Аня, сидя на корточках, не спеша доставала из тумбочки свои тюбики и флаконы с гелями и кремами. Олива же сидела, ссутулившись, в шерстяном свитере и джинсах на краешке постели; у её ног лежал уже собранный синий матерчатый чемодан. Даже не оглянувшись на Салтыкова, она продолжала сидеть с сутулой спиной и, уронив голову на руки, тихо шмыгала носом.

Салтыков молча присел рядом с Оливой. Она не пошевелилась, только чаще зашмыгала носом и сильнее завздрагивала её спина. Эх, мелкий, мелкий, подумал Салтыков. Где ты, та Олива, что была год назад, когда мы познакомились вживую — весёлая, задорная, симпатичная? Где ты, Олива, что распевала Майклу летом серенады во дворе, сидя на самой верхотуре детской лесенки во всём белом, смуглая, с копной чёрно-рыжих волос, смелая и отчаянная? Где ты, красивая стерва с чёртиками в глазах, за одну улыбку которой я готов был полцарства отдать с Кремлём впридачу, я, который ничего так не боится, как высоты, прыгал в Москву-реку с Каменного моста? Теперь перед ним сидело, сгорбившись, и плакало что-то сырое, жалкое и некрасивое. Салтыков, пытаясь возбудить в себе жалость к ней, погладил её по спине, откинул с её лица мокрые пряди волос, но не почувствовал ничего, кроме гадливости — ему были противны и эти скользкие пряди волос, перепачканные соплями, и эта сгорбленная спина, и это опухшее от слёз красное лицо с сопливым носом и безобразно кривящимся от рыданий мокрым ртом.

«В сущности, я ведь не люблю её!» — пронеслось в его голове.

Олива кожей почувствовала, что противна ему, что его жалость к ней ничего уже не изменит в их отношениях. Она сбросила с себя руку Салтыкова и ушла в другую комнату.

Раздался звонок в дверь. Олива кинулась открывать — на пороге стоял Хром Вайт.

— Что случилось, Оль?

После отношения Салтыкова, холодного и жестокого, полный сочувствия взгляд больших серых глаз Хром Вайта, такой незамысловатый, но полный искреннего участия и тепла вопрос «Что случилось, Оль?» защемил сердце Оливы. Она бросилась в объятия Хрома и, уткнувшись лицом в его грудь, зарыдала как ребёнок.

Салтыков молча принёс чемоданы и, отдав их Хрому, так же, не говоря ни слова, закрыл за ними дверь. Хром Вайт взял чемоданы и вместе с Оливой и Аней спустился вниз на лифте.

Олива, не переставая громко рыдать на весь подъезд, даже не заметила, как вошли Кузька с Тассадаром. Столкнувшись в дверях с нагруженным чемоданами Хромом и обеими девушками, парни недоуменно остановились.

— Девчонки?.. — растерянно спросил Кузька, — Что такое?.. Почему она плачет? Хром, ты чего это чемоданы тащишь? Вас что, выгнали?..

— Почти, — невесело усмехнулась Аня, — Салтыков расторг помолвку и, грубо говоря, выставил её за дверь пинком под зад.

— Но за что?..

— А это уж ты у него спроси, за что.

Парни недоуменно переглянулись между собой.

— Слушай, Тасс, ты чё-нить понимаешь?

— Неа. А ты?

— И я нет…

Посовещавшись, парни решили подняться наверх, к Салтыкову. Аня хотела было подняться вместе с ними, но и оставлять в таком состоянии Оливу одну в подъезде было рискованно, и она, скрепя сердце, осталась.

— Поехали! — Олива решительно схватила свой чемодан.

— Подожди, — остановила её Аня, — Ребята придут, и отвезут нас на вокзал.

— Что толку ждать! — зарыдала Олива, — Зачем они пошли туда наверх? Что они ему скажут? Всё это одни глупости!

— Глупости это то, что ты сейчас делаешь.

— А что я, по-твоему, должна оставаться после того, как он отказал мне?! У меня тоже есть человеческое достоинство! Я ни минуты не останусь в этом доме!!!

— А тем, что ты уедешь, ты ничего не докажешь, — возразила Аня, — Салтыков тебя не любит. Он только вздохнёт с облегчением, когда ты развяжешь ему руки.

Это уже окончательно доконало Оливу и она, дико взревев, со всей дури швырнула сумку об стену и со всего размаху грянулась на пол вниз головой.

Гл. 42. Истерика

Салтыков открыл дверь, как ни в чём не бывало пропустил приятелей в прихожую. Увидев вместе с ними Хром Вайта, даже не спросил его, где девчонки.

— Слушай, Салт, чё у вас с Оливой? — напрямки спросил Кузька.

