Карл, слуга, приставленный к нему, чтобы выполнять поручения, какие могут возникнуть в течение дня, сидел на стуле возле двери. Он сочувственно качал головой, слушая рекомендации доктора. Камердинер Доминика, Эндрю, также присутствовал в комнате, но был занят в гардеробной.

Гэбриел закрыл дверь за доктором и подошёл к кровати.

— Пиявки? Серьёзно?

— Что бы ты не написал в письме, которое вызвало Бейтса сюда, оно, очевидно, навело его на мысль принести кровопийц, — ответил Доминик. — Он предупредил, что в ближайшие дни не сможет приехать, так как посещает пациентов на севере, но он уверен, что пиявки собьют жар. Таково его мнение, не моё.

Пиявки, присосавшиеся к его голой ноге, лежащей поверх простыни, представляли малоприятное зрелище. Гэбриел старался не смотреть на них и вместо этого уставился на пса Доминика, спящего в изножье кровати.

Через мгновение Гэбриел покачал головой, подобрав тёмный волос с простыни.

— Ты не должен позволять этой дворняге валяться здесь, по крайней мере пока на тебе пиявки. Он линяет. Ты же не хочешь, чтобы в рану попала собачья шерсть, не так ли?

— Оставь Волка в покое. Он переживает за меня. Отказался уходить, когда Карл попытался выгнать его из комнаты. Если тебя так волнует его линька, можешь пройтись по нему щёткой для лошадей.

Наконец он смог подойти к вопросу, занимавшему его столь долгое время. Доминик спросил:

— Это дочь Уитворта была в том экипаже?

— Да.

— Как ей понравилось в башне?

Гэбриел обернулся к Карлу и кивком попросил его выйти, прежде чем встретиться взглядом с Домиником. — Этого мы не выяснили.

— Она уже уехала?

— Нет. На самом деле, леди Уитворт, предположительно, довольна своей комнатой.

Доминик немедленно нахмурился.

— Куда ты её поселил, Гэбриел?

Ответ был таким тихим, что Доминик его не расслышал. Он был слишком измождён, чтобы повторять вопрос, поэтому ждал, выжидающе глядя на друга.

Гэбриел шумно выдохнул и повторил уже громче:

— В соседнюю комнату.

— Гэйб, — в голосе Доминика слышалось предостережение.

— Ну, комната Эллы была заперта и всегда будет заперта. А твою старую комнату нельзя использовать, потому что там живёт большая часть твоих детских воспоминаний.

— На этом этаже предостаточно других спален! Как тебе вообще пришло в голову поместить сестру моего врага…

— Постой! Не спеши откусывать мне голову, пока не набрался сил, и… у меня, правда, не было выбора. Ни одна из комнат для гостей не поддерживается в жилом состоянии, поскольку любой, кто захочет нанести тебе визит, заранее даст знать, чтобы у прислуги было время привести комнаты в порядок. Таковы были инструкции твоей матери, которые тебе никогда не приходило в голову поменять. Так что безупречную чистоту поддерживают только в этих семейных комнатах, расположенных в задней части дома. А что касается конкретной комнаты по соседству с твоей спальней: твоя бабушка поставила там дверь и переехала в ту комнату, когда устала от того, как храпел твой дед. Если бы она этого не сделала, то эта комната вообще никак не относилась бы к твоим покоям.

— Ты отлично знаешь, что я считаю её комнатой своей матери и всегда буду так считать. Она поселилась там после смерти отца и жила до тех пор…

— Пока она не уехала отсюда после похорон Элоизы. И поклялась, что никогда не вернётся. Ты так и не нашёл комнате достойного применения, кроме как всегда поддерживать в ней порядок на случай, если она вдруг внезапно вернётся назад.

— Не вернётся, — бесцветным голосом произнёс Доминик. — Она выросла в Лондоне и предпочитает его всем прочим местам. Здесь её снедает печаль, там же она отдыхает душой.

— Однако если бы леди Анна и вернулась, она бы не захотела снова селиться в этой комнате и выбрала бы другую. Ей хотелось, чтобы ты занял все покои лорда. Кроме того, это размещение не более чем временное. Но если тебе действительно так важно знать, я подумал, что было бы уместно поселить туда леди Уитворт, так как в таком случае ей не придётся переезжать после свадьбы.

Доминика совершенно не волновали логические доводы, кроме той части, что касалась бракосочетания. Будь его воля, не было бы никакой свадьбы. Но если это и впрямь не затянется надолго, не было резона злиться на Гэбриела. Их ссоры никогда не длились долго, и сейчас у Доминика просто не было сил, чтобы продолжать переругиваться.

