Анна сидела тихо, представляя какой была Грэм. Ей хотелось знать ее такой, какой ее знала Хэлен. От одной мысли о страдающей женщине, которая и слышать не желала о мире, в котором когда-то была полноправной хозяйкой, у Анны сжималось сердце. Куда подевался тот властный виртуоз?

– Что с ней случилось, Хэлен?

– Авария все изменила, – безапелляционным тоном ответила Хэлен, словно предупреждая Анну отказаться от дальнейших вопросов.

– Хэлен, – осторожно начала Анна, – я слышала, как Грэм играла сегодня, это так красиво! Почему она больше не выступает?

Хэлен потрясла головой. – Она больше ни для кого не станет играть. Не играла со времен аварии. Несколько долгих месяцев она провела в больнице, а когда ее, наконец, выписали, она сразу же примчалась в Ярдли. С тех пор она живет только здесь. Это было больше десяти лет назад. Тогда еще был жив ее отец. Он остался жить в своем доме в Филадельфии, а я переехала сюда к Грэм. Он часто приезжал к ней, но ему было трудно видеть, как она изменилась. Первое время ей звонили друзья и важные люди из мира музыки, но она не хотела никого слышать. Несколько месяцев она ни с кем не разговаривала и не выходила из своей комнаты. Со временем, она начала понемногу выходить, в основном по ночам. Она не разрешала ей помогать. Она всегда была такой упрямой, даже в детстве! – Хэлен улыбнулась своим воспоминаниям. – У меня сердце разрывалось от ее страданий. Иногда она падала, а я даже не могла подбежать к ней на помощь. Я знала, что все это для нее слишком унизительно. Но ей было бы еще больнее знать, что кто-то видит ее беспомощной.

Анне было невероятно больно представлять страдания Грэм и масштаб ее потерь. Но, в то же время, она никак не могла понять, как столь упрямая и независимая женщина могла так просто сдаться.

– Но Хэлен, она все еще такая сильная. Что с ней случилось?!

– Первый год после аварии она вообще не подходила к роялю, и я очень переживала за ее психическое здоровье. Я никогда не видела Грэм без музыки! Когда она, наконец, снова начала играть, я думала, что все наладится. Только теперь ее музыка стала такой грустной! Сейчас это меня уже не беспокоит, я просто рада, что она вообще играет.

– Это бессмысленно! Она прекрасно справляется, и ей почти не нужна ничья помощь!

Хэлен выглядела встревоженной. – О нет, дорогая, это не из-за травм. Если бы это было так! В аварии Грэм потеряла нечто большее, чем зрение. Она не написала ни такта с тех пор, как вернулась из больницы. Как будто муза покинула ее той ночью… после того, как она и так столько потеряла!

– Но что…? – начала Анна.

Хэлен внезапно поднялась со стула.

– Боюсь, я слишком далеко зашла. Должно быть, я кажусь вам старой глупой женщиной. – Сказала она, собирая свои вещи.

– О, Хэлен, я понимаю, как вам было тяжело все эти годы!

Хэлен мягко улыбнулась. – Все, чего я хотела, это чтобы Грэм была дома в целости и невредимости и лишь бы снова увидеть ее счастливой! Если бы вы только видели ее в лучшие времена, такую совершенную и полную жизни! Она очень любила музыку, а мир любил ее! На ее концертах всегда были аншлаги! Люди часами стояли, чтобы услышать ее игру. Она была похожа на молодую львицу, грациозную и величавую!

– Она все еще такая, – мягко проговорила Анна. – Я слышала, как она играет. Я чувствовала ее музыку, это одна из самых мощных вещей, что мне доводилось испытывать.

Хэлен странно посмотрела на Анну. – Значит, ты это чувствуешь?

– О, да! – воскликнула Анна. – В ее руках столько страсти, в ее голосе, даже в ее прекрасных глазах!

Хэлен нежно коснулась лица Анны, но потом быстро отдернула руку:

– Думаю, ваш приезд пойдет на пользу всем нам.

В полночь Анне не спалось, и она вернулась в библиотеку. Она погрузилась в большое кожаное кресло, открыла альбомы и снова окунулась в прошлое Грэм. Она разглядывала вырезки из газет и журналов, восхищаясь жаждой жизни и неуемной страстью великой пианистки. Фотографии Грэм на сцене, растворенной в музыкальной феерии, завораживали Анну больше всего. У нее было такое чувство, будто она вспомнила кого-то, кого знала когда-то очень давно, но потеряла. Чувство утраты оказалось очень личным. И позже, когда она лежала без сна в своей постели, звуки музыки Грэм проносились в ее голове.

