— Спасибо тебе, Джерри, за то, что ты так сильно доверяешь мне.

Растроганная Кассандра пожала ему руку, с чувством поцеловала и внимательно посмотрела в глаза.

— Даю тебе слово, что я оправдаю твое доверие. Завтра будет большой бал, и я… Да, можно мне надеть все это завтра?

— Конечно, родная, мне это будет только приятно.

— Обещай мне еще, — продолжала она с многозначительной улыбкой, — что ты придешь вовремя, будешь танцевать со мной все танцы и не станешь надолго исчезать в курительной.

— Обещаю, любимая. Все будет так, как ты скажешь.

— Хорошо. Завтра ты увидишь, что и я могу… Но не будем сейчас об этом. Завтра я попрошу у тебя прощения за всю боль, что причинила тебе за эти три года, а теперь давай не будем вести серьезных разговоров, я больше не могу.

— Хорошо, не будем больше говорить ни о чувствах, ни о любви. Ты и так уже слишком много волновалась и плакала сегодня. Примерь-ка лучше туфельки, а то меня не оставляет беспокойство, что они могут оказаться малы.

Сразу оживившись, Касси подбежала к креслу и боязливо надела изящные башмачки.

— Совсем впору! — она весело захлопала в ладоши. — Будто шили по моей ноге!

— Так и было! Ты в спешке оставила в лагере под Веллей-Фордж свои туфли, и я заказал по ним вот эти, только чуть поменьше.

— Заказал? Слушай, а когда ты все это успел? И где и как смог достать такое красивое платье? Ну-ка, рассказывай!

— Да я уже в Балтимор приехал со всем этим, а заказал у двух мастеров-французов в одном портовом городке. А драгоценности… Они хранились в одном тайном месте, и я забрал их оттуда, когда понадобилось.

— Но как ты мог знать, что они понадобятся? И платье, и туфли… Значит, ты предполагал, что у нас может все так сложиться? Да?

Он подхватил девушку на руки и, не отвечая, понес в спальню.

— Нет, ты скажи, скажи мне! — настаивала она, шутливо отражая его попытки снова раздеть ее. — Ты верил, что мы будем вместе? Надеялся на это?

— Ни минуты не сомневался в этом с того дня, когда в маленьком домике под Веллей-Фордж ты впервые позволила мне поцеловать тебя!

Глава 5

Бал в ратуше по своей пышности и великолепию ничуть не уступал тому, что состоялся на прошлой неделе. Все офицеры американской армии в Балтиморе и все представители местного высшего общества собрались в этот вечер, чтобы как следует повеселиться, может быть, в последний раз перед выступлением армии. Дамы, независимо от возраста и семейного положения, блистали своими лучшими нарядами и драгоценностями, чувствуя, что им не скоро теперь придется их надеть. Но никто сегодня не мог соперничать по красоте, обаянию и изяществу наряда с обворожительной мисс Гамильтон. Ее единодушно признали царицей бала, и даже молодым соперницам пришлось прикусить свои язычки и оставить злословие на ее счет.

И действительно, Кассандра в этот вечер была хороша, как еще никогда в жизни. Трудно сказать, что больше привлекало к ней всеобщее внимание: прелестное ярко-малиновое платье с дорогой отделкой, изящная, хоть и простая, прическа в классическом стиле, роскошные драгоценности, равных которым не было ни у кого в зале, или же само ее оживленное лицо, на котором все время держалось какое-то особенно загадочное выражение. Даже сдержанная миссис Стивенсон не смогла остаться спокойной, когда племянница после долгих таинственных приготовлений вышла из туалетной комнаты и во всей красе предстала перед ее очами.

— Дорогая моя Кассандра, сердце и глаза говорят мне, что в твоей жизни произошло нечто очень важное, что ты скрыла от меня, — сказала она девушке с сильнейшим волнением и некоторой тревогой в голосе. — Откуда это великолепное платье и эти дивные украшения, стоящие целое состояние? И главное, откуда этот непередаваемый огонь в глазах и это трепетное волнение? Неужели ты скроешь свою тайну от меня, скроешь, после того как я столько дней была твоим преданным другом и покровительницей?

— О, милая моя тетушка Гортензия! — с чувством воскликнула Касси, обнимая миссис Стивенсон. — Я знаю, какое доброе у тебя сердце, и уверена, что ты простишь мне мою скрытность, когда я все тебе расскажу. Но прошу тебя: имей еще на несколько часов терпения, а потом ты все-все узнаешь и разделишь вместе со мной мое счастье!

