уокера отразилась растерянность, и он отыскал взглядом Джосаю, их переводчика в этом странном новом мире.

Медбрат показал на заключенного, который пострадал меньше других:

– Этого можно забирать. Мы уже вызвали транспорт, чтобы доставить Роллинса в Мемориальную…

– А что насчет Каллагана?

Честер подошел к его кровати с таким видом, как будто обладал особыми правами на этого заключенного.

Доктор Уокер моргнул и опустил взгляд на Каллагана, который продолжал молча сидеть на кровати. Даже теперь, с зашитой раной на лбу, он выглядел устрашающе.

Брайар посмотрела на его руки, на костяшки пальцев, покрытые шрамами. У нее внутри что-то перевернулось, когда она увидела, что они стиснуты в кулаки. Каллаган как будто готовился к сражению. Ей нетрудно было представить себе, как он, подобно Халку, сбрасывает оковы. Девушка подняла глаза на его лицо и встретилась с ним взглядом. У нее замерло сердце. Этот мужчина был опасен. Она это знала. И он тоже знал, что она это знает.

– Этот? – уточнил доктор Уокер. – Он никуда не пойдет.

Честер смерил Каллагана вызывающим взглядом.

– Он выглядит отлично. Что с того, что у него зашит лоб? Почему нельзя…

– У него сотрясение и сильный ушиб ребер, возможно трещина. Он никуда не пойдет на протяжении как минимум двадцати четырех часов.

Честер сжал губы. Он явно хотел оспорить решение врача, но понимал, что делать этого не стоит. Особенно учитывая то, что в медпункте не хватало персонала, а этот человек вызвался им помочь.

Доктор Уокер повернулся к Брайар, таким образом давая понять возмущенному надзирателю, что разговор окончен.

– Почему бы тебе не перебинтовать ему ребра? – Врач посмотрел на настенные часы и, поморщившись, покачал головой. – Надеюсь, мы сможем наконец начать прием по записи. – Он со вздохом потер лоб ладонью. – Я надеялся успеть сегодня больше. Джосая, вы не могли бы попросить привести первых двух пациентов? – спросил доктор Уокер, поворачиваясь к медбрату. – Я хотел бы приступить к их осмотру.

Джосая кивнул и шагнул к телефону.

Брайар опустила голову, пряча улыбку. Честер резко развернулся, не скрывая недовольства из-за того, что он вынужден уступить этому коротышке. Надзиратель направился к заключенному, которого ему позволили забрать.

– Встать! – рявкнул Честер.

Брайар знала, что по роду своей деятельности надзирателям приходится иметь дело с разными видами насилия, но Честер был агрессивным типом. Ей такие никогда не нравились.

Дверь, зажужжав, открылась и закрылась за Честером и другим надзирателем, которые вывели из медпункта заключенного.

Вскоре вошли еще два надзирателя, чтобы доставить второго заключенного в машину, и усадили его в кресло-каталку. Джосая и доктор Уокер подошли к нему, чтобы убедиться, что все сделано правильно, и Брайар снова осталась наедине с Каллаганом. Она до сих пор не забинтовала ему ребра.

Опять взяв с лотка рулон марли, девушка с деловитым видом повернулась к заключенному.

– Вы не могли бы сесть? – спросила она.

Он молча повиновался, подняв перед собой длинные, оплетенные жесткими сухожилиями руки, чтобы она смогла обернуть его торс марлей. Брайар начала обматывать его корпус, приглаживая ладонями хлопчатобумажную ткань, чтобы убедиться в том, что она плотно прилегает к его твердым мышцам, не морщась и не образуя складок.

– Повязка должна быть тугой, – пробормотала девушка, – но обязательно скажите мне, если вам будет некомфортно.

Его ровное дыхание щекотало ей ухо. Она не сводила глаз с его тела. Только бы не смотреть на его глаза, которые обшаривали ее с ног до головы. Стоя так близко к нему, она не решалась встретиться с ним взглядом.

Достаточно того, что один вид его тела лишает ее самообладания.

Брайар едва удержалась, чтобы не фыркнуть. Каллаган был просто неправдоподобно мускулистым. Если говорить честно, его присутствие лишало ее самообладания. Рядом с его мощным телом собственная кожа казалась ей слишком тесной. Брайар было жарко.

– Вам неприятно здесь находиться, – произнес Каллаган очень тихо, почти шепотом.