— Она уехала в Москву, — ответил Салтыков сквозь зубы, — Кстати, Кузя, ну что там у нас насчёт движка для Агтустуда, ты купил его или нет?

— Нет пока, не купил, — отвечал Кузька, — Ты лучше расскажи, что случилось. Олива не уехала в Москву: она внизу стоит с чемоданами и ревёт в три ручья.

— Да блин, Кузя, я не хочу говорить об этом.

— Вы поругались, что ли?

— Да не поругались, — поморщился Салтыков, — Просто она сама приняла решение уехать. Я не стал её останавливать — хочет, нехай едет в Москву.

— Аня вообще сказала, что ты её выгнал, — прибавил Тассадар.

— Да не выгонял я её! Просто объяснил по-человечески, что мы не можем щас жить вместе. Ну не может же быть так, чтобы человек вообще нихуя не понимал! У нас ни кола, ни двора — ничего нет, я ей сказал об этом, попросил всего лишь подождать со свадьбой до тех пор, пока у нас не будет достаточно средств, чтобы жить вместе. К тому же, у меня сейчас другие планы — я уже говорил вчера по поводу создания собственной проектной фирмы. Всё это я сказал ей вчера вечером, а она как ребёнок, ей-Богу…

— Нет, Салт, ты погоди…

— А чего годить-то? — разошёлся Салтыков, — Ну какой смысл в том, что она здесь останется? Чувства мои к ней прошли, в постели она ничего не может, характер у неё дерьмовый. Какой мне от неё толк? Работать она не хочет, да даже если пойдёт работать — кем она тут устроится без высшего образования, полы мыть в магазине? К тому же, квартиры у нас нет, будем всю жизнь мотаться по коммуналкам, потому что все доходы будут уходить на съём квартиры и прочую хуйню, вместо того чтобы копить на новую квартиру. Всем планам на будущее, карьере, да и вообще нормальной жизни придётся сказать «гуд бай», потому что я тогда не смогу себе позволить ничего из того, что я хочу, а вместо этого мне придётся погрязнуть в этом болоте вместе с ней, вот и будем ошиваться здесь как голодранцы подзаборные и сраться каждый день до тех пор, пока не разбежимся, а разбежимся при такой ситуации ну максимум через год, ибо или я не выдержу или она… А что она собирается делать потом? Уедет обратно в Москву? И какой смысл тогда было бы жениться? Я думаю, что человеку просто приспичило. Вариант со свадьбой, во-первых, абсолютно не просчитан, во-вторых, не рентабелен, а в-третьих, не имеет никаких перспектив.

— Ладно, пусть так, — сказал Хром Вайт, дав Салтыкову возможность высказаться, — Но если основной вопрос упирается в квартиру — почему бы вам не пожить у твоих родителей, например? У тебя же есть своя комната…

— Без вариантов, — отрезал Салтыков, — Мои родители никогда не дадут на это своего согласия.

Хром Вайт понял неуместность своей реплики и сконфуженно замолчал.

— Короче говоря, ты с ней жить не хочешь, — подытожил Кузька.

— Да, не хочу.

— Но послушай, — включился в разговор Тассадар, — Её нельзя отпускать в дорогу в таком состоянии! Бог знает, что ей придёт в голову с отчаяния — и это, между прочим, будет на твоей совести…

— Анго за ней присмотрит, — отмахнулся Салтыков.

— Я бы на твоём месте не был бы так спокоен, — возразил Тассадар, — Конечно, тебе решать, жить с ней или нет, но пусть она хотя бы уедет отсюда в нормальном состоянии. А то мы идём с Кузькой, слышим — ревёт белугой на весь подъезд. Тебе надо, чтобы о тебе говорили в городе как о подонке?

— Мне плевать, что обо мне говорят в городе, — отрезал Салтыков.

— Я бы на твоём месте не плевал. Уедешь ты в Питер или нет — ещё неизвестно, а жить здесь тебе, и пока ещё карьеру строить тебе тоже здесь. А от репутации тут не так уж и мало зависит, поверь мне.

— И что ты предлагаешь? — насторожился Салтыков.

— Я предлагаю замять этот скандал. Пока замять, — сказал Тассадар, — Спустись сейчас вниз, задержи их отъезд. Успокой её как-нибудь, верни в квартиру, уложи спать. У тебя есть дома какое-нибудь снотворное?

— Нет.

— Ну ладно, дадим ей водки, она уснёт. А дальше будем думать, что предпринять.

Идея не очень понравилась Салтыкову, но другого выхода на данный момент просто не было, и он вместе с остальными немедленно спустился вниз.