Однако он прорычал:

— Запри эту чёртову дверь.

— Разумеется!

Гэбриел метнулся к двери и задвинул щеколду, даже подёргал за ручку, дабы убедиться, что она закрыта. Он вернулся, бойко доложив:

— К слову, не то чтобы ты смог самостоятельно расхаживать по дому в ближайшее время, но всё равно воздержись от этого. В коридорах ты можешь нечаянно столкнуться с нею. От пиявок есть толк? — добавил он, пытаясь сменить тему.

От них почти не было толку. Доминик коротко бросил:

— Ты ослушался моих приказов. Если опустить твою прихотливую логику, почему ты поступил так?

Гэбриел нахмурился, но продолжал стоять на своём.

— Ты можешь сам переселить её в башню, когда поправишься. У меня не хватило сил сделать это.

Доминик вздохнул и прикрыл глаза.

Гэбриел догадался:

— Я утомил тебя. Лучше я пойду…

— Нет, не уходи. Кто из членов её семьи прибыл с ней?

Гэбриел сел на стул, придвинутый к кровати.

— Никто, что показалось мне довольно странным. Как бы то ни было, она не испытывает недостатка в слугах, хотя с ней остается только одна горничная. Очаровательная женщина, эта особа. Пышет огнём и извергает страшные угрозы. Можно подумать, она и есть леди. Очевидно, она ей покровительствует.

— Ну а сама леди?

— Она не обращалась со мной, как с мелкой сошкой, в отличие от сам — знаешь — кого. Твоя последняя любовница, знаешь ли, я лучше промолчу. Но некоторые леди просто… просто…

— Да, я знаю, как ты относишься к снобам. Ты всё ещё не ответил на мой вопрос.

— Леди показалась мне какой-то запуганной, будто бы она не привыкла к незнакомцам, или не ожидала быть приглашённой в дом. А может она просто такая скромница. Да, так, наверное, и есть, учитывая её нежный возраст.

— Но она ведь не чересчур молода? — строго спросил Доминик, прищурившись. — Если они прислали ко мне ребёнка…

Смех Гэбриела не дал ему закончить фразу.

— Ты действительно думаешь, что Принц-Регент стал бы выдвигать требования, не узнав прежде, если ли у Уитвортов дочь на выданье? Нет, лет для замужества ей достаточно. Хочешь, чтобы я почитал тебе ещё…

— Нет.

Доминик выжидал. Но Гэбриел просто положил только что взятую книгу обратно на ночной столик и удобно устроился на мягком стуле, чтобы вздремнуть, едва Доминик заснул бы. Как будто нечего было больше рассказывать о его встрече с девчонкой Уитвортов. Как будто Доминику было ни капли не интересно, что за девушку ему навязали. Но ему и впрямь было не интересно. Она не задержится тут. Он даже сам подготовит карету, в которой она отправится домой, ответив ему отказом.

Но когда Гэбриел ничего больше не сказал, Доминик нетерпеливо рявкнул:

— Чёрт тебя дери, да как она выглядит?

— Я надеялся, что ты не спросишь, но раз уж так… — Гэбриел остановился, чтобы набрать воздуха в грудь, и выпалил. — У неё есть бородавка слева на подбородке и ещё одна около носа. Клянусь, я не сверлил их взглядом. Щёчки румяные, больше подошли бы какой-нибудь деревенской девчушке, глазища большие, как у совы. Но если ты сможешь закрыть глаза на это, как и на её вес…

— Она ещё и толстая?

— Слегка полновата… — покачал головой Гэбриел. — Ну ладно, не слегка. Но хорошая диета и физические упражнения легко это исправят. Я могу прописать ей режим, если ты…

— Нет. И не нужно с ней любезничать. Я хочу, чтобы она возненавидела это место и сама уехала.

— То есть её полнота — это проблема?

— Не тупи, Гэйб. Меня совершенно не волнует её внешность.

— Тогда зачем спрашивал?

— Потому что я не хотел бы быть застигнутым врасплох. И, сказать по правде, я боялся, что она окажется красавицей, подосланной, чтобы соблазнить меня, ведь у её брата приятная наружность, несмотря на гнилую душу. Я рад, что она, по крайней мере, не хорошенькая, потому что мои дальнейшие действия определились в тот момент, когда этот королевский лизоблюд-эмиссар угрожал мне последствиями, если я ослушаюсь его господина. Справедливость восторжествует, если Роберт Уитворт потеряет все, что ему дорого, из-за своей собственной сестры. Она непременно откажется от свадьбы со мной, а мы должны убедиться, что так всё и будет. Это понятно?