— Ну, хорошо, хорошо, милая, я согласна подождать еще немного, — с вздохом уступили пожилая леди. — Но скажи мне только одно слово, утоли хоть немного мое любопытство, иначе я потеряю покой на весь вечер и не смогу радоваться: этот наряд и эти драгоценности ты получила в подарок от… от мистера подполковника…

— Мейсона! Ну, конечно же, от него! Господи, от кого же еще! Но прошу тебя: молчи, ни слова больше; я должна еще раз поговорить с ним сегодня, а тогда… тогда я поговорю и с тобой.

И они отправились на бал, упорно не раскрывая рта всю дорогу, несмотря на пристальные взгляды, которые поминутно бросал на них почтенный мистер Томас, и его многозначительные покачивания головой в те моменты, когда ему удавалось перехватить смущенный взгляд одной из дам. Но, будучи истинным джентльменом, а также человеком, хорошо знакомым с эксцентричным характером своей племянницы, он так и не задал ни одного вопроса, и, когда карета остановилась у освещенного подъезда, так же молча подал руку жене, а вслед за ней и Кассандре, произнеся при этом лишь глубокомысленное:

— М-м-м-да…

Когда Касси вошла в зал, Джеральда там не было, он, как обычно, находился с приятелями в курительной комнате. Но, едва заметив ее, Мейсон тотчас вернулся в зал, и Касси, не стесняясь взглядов окружающих, послала ему издалека открытую, приветливую улыбку. Подойдя к Лоре Шелтон и другим дамам и вступив с ними в оживленный разговор, она поминутно поворачивала голову в его сторону, делая это с такой невозмутимостью, что никто даже не решился осудить ее за это, по крайней мере, сейчас. Приятели Мейсона тоже не могли не заметить этого и весь вечер осыпали его всевозможными шутливыми поздравлениями, которые, ко всеобщему удивлению, нисколько его не раздражали.

«Черт меня побери, если эта неугомонная девчонка не замыслила сегодня что-нибудь особенное и не хочет устроить какую-нибудь скандальную выходку», — думал он, наблюдая за ней, и, несмотря на то, что брови его моментами были шутливо нахмурены, на сердце становилось с каждой минутой светлей.

Прибыл генерал Вашингтон в сопровождении своей немногочисленной свиты и господ из правительства. Музыканты расселись подле своих инструментов, ожидая сигнала к началу танцев. Генерал с приветливой улыбкой обвел взглядом собравшихся и лукаво сощурил глаза, встретив откровенный взгляд очаровательной мисс Гамильтон. Слегка рассмеявшись, он подошел к нимало не смутившейся от такого внимания девушке и, галантно поцеловав ей руку, попросил по старой традиции начать бал с тем кавалером, какого она сама захочет выбрать.

— Благодарю вас за великую честь, сэр, — бойко отвечала Касси, грациозно сделав положенный реверанс. — И если вы позволите, — она выпрямилась и на мгновение застыла в горделиво-непринужденной позе, — то пусть это будет, как и в прошлый раз, подполковник Мейсон!

Джеральд, улыбнувшись, отделился от группы своих приятелей и подошел к Кассандре.

— Я вижу, мой друг, дела ваши сильно продвинулись за последние дни, — тихо сказал генерал, передавая ему руку мисс Гамильтон и провожая прекрасную пару доброжелательной отеческой улыбкой.

В следующее мгновение с хоров зазвучала музыка, и Касси с Джеральдом открыли великолепный бал. Во время первого танца им почти не пришлось поговорить друг с другом, потому что задача у них была слишком ответственной и потому что восторженные чувства слишком сильно переполняли их, чтобы нашлось место словам. Тем не менее, они условились о том, на какие танцы Джеральд может рассчитывать, и поведали, как сильно соскучились друг без друга.

— Тридцать часов без тебя, целых тридцать долгих часов разлуки! — приглушенно воскликнула Касси, когда он отводил ее к миссис Стивенсон после танца. — Ведь это теперь слишком много для меня. О, тебе придется вознаградить меня за каждый из этих мучительных часов, и как можно скорее.

— Может быть, даже сразу после бала! — закончила она, многообещающим шепотом, крепко пожав руку Джеральда.