Истерический рёв Оливы был слышен даже на последнем этаже. Не дожидаясь лифта, парни ринулись вниз по лестнице. То, что они увидели внизу, повергло их в шок: Олива, не прекращая громко реветь, лежала ничком около лестницы и исступлённо билась головой о заплёванный подъездный пол. Аня пыталась поднять её, но Олива отчаянно брыкалась и лягалась, сопровождая всё это оглушительным рёвом.

Салтыков резко схватил Оливу за руку, дёрнул вверх и поднял её на ноги.

— Уйди!!! Я ненавижу тебя!!! Ненавижу!!!!! — исступлённо орала она, пытаясь отпихнуть его от себя, — Ты хуже всех!!!!! Ты хуже Вовки, хуже Даниила даже!!! Они-то мне ничего не обещали, а ты!!!!! Я… я думала, ты лучше… А ты оказался… чудовищем…

Олива пулей вылетела из подъезда, побежала куда-то, не разбирая дороги. Салтыков погнался за ней.

— Что ты прёшься за мной? Уйди от меня!!!

— Подожди, мелкий… Я хочу поговорить с тобой…

— А теперь уже я не хочу с тобой разговаривать! Я тебе всё сказала.

— Не понимаешь ты меня, мелкий…

— А тут и понимать нечего.

Олива присела во дворе на качели. Салтыков сел рядом на корточки.

— Что тебе надо от меня? Мы расстались, всё. Можешь вычеркнуть мой телефон и номер аськи. Я уеду, и больше не отвечу тебе никогда…

— Мы не расстались.

— Я сказала, расстались, значит, расстались. Меня не устраивают такие отношения. Я не собираюсь жить непойми где и приезжать раз в полгода. Я не собираюсь ждать непонятно сколько времени. Этак можно вообще никогда не дождаться…

— Я прошу тебя подождать полтора года.

— Нет.

— Ну хорошо, полгода! Всего лишь полгода, до лета! А летом ты приедешь.

— Нет.

— Ну несколько месяцев! Всего лишь несколько месяцев…

— Нет, и торговаться со мной нечего. Ты не на базаре.

Салтыков озадаченно замолчал. Вот ведь, блин, упёрлась как баран, подумал он.

— Ты хоть понимаешь, в какое дурацкое положение ты меня поставил? — воскликнула Олива, — Как я теперь поеду обратно? Что я матери скажу, друзьям? Что жених меня послал? Мало того, что ты мне всю душу растоптал…

— Ну хочешь, я позвоню твоей матери и поговорю с ней?

Олива даже рассмеялась.

— Нет уж, спасибо. Мне твои медвежьи услуги не нужны. Да и вообще, твоё ли это дело? Это уже мои проблемы, не твои. Я хотела быть с тобой, я всё делала только ради этого. А тебе видимо это не нужно… Хотя чего я тут перед тобой распинаюсь?.. Правильно говорят: рассчитывать надо только на себя…

Олива встала и пошла к подъезду, где возле чемоданов стояли Кузька, Тассадар, Аня и Хром Вайт.

— Так, всё, берём вещи и едем, — сказала Олива.

Однако никто с места не двинулся.

— Вы чего?..

Олива попыталась схватить чемоданы. Парни выдернули сумки из её рук и запихнули её в лифт. Она сопротивлялась, царапалась и вырывалась, но это было бесполезно. Они насильно отвезли её с вещами на седьмой этаж, втолкнули в квартиру, стащили с неё дублёнку и сапоги и уложили спать.

— Ты лежи, лежи, тебе надо спать, — сказал Тассадар.

— Вы что, издеваетесь надо мной?! Пустите, я сказала, что уеду, значит, уеду!!!

— Тихо, тихо. Уедешь ты, уедешь, ты ложись спать, а мы с Аней тем временем съездим на вокзал за билетами. Привезём тебе билеты, и ты уедешь…

Оливе показалась разумной эта мысль, и она покорно дала себя раздеть и уложить в постель. Затем Хром Вайт принёс ей в пластиковом стакане выпить какой-то бурды, и она провалилась в сон.

— Кажется, уснула, — шёпотом сказал Тассадар и все, тихонько затворив двери спальни, просочились в гостиную.

Гл. 43. Совет в Филях

Салтыков сидел перед ноутбуком и, обложившись технической литературой, демонстративно чертил в Автокаде. Ребята вошли и расселись вокруг стола.

— Итак-с, начнём наш совет в Филях, — объявил Тассадар.

— Я голодный как собака, — признался Кузька, — Анго, накрывай на стол. Время завтрака давно миновало.

Аня принесла с кухни бутерброды, кальмаровый салат, консервированные овощи. Парни с жадностью набросились на еду.

— Значит, так, — сказал Тассадар, покончив с завтраком, — Есть вариант: поехать сейчас за билетами для девчонок, но купить билеты в Москву не на сегодня, а, скажем, на послезавтра. За это время Олива сможет успокоиться…