Глава шестая

Анна неохотно уступила пожеланиям Грэм. Спустя неделю после того, как Грэм дала столь категоричный ответ на все личные письма, Анна приступила к написанию ответов. Поскольку у нее не было особых указаний, она просто отвечала, что мисс Ярдли благодарит за внимание, но, к сожалению, не может удовлетворить их просьбы. Анна не могла ни оставить письма без ответа, ни закрыть дверь в прошлую жизнь Грэм. Это было бы слишком категорично, и больше похоже на смерть. Смерть Грэм. Ей было больно думать, что Грэм Ярдли, о которой она узнала в пожелтевших вырезках, исчезла навсегда. Анна не могла с этим смириться, она с упорством продолжала цепляться за надежду, которую сама Грэм давно похоронила. Надежду на то, что однажды музыка вернется в Ярдли.

Отчаянно желая помочь Грэм, она с большим энтузиазмом принялась за свои обязанности. Она наняла плотников и маляров для работ по дому, уделяя внимание множественным мелким деталям, которые игнорировались годами.

Лето стремительно приближалось и Анна, в конце концов, сдалась и наняла команду специалистов по ландшафтным работам. Они начали расчищать широкий проход к скалам, практически полностью заросший дикими растениями. Однажды утром Анна направилась к утесу, где почти каждое утро на рассвете стояла Грэм. Она испугалась, увидев, что проход практически полностью зарос корнями деревьев и виноградной лозой. Не менее густая смесь из вьючных растений покрывала склоны и обрыв над морем. Она не представляла, как Грэм удавалось все это время избегать травм. И что еще хуже, обрыв возвышался над морем метров на тридцать. Это было очень опасное место, особенно для женщины, которая не видит. Анна знала, что бесполезно просить Грэм не ходить к обрыву. Она могла представить себе реакцию на такую просьбу! И по правде говоря, ей не хотелось поднимать этот вопрос. Что бы ни заставило Грэм каждое утро ходить в это отдаленное место, Анна не могла просить ее отказаться еще от чего-то в ее жизни. Поэтому она просто наняла подрядчика, чтобы отремонтировать каменную границу.

Однажды майским утром, Грэм подошла к своей музыкальной комнате, и тут же почувствовала чье-то присутствие. Она остановилась в дверях, пытаясь распознать неожиданного гостя. Все рабочие были заранее предупреждены о том, что музыкальная комната была запретной для них зоной.

– Анна? – слегка удивившись, спросила Грэм.

– Да, – неуверенно ответила Анна.

Анна стояла спиной к двери и до последнего момента не догадывалась о присутствии Грэм. Она редко бывала здесь по утрам и совсем не ожидала никого встретить.

– Что ты делаешь? – поинтересовалась Грэм, заходя в комнату. Она не злилась, скорее ей было любопытно.

– Я принесла вазу с цветами. Я только что их собрала, – тихо ответила Анна.

Она хорошо понимала, что ее не приглашали в эту комнату, но, в то же время, Грэм не запрещала ей входить в какую-либо из комнат в доме.

– Зачем? – мрачно спросила она. – Думаете, мне понравится их цвет?

У Анны перехватило дыхание, когда Грэм направилась к окнам и, распахнув французские двери, встала на пороге террасы.

– Я подумала, вам может понравиться их аромат. Я бы очень хотела, чтобы их вид вам тоже понравился. – Ее голос дрожал от неуверенности и, в то же время, от злости. Она не хотела причинить боль Грэм, но и не могла спокойно смотреть, как та отказывается от всего, что было ей доступно. Она смотрела на сильную спину, не осознавая, что все еще не дышит, и гадая, не слишком ли она давит на эту импульсивную, израненную женщину. Она приготовилась к вспышке ее гнева.

Грэм глубоко вздохнула.

– Простите, – тихо сказала она. – С моей стороны это было очень грубо. Пожалуйста, примите мои извинения.

– Я не хотела вас расстраивать, – ответила Анна. – Вам не за что извиняться.

– Вчера мне показалось, что вечерний бриз принес с собой аромат роз, – мягко проговорила Грэм, все еще стоя спиной к Анне.

Ее напряженная спина расслабилась, и на смену пришла усталость, слишком часто охватывающая ее стройную фигуру.

Анна медленно приблизилась к ней, опасаясь, что Грэм может испугаться от неожиданности.

– Да, розы в саду снова зацвели. Они так долго этого ждали.

– Правда? – удивилась Грэм, ее взгляд устремился вдаль. – Я думала, они давно погибли.