У Брайар перехватило дыхание. Она невольно подняла глаза, не справившись с желанием посмотреть на него. Каллаган внимательно наблюдал за ней. От его ястребиного взгляда ее сердце забилось так часто, что, казалось, еще немного – и оно выскочит из груди. Девушка натянуто улыбнулась:

– Почему вы так думаете? Я ведь здесь, не правда ли?

Неужели настолько очевидно, что ей не по себе? Она надеялась, что, если это действительно так, доктор Уокер этого не заметит. Из восьми медсестер, работающих в его отделении, и трех врачей она была единственной, кто согласился присоединиться к нему в этом начинании. Брайар хотела стать незаменимой для него. К тому же старшая медсестра Нэнси в следующем году собиралась на пенсию… Брайар метила на ее место и знала, что главное условие успеха – это хорошее отношение доктора Уокера.

Убедившись в том, что повязка достаточно плотная, девушка отрезала и закрепила марлю. В последний раз проведя по повязке ладонью, Брайар встала с кровати.

– Я принесу вам обезболивающее.

Она не стала дожидаться слов благодарности. Направляясь к шкафчику с медикаментами, девушка покосилась на настенные часы и сказала себе, что скоро покинет это место. Затем до следующего визита пройдет еще одна неделя. Совершенно нормальная, обычная неделя. Она вернется к своей перспективной работе. В уютную квартиру. К морозилке, полной мороженого «Черри Гарсиа», и дискам с любимыми шоу. К той жизни, которую она для себя создала. И в которую тюрьма никак не вписывалась.

К тому времени, когда она сюда вернется, Каллагана уже не будет в медпункте. Вероятнее всего, они больше не встретятся. И вообще, кто знает, может, уже на следующей неделе администрация «Девилс Рок» найдет врача на полную ставку и им с доктором Уокером вообще не придется сюда возвращаться?

Обведя взглядом мрачную комнату, серые стены и застеленные серыми одеялами кровати, на одной из которых в данный момент восседал свирепого вида заключенный, Брайар решила, что ее бы это вполне устроило.

Восемь лет, два месяца и шесть дней.

Именно столько времени прошло с тех пор, как к нему прикасалась женщина.

Медсестра не была самой красивой встреченной Ноксом женщиной, но он мог бы смело утверждать, что привлекательнее ее в этих стенах не было никого. Никогда.

И хотя она старалась выглядеть как можно более незаметной, под униформой угадывалась хорошая фигура. И еще у нее было столько волос, что его руки могли бы в них заблудиться. В этой каштановой массе поблескивали золотистые и рыжеватые пряди. Волосы медсестры были туго затянуты в хвост и перехвачены резинкой, которая, казалось, готова была лопнуть под их напором. Несомненно, эта девушка была довольно привлекательной.

Нокс внимательно следил за ее перемещениями по комнате. Она же даже не смотрела в его сторону. Да и с какой стати ей на него смотреть? Он успел многое понять о ней. Она была хорошей, чистой девушкой, которая не хотела иметь ничего общего с грязным заключенным вроде него.

Медсестра разговаривала с ним довольно вежливо, но Нокс знал, что она о нем думает. Неодобрение было написано у нее на лице. Оно читалось в ее поджатых губах и сморщенном носике. Оно проявлялось даже в дрожи рук, когда ей приходилось к нему прикасаться.

Нокс сказал себе, что это не должно его задевать. За последние восемь лет он стал достаточно толстокожим и перестал обращать внимание на подобные мелочи. Какое ему дело до того, что думает о нем эта узколобая девчонка?

Он сделал над собой усилие и отвел взгляд в сторону. Вскоре в медпункте начали появляться заключенные. Их приводили сразу по двое. После формального обыска, которому подвергал их надзиратель, медсестра беседовала с одним, записывая необходимые данные, а врач проводил осмотр другого.

Девушка то и дело вздрагивала, как кошка в комнате, полной кресел-качалок. Нокс нахмурился. Здесь так нельзя. Он знал, что добром это не кончится. В подобном месте главное – это спокойствие. Ей следовало хотя бы делать вид, будто она держит себя в руках.

Другие заключенные также ощущали ее нервозность. Они наблюдали за ней. В их глазах светился голод. Это были животные, давно не видевшие мяса. Даже старик Хэтчер, который провел в тюрьме почти всю свою жизнь и ходил, согнувшись и волоча ноги, смотрел на медсестру так, как будто собирался ею пообедать.