— Абсолютно.

— Тогда пригласи её ко мне.

— Ты не боишься, что она испугается этих тварей, которых оставил доктор?

— Пусть хотя в обморок падает. Приведи её и захвати нюхательные соли.

Глава 10

— МЫ ДОЛЖНЫ ВЫЯСНИТЬ, есть ли тут оранжерея или теплица, где мы можем высадить твои саженцы, — сказала Брук Альфреде.

Поиски Растона привели их к конюшне, к тому же Брук хотела удостовериться, что Бунтарка получит надлежащий уход. Она оставила чепчик и мантилью в спальне, так как на улице было тепло. На ней было розовое платье в имперском стиле с короткими рукавами, глубокий вырез которого ради приличия был прикрыт манишкой. Брук никак не могла снять её, хотя она знала, что придется расстаться с манишкой, когда она будет посещать вечерние сборища в Лондоне.

— Эти ростки должны быть высажены в грунт как можно скорее, пока они совсем не зачахли, — добавила она. — Я знаю, сколько забот они тебе доставили.

— Моя единственная забота — это ты, крошка. Ты есть и всегда была моим единственным настоящим приоритетом, с тех пор, как тебя передали в мои руки, чтобы я тебя нянчила. Вероятно, ростки можно будет посадить за заборами, где никто, кроме садовников, их не увидит. Здесь хорошая, плодородная почва. Парк за домом это доказывает.

— Да, но мы также можем построить нашу собственную теплицу, если здесь нет ничего подходящего. Гарриет дала мне больше денег на эту поездку, чем мне нужно. Не потому, что ей вдруг захотелось, а потому, что это плохо сказалось бы на ней, если бы она послала меня сюда с пустыми карманами. Ты знаешь, какова она, всегда делает то, «что от неё ожидают», хочет она этого или нет.

— Она по-своему любила тебя, крошка.

— Не защищай её. Я знаю свою мать и не хочу думать о ней сейчас.

Чтобы не дать этой застарелой боли усугубить и без того неприятные переживания сегодняшнего дня, Брук быстро перевела разговор на другое.

— Как думаешь, это теплица?

Альфреда проследила за взглядом Брук, которым она указывала на маленькую постройку возле высокой ограды парка.

— Отсюда трудно судить. Это может быть всего лишь сарай садовника.

— Я не могу сказать, там на крыше стекло или просто светлые доски.

Альфреда сощурилась, разглядывая прямоугольник здания.

— Если это стекло, то очень грязное. Но мы подойдём и рассмотрим поближе, как только я найду Растона.

Едва ступив за порог конюшни, они услышали громкое мяуканье, доносившееся как будто сверху, и радостно засмеялись. Растон не собирался слезать с длинной опорной балки, где устроился, он просто хотел дать им понять, что их визит не остался незамеченным.

Пожилой мужчина с седой головой, ведя за собой мальчика подростка, подошёл к ним и произнёс:

— Мы тут всегда рады коту, он будет в порядке. Я приметил утром несколько мышей в стоге сена и как раз подумывал о том, чтобы взять кота у своей сестры в деревне, раз уж наш постоянный мышелов, кажется, нас покинул. Нельзя, чтобы грызуны путались под ногами, пугая лошадей. Ваш кот наверняка поможет нам с этой проблемой, если он Ваш, конечно?

— Наш-наш, — ответила Альфреда.

По обветренному лицу мужчины расползлись морщинки, когда он слегка улыбнулся Альфреде, радуясь верной догадке, но, когда он взглянул на Брук, на его лице отразилось сомнение, будто он был не уверен, не добавить ли что-то ещё к своим словам. Она могла поклясться, что на секунду увидела в его глазах жалость. Но затем он стряхнул с себя оцепенение и представился:

— Я Арнольд Бискейн, старший конюх в поместье Ротдейл. А это мой младший сын Питер.

— Вы родственник Гэбриела Бискейна? — полюбопытствовала Брук.

— Гэйб — мой племянник. А Питер, кстати, уже выпустил Вашу кобылу на пастбище с другими лошадьми и приведёт её Вам, когда Вы прикажете. О ней здесь будут хорошо заботиться.

— Благодарю Вас, — улыбнулась Брук. — В самом деле, Бунтарка очень дорога моему сердцу.