– У них глубокие и сильные корни, – мягко сказала Анна, не будучи уверенной, что они все еще говорят о цветах. – В Ярдли богатая и плодородная земля, она подпитывала их все это время.

Грэм стояла очень спокойно, понимая, что Анна находится очень близко. Воздух между ними был наполнен ароматом новой жизни.

– Одного питания бывает недостаточно, живым существам нужно больше. Они не выживут без заботы, – мягко сказала Грэм.

– Да, – ответила Анна, проглатывая комок, подступивший к горлу. – Но в нашем случае этого не случилось бы. – Взволновавшись, Анна взяла Грэм за руку. – Пойдемте, я покажу вам кое-что.

Грэм напряглась, когда Анна впервые дотронулась до нее. Чувство было настолько необычным, что испугало ее. Потом, со свойственной ей грацией, она взяла Анну под руку.

– Хорошо, – согласилась она, позволив Анне вести себя.

Проходя по садовым дорожкам, Анна часто останавливалась, и описывала словами молодые цветы, давая Грэм возможность прикоснуться к их бутонам.

– Нарциссы? – спросила Грэм, когда Анна поднесла лепесток к ее лицу.

Анна улыбнулась.

– Ага, – сказала она, срывая другой цветок. – А вот это?

Грэм сомкнула ладони вокруг пальцев Анны и мягко вдохнула.

– Глициния? – Она посмотрела на Анну в ожидании.

Анна никак не могла оторвать взгляда от глаз Грэм, завороженная их выразительностью. В это мгновение она была уверена, что Грэм ее видит. Она бы все отдала, чтобы это было так!

Грэм уловила ее эмоции и почувствовала, что рука Анны слегка дрожит.

– Анна?

Анна выдохнула, осознав, что стоит затаив дыхание.

– Превосходно. Вы снова правы, – сказала она, ее голос был полон чувства, названия которому она не знала.

Грэм взяла цветок из руки Анны и положила в карман своей рубашки.

Этот простой жест тронул Анну. Она не понимала, почему, но ей нравилось возвращать сад к жизни для Грэм. Каждая улыбка на лице Грэм, пусть даже мимолетная, была настоящим подарком. Ей даже нравилась их физическая близость. Несмотря на то, что Грэм прекрасно могла ходить по саду без сопровождения, она не предпринимала попыток убрать от себя руку Анны. Гуляя по саду, Анна вдруг с удивлением поняла, что ее пальцы слегка поглаживают руку Грэм. Усилием воли, она переключила свое внимание на неровную границу дорожки с землей, стараясь игнорировать непривычное волнение в животе.

Грэм внезапно остановилась, ее лицо казалось озадаченным. Повернувшись в сторону, она указала рукой:

– Здесь же должна быть сирень?

Анна испугалась, не понимая, как Грэм могла узнать это место. Ее способность ориентироваться на местности не переставала поражать Анну.

– Вы правы, конечно. Сирень здесь, но она так сильно разрослась, что давно не цвела. Пришлось ее немного подрезать. Через год или два она снова зацветет.

Грэм со вздохом облокотилась на трость. Столько всего исчезло!

– Жаль. Она всегда была такой прекрасной, моей любимой.

Анна накрыла своей ладонью руку Грэм и прошептала:

– Она вернется.

Грэм покачала головой, выражение ее лица снова стало мрачным.

– Есть вещи, Анна, которые однажды потеряв, невозможно вернуть, как ни старайся. А все попытки противостоять судьбе, ведут лишь к еще большему разочарованию.

– Я не согласна, – настаивала Анна. – Нельзя терять надежду.

Грэм ничего не ответила. Она слишком хорошо знала, что со временем умирает даже надежда.

* * *

Вечером, как обычно, Хэлен принесла ужин в музыкальную комнату, и поставила поднос на обеденный столик. Грэм, казалось, была погружена в свои мысли. Она держала в руке цветок, и задумчиво водила по лепесткам пальцами. Когда Хэлен развернулась, чтобы уйти, Грэм окликнула ее.

– Хэлен?

– Да, дорогая?

– Вы не посидите со мной немного?

Удивившись столь необычной просьбе, Хэлен присела, не зная чего ожидать. Несмотря на то, что они с Грэм часто разговаривали, темы их бесед обычно носили бытовой характер. Грэм никогда не обсуждала свои сокровенные мысли и не спрашивала у Хэлен советов. Даже в детстве она просто заявляла о своих намерениях. Как, например, тогда, когда она сообщила отцу, что не вернется в школу. И не вернулась. Ей было восемь лет.

– Не хотите шампанского? – спросила Грэм, наполняя свой бокал.