Перед мазуркой и во время танца они, наконец, смогли немного поболтать. Касси сочла нужным еще раз поблагодарить Джеральда за подарок, а потом задумчиво сказала:

— Я знаю, что все с восхищением и завистью смотрят на мои украшения и говорят, что они мне поразительно к лицу, но меня все же не оставляют мучительные сомнения. Может, мне все-таки не следовало принимать от тебя драгоценности, предназначавшиеся когда-то для твоей матери? Не станешь ли ты, потом жалеть о том, что сделал мне такой дорогой подарок, которого я пока, наверное, недостойна?

— Нет, милая моя, достойнее тебя нет никого на свете, и ты сама знаешь, почему, — ответил Джеральд, глядя на девушку восхищенными глазами. — Я уверен, что поступил совершенно правильно. Эти украшения словно созданы для тебя, и оспаривать это невозможно. Так что, повторяю тебе то, что уже сказал вчера: не смущайся и смело носи их с гордо поднятой головой.

— Только так я и буду их носить, Джерри, потому что действительно горжусь твоим подарком и твоей любовью!.. А скажи мне, — вдруг спросила она, покраснев, — почему твой отец выбрал для Виолы именно рубины? Ведь ей, наверное, идеально подошли бы сапфиры, раз глаза у нее были синие-синие.

— Конечно, это так, но сапфиры она ненавидела, потому что ей приходилось носить эти камни в годы молодости, когда ее заставляли быть любезной с ненавистными ей мужчинами. Отец знал это и выбрал другие камни, не меньше подходившие к ее яркой красоте. Но тебе они идут так же хорошо, — с улыбкой прибавил он, видя, что Касси смутилась и чуть-чуть загрустила, — хотя красота у тебя не столь яркая, а более мягкая и нежная.

Несколько позже среди офицеров, весь вечер окружавших мисс Гамильтон и ее столь же прелестных подружек, зашел разговор о былых сражениях. Молодые люди не могли упустить случая, чтобы не поведать чувствительным барышням, смотревшим на них с нескрываемым восхищением, о своих боевых подвигах и ранениях, полученных в боях за свободу родины. Один из товарищей Мейсона, рассказывая, как им чудом удалось вырваться из окружения, с жаром вспомнил о том, как их бравый подполковник, несмотря на только что полученное ранение саблей в левое бедро, не только не покинул поле боя, а еще и продолжал подсказывать генералу, как лучше действовать, чтобы нанести противнику поражение.

— Когда все осталось позади, нашему герою было так плохо от потери крови, что мы уж думали: дело его совсем пропащее, — говорил молодой офицер. — Но, как видите, сейчас он жив и здоров, и даже, к нашему удивлению, умудряется лихо танцевать на балах с балтиморскими красавицами. Впрочем, — с улыбкой прибавил он, — наши милые дамы так хороши собой и так очаровательно веселы, что в этом нет ничего удивительного. Их общество — лучшее лекарство для воина. Я и сам за последние дни напрочь забыл о своем ранении в левую руку.

— Ну, мы-то уж знаем, кто из наших дам, заставил подполковника Мейсона забыть о его ужасном ранении, — лукаво заметила одна из подруг Кассандры, бросая на девушку лукавый взгляд.

Касси, против всеобщего ожидания, не только не выказала смущения, но еще и кивнула два раза головой, открыто подтверждая предположение молодой леди.

— А я-то до сих пор ничего не знала о вашем мужественном поведении, мистер Мей-сон, — громко сказала она, обернувшись к покрасневшему Джеральду. — И до последней минуты наивно полагала, что этот шрам у вас на бедре остался с давних времен.

Стоящие вокруг дамы, все как одна, приглушенно ахнули и прикрыли лица пышными веерами. Даже мужчины на мгновение опустили глаза, пряча улыбки. Но Кассандре сегодня, казалось, все ни по чем. Непринужденно рассмеявшись, она обвела всю компанию вызывающим взглядом и перевела разговор на другую тему.

— Что на тебя нашло сегодня, Касси? — спросил ее Джеральд во время очередного танца, который они танцевали вместе. — Еще пара подобных выходок, и все общество будет просто шокировано и лишится дара речи.

— Я сделала что-то, что сильно не понравилось тебе, милый? — с наигранным простодушием проговорила Касси, бросая на него выразительный взгляд, в котором читалось столько же любви и нежности, сколько неприкрытого озорства.

— Конечно же нет, милая, мне нравится все, что ты делаешь, а за внимание ко мне я меньше всего способен на тебя рассердиться. Но твоя репутация! Тебе не кажется, что ты безнадежно губишь ее?

— Но ты же не допустишь, чтобы это произошло, не так ли? — смеясь отвечала Касси.